Вадим, если честно, переел кабанины с чесноком, а, заливая пожар внутри, выпил пива, пожалуй, больше, чем позволительно в его возрасте. В голове начало шуметь, и он с особой тщательностью выговаривал слова - однако за собой следил и беседовал вполне разумно, чего нельзя было сказать о Ротбирте - всё ещё злясь на Эльриду, да вдобавок и ощущая его взгляд, тот налился до бровей, понёс околесицу, а потом улёгся щекой на стол и уснул. Во сне он, кажется, всё-таки подрался со щитоносцем Энгоста. Вадим устроил друга удобней и вступил в спор с соседом, горячо отстаивая (ну вот что он в этом понимает?!) преимущества двустороннего "хвостатого" оперения стрел перед трёхсторонним "обрезанным". Когда тема была исчерпана, Вадим ощутил непреодолимейшее желание слить пиво - и выбрался из-под стола.
Он почти столкнулся с девушкой-служанкой, нёсшей блюдо с хлебом. Чтобы избежать столкновения, Вадим отшатнулся и плюхнулся обратно на скамью.
Одетая в алую с белой каймой накидку поверх белой рубахи, девушка была примерно ровесницей Вадима. На витом кожаном поясе висели гребень и нож, но всех украшений было - тоненький серебряный обруч, державший волосы. Даже не было ожерелья или браслета! Красивое лицо девушки сделалось испуганным, она робко смотрела на Вадима большущими синими (не серыми, как у большинства анласов) глазами из-под густых тёмно-рыжих волос. Глазами собаки, которую часто бьют. Странно... Вадим улыбнулся - раньше, чем понял, что улыбается; а ведь он давным-давно не улыбался девчонкам вот так - сразу, всегда - только подумав, обаятельно и... расчётливо.
- Прости, красавица. Не дело было мне пить так много, а потом лезть под руки людям, что заняты делом.
Девушка заморгала. Вадим рассматривал её с искренним, хотя и пьяноватым дружелюбием. Он поймал себя на мысли, что хочет сделать ей что-то приятное. Чтобы перестала выглядеть такой испуганной и несчастной, чтобы улыбнулась... Как этого добиться - он не знал. Вадим помедлил и достал из поясного кошеля, порывшись в нём, две вещи - "цепочку из белого металла", невесть как завалявшуюся в кармане его прежних джинсов - и металлическое зеркальце-гелиограф из полированной стали. Вадим молча надел цепочку на шею удивлённо застывшей девчонки, потом - положил зеркальце рядом с хлебом на блюдо:
- Тебе. Подарок. От меня. Носи.
Глаза девчонки расширились, она слабо трепыхнулась, чтобы отстраниться от молодого ратэста. Потом она подняла локоть - неловко - и закрыла лицо рукавом. Плечи затряслись. Вадим опешил:
- Ну вот, теперь она ревёт... - растерянно сказал он в никуда. - Да перестань ты! лучше бы спасибо сказала...
Девушка поставила поднос на траву, схватила руку Вадима в ладони - горячие, твёрдые и сухие - и прижала к губам, продолжая плакать. Потом показала на рот и печально покачала головой.
- Ты не умеешь говорить? - тихо спросил Вадим. Девушка кивнула. Мальчишка покачал головой. Он уже знал, как относятся у анласов к детям с отклонениями. Как правило, они быстро погибали. Инстинктивная животная брезгливость отталкивала от них даже матерей. Даже те, у кого отклонения не были выражены внешне - глухие, скажем - погибали. Чаще всего в лесу, который требует чуткости. Но немой, к примеру, вполне мог выжить и даже стать славным воином... а немая - женой и хозяйкой. Однако, если за неё некому было заступиться, она - несчастное существо, вечный объект для злых насмешек. Очевидно, с девчонкой впервые кто-то говорил по-доброму, а уж дарить ей что-то... Девчонка подняла блюдо и заторопилась к столам, но ещё пару раз оглянулась на мальчика, который двинулся на поиски укромного места...
...Вернувшись, Вадим обнаружил, что Ротбирт уже проснулся и даже вроде как протрезвел - сидел, терзая ножом кусок телятины.
- Куда пропал? - спросил он. Вадим сел рядом, пододвинул рог:
- Говорил с одной девчонкой... - он засмеялся, поняв, что сказал глупость. - Говорил я. Она немая. Красивая девчонка!
- А, это Эрна, - определил Ротбирт. - Мне её показывали... Красивая? - он выгнулся назад, чтобы увидеть девушку. - Послушай, а ты говоришь правду... - в его медленных словах послышалось откровенное удивление. - Клянусь волосами богинь ветра, я не заметил... Ты знаешь, что она воспитанница Виннэ, отца Энгоста?
- Воспитанница? - в голосе Вадима прозвучало удивление, но Ротбирт с гримасой объяснил:
- Можно сказать - самого Энгоста, а он даже к собаке едва ли сможет относиться хорошо, что уж там к девушке, да ещё сироте, да к тому же немой. Он изводит Эрну с самого детства. А Виннэ слишком любит сына и всё прощает ему, - Ротбирт сплюнул. Вадим хотел было ещё что-то спросить... но тут же забыл, о чём - так как увидел прямое подтверждение правоте слов друга. Эрна проходила мимо Энгоста, и он, повернувшись на скамье, что-то ей сказал. Девушка покраснела, пряча лицо. Соседи пати осуждающе хмурились, но никто не сказал ему ни слова.
- Если он тронет её хоть пальцем... - начал Вадим, сам не осознавая, что говорит. Но Энгост, смеясь, отвернулся, а Эрна пошла дальше. Губы у неё дрожали.
А дальше... дальше события стали развиваться совсем уж неприлично. Энгост вдруг встал. Судя по всему, он был тяжело пьян, но на ногах стоял крепко, лишь кривил губы в ухмылке, да нехорошо блестели глаза.
- Кэйвинг, - раздался его голос, - тебя по праву называют Щедрым... и никого из нас ты никогда не обижал. Сегодня ты по заслугам наградил золотом тех, кто бросил к твоим ногам первую крепость врага, и я вместе со всеми говорю, что они неплохие воины. Но в твоей славной дружине, кэйвинг, занимает место тот, кто этого совсем не достоин!
Йохалла, слушавший Энгоста с напряжённой, но благосклонной улыбкой, сузил глаза:
- Кто же это, отважный пати? Назови его имя и род.
- Имя его я могу назвать. А что до рода... непросто назвать то, чего нет. Это Вадомайр Славянин!
Наступила тишина. Стало слышно, как шумит лагерь. И в этой тишине послышался голос Йохаллы:
- В чём же ты обвиняешь Вадомайра Славянина?
- Он - вор! - Энгост повернулся к Вадиму и вытянул в его сторону руку. - Конь, на котором он ездит, украден у меня!
Поднялся шум. Ратэсты кричали:
- Опомнись, Энгост!
- Остановись, ты пьян!
- Ты и сам знаешь - мальчишка объездил коня сам!
- Этот конь никогда не принадлежал тебе!
- Ты опился пивом, это пиво говорит, а не ты!
Пати Виннэ смотрел в стол, не в силах поднять глаз на сына и товарищей. Энгоста уже тянули за куртку, он отбивался и рычал:
- Он - вор! Вор!
Йохалла начал подниматься с места. Наверное, дело удалось бы поправить, но тут раздался жуткий, задавленный хрип. Скамья с грохотом перевернулась, полдюжины человек попадали, а Вадим вскочил на ноги и так ударил кулаком по столу, что крайняя доска лопнула вдоль и переломилась пополам:
