Сам Володька Четвертаков, как и любой нормальный мужчина, выпить любил и при случае мог даже изрядно надраться, но никогда не опохмелялся и всячески ругал за эту дурную привычку Егора во все годы их дружбы.
– Да вот думаю, похмеляться или нет, – признался, застигнутый на месте преступления Егор.
– И к чему же привели твои раздумья?
– Пожалуй, не буду, – Егор нерешительно поставил бутылку на стол.
– Да ты не стесняйся, – Володька сел на кровати и принялся натягивать джинсы. – Это мне на работу неплохо бы сходить, а ты человек вольный. Тем более с деньгами. Деньги, кстати, советую дома не держать, потому как Юра или его дружки, неровен час, захотят вернуть утраченное.
– А где же мне их держать? – искренне удивился Егор.
– В банк положи, – раздался хриплый с перепою баритон Короля из соседней комнаты.
– С добрым утром! – весело сказал Володька.
– В банк… – Егор с сомнением почесал в затылке и огляделся в поисках штанов. – Не люблю я все эти банки-шманки. Сколько их уже лопнуло… То ли дело наличные!
– Ну и дурак, – в дверях появился Король. – Времена изменились, и это необходимо понимать.
– А в какой? Сбербанк я не люблю – там вечно очередь, и тётки за окошком какие-то… как будто до сих пор советская власть на дворе.
– В «Банк Москвы» положи, – посоветовал Король. – У нас есть их филиал на Горького. Там тебе всё быстро и вежливо покажут и расскажут. В нашей стране, конечно, ни в чём нельзя быть уверенным, но в данном случае это надёжнее, чем держать деньги дома. Тем более тебе. У тебя даже собаки нет, а уж дверь твою в дом открыть – раз плюнуть… – он внимательно посмотрел на стол и неуверенно спросил. – А что, старик, похмелиться у нас не осталось?
Когда Егор проводил гостей и убрал в комнате, время уже приближалось к трём часам. Напившись крепкого чаю и съев кусок хлеба с маслом и колбасой (вчера ночью, слава богу, догадались купить не только пиво и водку, но и кое-какую закуску), он почувствовал себя гораздо лучше. Особенно согревало душу то, что удержался и, даже несмотря на уговоры Короля, похмеляться не стал. Закурив, пересчитал деньги. Пять тысяч долларов без малого. Такой суммы Егор Хорунжий не держал в руках ни разу за всю свою жизнь. Поставлю, наконец-то, телефон, решил он. А пока… Наверное, Король прав, и деньги действительно стоит положить в банк. Да, удачно всё получилось. Только вот Анюта… Егор вдруг понял отчего его не особенно радует неожиданный выигрыш – получается, что он наварил деньги на ссоре с собственным автомобилем.
Ссора с собственным автомобилем.
Звучит как бред сумасшедшего.
И тем не менее, это так. Он действительно поссорился с собственным автомобилем. Только автомобиль уж больно необычный и вообще неизвестно, автомобиль ли это. А если не автомобиль, тогда кто? Или что? Старая цыганка вчера сказала, что в машине сидит какой-то очень сильный дух, причём женского рода. Допустим, насчёт женского рода он и сам догадался, а вот насчёт духа… В духов Егор не верил. Точнее, никогда особенно не задумывался, верит он в них или нет. Что уж говорить о духах, когда даже с Богом у него были очень неопределённые отношения. Крещён-то он был ещё в младенчестве, но в церковь заходил крайне редко, из Библии читал только Евангелие (да и то не полностью), а нательный крест носил не по вере, а, скорее, по извечной казачьей традиции. Как бы то ни было, но при мысли о том, что Анюта его покинула, Егору становилось как-то скучно и даже тоскливо. «Будет тебе от неё большая радость и великая тоска», – припомнил он вчерашние слова цыганки и, прихватив деньги и паспорт, вышел во двор.
Внешне в машине ничего не изменилось. Такая же новенькая и умытая, она стояла посреди двора, как показалось Егору, в насмешливом ожидании.
Ладно, блин с горохом, подумал он. Попробуем ещё разок.
Попытка удалась.
Двигатель завёлся с пол-оборота, заурчал сыто и довольно, и вместе с ним часто-часто застучало Егорово сердце.
