ГРАФИНЯ (сварливым тоном). А что прикажете, герцог? Мы вынуждены подыгрывать друг другу, иначе власть захватят выскочки и самозванцы вроде Форда и этой шлюхи Винтер. Но должна заметить, что…
ЧУРИКОВ. Хватит! Напомню тебе, матушка графиня, что хоть я не из выскочек, но тоже в некотором роде самозванец. (Поворачивается к герцогу.) А ты, милостивый мой государь Цезарь Александрыч, гляди в корень. В корень гляди! Как этот голубь сизокрылый в Башню проник, не столь уж важно, но вот почему его не признали… Он был среди нас, но ни ты, ни я, ни мадам графиня не учуяли пищу… пищу, что разгуливала среди наших сестриц и братков! Никто не учуял! Он был как мы, был неотличим от нашего рода-племени… Вельми удивительно! И как такое получилось?
ГЕРЦОГ (после долгой паузы). Дьявольщина! Ты сам сказал, Живодер: он был как мы. Вот и ответ!
ЧУРИКОВ. Тогда другой вопрос: кто его инициировал? И зачем? Кому такая мыслишка пришла? Голубок-то наш из Забойщиков!
ГРАФИНЯ. Забойщики злы и свирепы, так что он мог переродиться сам. До сих пор неизвестно, как пища возвышается до нашего уровня.
ГЕРЦОГ. Если он стал как мы, он к нам придет. Ему просто некуда деться. Гильдия его не пощадит.
ЧУРИКОВ. Вот он и пришел, твоя милость. Пришел, голубок! Пришел и снес коротышке башку! Нет, не станем мы ждать, пока он снова явится… Пошлю я за этим… как у нынешних-то говорят?.. за информатором. Узнаем, где обитает наш голубь, возьмем тепленького и учиним допрос… Попытаем! Как говорил Иосиф, наш великий вождь, попытка – не пытка… (Хихикает.) В той же каморке допрос учиним, где он с коротышкой разбирался. Там инструмент вельми подходящий!
ГЕРЦОГ (мечтательно). Да-а, инструмент… Дьявол! Давно я не практиковался!
ЧУРИКОВ. Вот и вспомнишь былое, отец родной. А теперь графинюшку послушаем. Что еще та девка говорила? Чего наш голубок приперся?
ГРАФИНЯ. Казнили мы Забойщика из его друзей. Так он спрашивал…
ЧУРИКОВ. Погоди-ка, матушка! Ты не про Кольку Вырия ли толкуешь? Не про того ли, кого святоши нанимали?
ГРАФИНЯ. Про него. Было названо это имя, девица помнит. А Забойщик спрашивал, кем посланы ликвидаторы.
ГЕРЦОГ. И что коротышка?
ГРАФИНЯ. Сказал.
ЧУРИКОВ. Выходит, ему про нас известно. Ну, ничего, ничего! Черт не выдаст, свинья не съест! Поймаем голубка! Сейчас я распоряжусь насчет этого… как его… информатора. (Выходит и быстро возвращается.) Свяжутся с ним мои опричнички, адресок узнают и наведаются. Сюда велел притащить. Тут он у нас разговорится!
ГРАФИНЯ. Это еще не все.
ЧУРИКОВ. Ну так дальше сказывай, матушка.
ГРАФИНЯ. Он спрашивал о тайном.
ГЕРЦОГ. Порка мадонна! Снова любопытство у людишек разыгралось! Меня, случалось, умоляли… помню, однажды в Болонье…
ЧУРИКОВ(укоризненно). Цезарь Александрыч! Помилуй, батюшка!
ГЕРЦОГ. Пардон!
ЧУРИКОВ. Выходит, он Тайной интересовался? А коротышка об этом знать не знает! Такое вышло разочарование! Полный афронт!
ГЕРЦОГ. Не буду про Болонью вспоминать, но в этом городе тоже не первая попытка. Святоши здесь очень активны и упрямы. Как говорят у русских, хоть кол на голове теши!
