— Каким образом?
— Наши ученые нашли легкий и дешевый материал, названный атонием. Этот материал сплавляется с графитом при огромной температуре и сильном давлении. Получается… Как бы это лучше сказать? — Варламов щелкнул пальцами. — Получается своего рода слоеный пирог, который прекрасно поглощает проникающую радиацию.
— Ну, а корпус корабля из чего сделан? — спросил Громов. — Титан, конечно?
— Угадал!
Громов знал, что титан обладает замечательными свойствами. Он очень легок, необыкновенно прочен и не подвержен коррозии.
— Нам пора, — сказал Лихонин, слушавший их разговор.
— Извините, Борис Харитонович, — попросил майор. — Мы еще продолжим нашу беседу.
Офицеры спустились внутрь корабля и вошли в каюту, отведенную для женщины. Необычная пассажирка сидела на койке, свесив ноги, обутые в тапочки. Вместо меховой одежды, ей выдали матросскую форму. Брюки были велики женщине, и она подвернула их, зато форменка пришлась по росту. Тоненькая, затянутая широким флотским ремнем, женщина была похожа на юнгу. Этому сходству мешали только густые темные волосы, рассыпавшиеся по ее плечам.
— Доктор сказал, что вы чувствуете себя лучше, — заговорил Лихонин.
— Да, мне совсем хорошо, — улыбнулась женщина, поправляя волосы. — И, прежде всего, я хочу поблагодарить вас за спасение.
— Давайте познакомимся.
— Конечно. Меня зовут Мэри Коллинс.
— Как вы очутились на лодке?
Женщина будто ожидала этого вопроса и заговорила быстро, как заученный урок.
— Дядя моего мужа состоятельный человек. Он давно обещал покатать нас на своей шхуне. Он сдержал слово. Мы прошли через Панамский канал и направились на юг. Потом поднялся очень сильный шторм, и шхуна затонула. Я не помню, как очутилась на резиновой лодке. Хорошо, что в лодке оказался бочонок с водой. Иначе мне не пришлось бы говорить с вами. Я потеряла мужа, дядю, столько пережила за это время. У меня уже нет слез. А иногда кажется, что я сошла с ума.
— Успокойтесь, вы совершенно здоровы. — Родион Николаевич протянул ей стакан воды. — Вы не помните, где и когда вас захватил шторм? У берегов Южной Америки?
— У меня все перепуталось в голове.
— Простите за любопытство. Еще один вопрос: как называлась шхуна?
— «Шарлотта».
Женщина отвечала без запинки, но и Лихонин, и Громов чувствовали, что она говорит неискренне. Она, казалось, боялась сказать правду.
Молчавший до сих пор Громов вдруг быстро спросил:
— Сколько времени вы были в Антарктиде? Год или больше?
Коллинс вздрогнула, подняла руки, будто защищаясь. Вопросы сыпались один за другим.
— Вы близко знакомы с Джоном Уилксом? Знаете адмирала Рэкфорда?
Черные стрельчатые брови женщины взметнулись.
— Нет, нет! — воскликнула она. — Я ненавижу их. Они — убийцы!
— Вот как, — сказал Громов, откидываясь на спинку кресла. — Вы не беспокойтесь, Коллинс, вы в полной безопасности. И, я надеюсь, вы расскажете нам все, что знаете об Уилксе и Рэкфорде. Ведь вы, как я догадываюсь, совершили свое нелегкое путешествие для того, чтобы сообщить о каких-то взрывах.
— Да, я расскажу все… Только не сейчас. Я очень устала.
— Отдохните. Вы скажете доктору, когда захотите поговорить с нами.
Офицеры вышли, прикрыв за собой дверь.
— Ну что же, теперь многое стало ясно, — сказал Громов.
— Мы не знаем пока еще самого главного. Неизвестно место…
— Пора, пожалуй, разъяснить задачу личному составу, — подумав, сказал Лихонин…
Через час все моряки, свободные от вахты, собрались в старшинский кубрик.
— Вы знаете, товарищи, что народы всех стран понимают опасность атомной войны и ведут борьбу против нее, — говорил Громов. — Но империалисты все еще продолжают вынашивать мечту о применении термоядерного оружия. Многим из вас, вероятно, знакомо имя миллиардера Джона Уилкса. Это имя часто мелькало на страницах газет несколько лет назад. Этот крупный империалистический хищник был одним из самых ярых сторонников термоядерной войны. Это он призывал создать воздушную армаду для массированного удара по социалистическим странам. И не только призывал — на его заводах готовилось водородное оружие. Но развязать войну, когда народ против нее, нелегко. И вот год назад Джон Уилкс исчез.
— Как это исчез? — спросил мичман Антипов. Лицо боцмана выражало такое искреннее удивление, что Родион Николаевич, взглянув на него, не смог сдержать улыбку. Боцман был простой, бесхитростный парень, что называется «душа нараспашку».
— Я не шучу, товарищи, — продолжал Громов. — Джон Уилкс исчез. Нам стало известно, что приблизительно в тот же период было демонтировано и куда-то перевезено оборудование нескольких атомных заводов, принадлежавших Уилксу. Вместе с этим дельцом исчезли еще несколько рьяных сторонников атомной войны, атомных авантюристов. В том числе закоренелый атомщик адмирал Рэкфорд. Мы предполагали, что Уилкс и Рэкфорд укрылись где-то в неисследованных краях южного материка. События последних дней подтвердили это. Возникает вопрос, товарищи, зачем они скрылись из глаз людских. Вместо того, чтобы спокойно дожить свои дни в комфортабельных особняках? Ответить нетрудно: Джон Уилкс и адмирал Рэкфорд готовят человечеству какую-то гадость. Действуют они, конечно, не в одиночку. За их спиной стоят империалистические монополии, крупнейшие дельцы. Они боятся народов, боятся выступать открыто. И вот задумали какую-то новую авантюру.
Громов сел, принялся обмахивать раскрасневшееся лицо платком.
Родион Николаевич обвел взглядом знакомые лица. На него доверчиво смотрели десятки глаз. Вот сидит наголо остриженный радист-молдаванин Mapко Чернослив. Он совсем молод. Плечи у него острые, угловатые, шея тонкая и длинная. Над верхней губой чуть пробивается пушок, еще незнакомый с бритвой. Он смущенно улыбается, заметно волнуется. А вот электрик Тасмухаметов, пожилой, черноусый сверхсрочник, совершенно спокоен. Боцман Антипов возбужден, крутит рукой свой чуб.
— Я буду краток, товарищи, — негромко сказал Лихонин. — Наша задача — разыскать, где скрываются Джон Уилкс и Рэкфорд, и принять на месте необходимые меры. Кроме нас, в район Антарктиды идут еще два уникора… Еще вот что. Советские моряки всегда показывали пример мужества и героизма. И я уверен, — экипаж первого уникора не уронит честь нашего флага!
В штурманской рубке над картой низко склонились две головы. Черные коротко постриженные волосы майора Громова, торчавшие, как иголки ежа, почти касались русых вьющихся волос Лихонина.