Неверной от волнения рукой он включил приёмник и пошарил по волнам.
Музыка.
Речь наша и чужая.
Футбольный матч.
Снова музыка.
Анюты не было.
– Ну прости меня, пожалуйста! – воскликнул Егор. – Ну дурак я, дурак. Не догадался, что ты живая. Но меня ведь тоже понять можно – жил себе и жил, как все люди, а тут вдруг такая встреча! Я о подобном никогда не только не слышал, но даже в фантастических романах не читал. Трудно, знаешь ли, вот так вот сразу взять и поверить, что в твоей машине поселилось… живое существо. Опять же я так ведь и не знаю, кто ты на самом деле. Ну, что мне сделать, чтобы ты меня простила?
«…стоимость тура, включая полный пансион и проживание в отеле, от четырёхсот долларов!» – жизнерадостно сообщил из динамика женский голос: «Москва-тур! Телефон…»
Реклама, блин, догадался Егор и в сердцах выключил приёмник.
– Ладно, – сказал он, обращаясь к шкале настройки, – я, конечно, понимаю, что ты женщина и всё такое, но у меня тоже своя гордость имеется. Захочешь поговорить – пожалуйста, а сам я больше к тебе обращаться не намерен, обижайся сколько влезет. Кстати, забыл сказать спасибо – я вчера, благодаря тебе, заработал пять тысяч баксов. Так что, как говорится, нет худа без добра.
С этими словами Егор распахнул дверцу и решительно вознамерился выйти из машины. Он даже поставил уже одну ногу на асфальт и протянул руку к ключу зажигания, но в последний момент вместо того, чтобы этот самый ключ вытащить, повернул его по часовой стрелке.
Анюта завелась.
– Вот и умничка, – улыбнулся Егор, ласково погладил рулевое колесо и пошёл открывать ворота.
На повороте к трассе он увидел цыгана Юру. Тот стоял на вчерашнем месте и в полном обалдении смотрел на проезжающую мимо машину Егора. Егор притормозил и высунулся из окна.
– Привет! – крикнул он. – Представляешь, сегодня сама завелась! С пол-оборота! Извини, но я сам ничего не понимаю!
И прибавил газу.
В «Банке Москвы» на улице Горького было тихо, пусто, чисто и прохладно. Вежливый полноватый молодой человек в очках помог Егору с формальностями, предложил зайти через неделю за пластиковой карточкой и принял деньги.
На улицу Егор вышел, ощущая себя первый раз в жизни богатым человеком: двести долларов он обменял на рубли, триста оставил при себе на всякий случай и четыре тысячи триста положил на счёт. Такое дело, как открытие валютного счёта, и отметить стоило как-то особо. Первой мыслью было набрать коньяка, шампанского, а также всякой заморской закуски и завалиться в мастерскую на Ульяновской к дружкам-керамистам, но мысль эту он тут же с негодованием отмёл как избитую и пошлую. И даже не мысль это была вовсе, а просто годами выработанный условный рефлекс. Он попытался припомнить сколько раз за последние десяток лет пил в керамической мастерской на Ульяновской, сидя на заляпанных шамотом и глиной стульях, за шатким, когда-то раздвижным, сделанным где-то в конце пятидесятых годов, столом с позавчерашней газетой «Вечерний Ростов» вместо скатерти. И не смог этого сделать. Получалось слишком много. Так много, что все эти дни рождения, получения гонораров, государственные и религиозные праздники, вступления в Союз художников, писателей, журналистов и даже композиторов, открытия выставок и выход первых книг, свадьбы, разводы, поминки и, наконец, дружеские и просто пьянки и выпивки слились в какое-то одно бесконечное и, главное, абсолютно предсказуемое и скучное застолье. В этом застолье всё, что могло случиться: драки, скандалы, братания, песни и пляски, походы на левый берег с целью купания голыми при луне и без оной, паданье мордой в салат и шамот, адюльтеры и просто сексуальные забавы со старыми и новыми знакомыми девушками и женщинами, бесконечные споры об искусстве и своём месте в нём (старик, я – гений, а ты, извини, говно), всяческие молодецкие забавы, из которых самая невинная – борьба на руках, пьяные слёзы, признания и исповеди – всё давным-давно случилось. И не только случилось, но и повторилось неоднократно и в различных вариациях.