ЧУРИКОВ (подхватывает с ухмылкой). Осиновый!
ГРАФИНЯ (раздраженно). Вы мое мнение знаете, господа. Я полагаю, что Тайну сию давно пора открыть. Легализации это пошло бы только на пользу.
ЧУРИКОВ. Твои резоны, матушка, нам известны. Может, и пошло бы, устрашило пищу, а нас возвысило… Да только граф против. Нравится ему в тайны играться.
ГЕРЦОГ (высокомерно поднимает брови). А что нам граф? Мы с Дракулой почти ровесники! Он меня старше всего-то лет на семьдесят, и потому…
ЧУРИКОВ. Чего годами считаться, отец родной? В нашем-то возрасте что семьдесят лет, что два века – все едино. Я графа Влада не за лета уважаю, а за лютость. Я тоже лютоват, но до него мне далеко. Потому я был малый лютый, а он – великий…
ГРАФИНЯ. Как вам угодно. (Пожимает плечами.) Теперь насчет Дойча, Забойщика… Он ведь может домой не явиться. И где тогда его искать?
ЧУРИКОВ. Найдем! У нас не один информатор в полиции, так что объявим розыск. На всякий случай! Девку коротышкину я еще расспрошу, вдруг она что вспомнит.
ГРАФИНЯ (усмехается). Не вспомнит. Нет уже девицы.
ЧУРИКОВ. Скора ты, графинюшка, скора! Ну да ладно. Что у нас еще?
ГЕРЦОГ. Ввести Джавдета в права владения.
ЧУРИКОВ. Введем, непременно введем. Как он черного-то заломал! Бугай этот Пича, а все с Джавдетом ему не сравняться! А почему? А потому, что Джавдет хоть из туркменцев, а все же наш советский человек! Тридцатые годы пережил, сороковые, пятидесятые, войну, целину, застой, перестройку… Все пережил и закалился в лютости! Уважаю! А этот Пича…
ГЕРЦОГ. Кстати, насчет него. Труп может пригодиться, клянусь Сатаной! Пусть его вынесут из Башни и…
Крепко меня скрутило. Свалился я под каким-то забором и корчился полчаса, только что землю не грыз. Потом встал шатаясь и понял, что зверски голоден. Должно быть, метаморфозы в упыря и обратно отняли массу сил, как и пребывание в вампирном обличье. А что я принял за все это время? Только литр чьей-то кровушки… Вспомнив об этом, я содрогнулся от отвращения.
Желудок, однако, требовал свое и тут же напомнил мне, что близко Павелецкий вокзал, а при нем – куча шалманов, открытых днем и ночью. Туда я и поскакал – вернее, поплелся нога за ногу. Видок у меня был еще тот – в измятом пыльном пиджаке, в мокрых штиблетах и штанах, до колен перемазанных грязью. Но хоть золотое шитье уже не сверкало и пуговицы не блестели, на бомжа или нищего я не походил, а выглядел как новый русский после пьяной оргии. Можно было думать, что меня вышвырнули из шикарного клуба, а до того мордовали в сортире, сунув ногами в унитаз. Обычное дело для нынешних времен!
В пятом часу утра я доплелся до привокзальной площади, обозрел харчевни и выбрал павильон узбекской ориентации под вывеской «Шаверма „Ташкент“. Но внутри сидел за стойкой не узбек, а русский дядька в последней стадии ожирения – очевидно, ночной дежурный по шашлыкам и хычинам. Сидел, прихлебывал пиво из внушительной кружки, мусолил журнал с голыми бабами и поглядывал в закрепленный над стойкой телевизор. Развлекался, в общем. Посетители были ему нужны как прошлогодний снег.
Плюхнувшись на стул, я вытащил из бумажника тысячную купюру и помахал ею в воздухе.
– Шашлык есть, приятель?
– Нет шашлыка, – сообщил толстяк, спрятав журнал под стойку и оторвавшись от телевизора.
