с молодости жратвы, так что пришлось организовать с помощью одного знакомого сеть быстрого питания, где продавалась качественная шавуха. Заодно и маму уговорил уйти из столовой и возглавить новый кооператив, кому им рулить как не повару с многолетним стажем.
К сожалению, все мои начинания рассыпались прахом. На сеть шаурмы наехал племянник кандидата в ЦК партии, бодаться с которым мы не могли физически, так что пришлось закрыться. Я надеялся, что временно, но тут как карта ляжет. В регистрации принтера отказали под странным предлогом. Сдаваться я не собирался, но поможет ли мне знакомый из конторы глубокого бурения, я тоже не знал. «Птичка» без рекламы подвисла, люди просто о ней не знали, так что и этот проект встал колом. Но я все равно не отчаивался, как у любого порядочного попаданца у меня был козырь, который я сейчас активно разыгрывал – песни из своего мира.
Сразу говорю, Высоцкого петь даже не пытался, во-первых, потому что у меня стадо медведей польку-бабочку три недели на ушах плясали, а во-вторых, Владимир Семенович за это мог и леща дать. Если я не ошибаюсь, на данный момент он имел ранг кандидата в Мастера, от пагубных пристрастий излечился, служил худруком Театра на Таганке, много ездил по стране с выступлениями, частенько мотался за границу, а количество изданных дисков у него перевалило далеко за полтинник.
Другой вопрос, что далеко не все знакомые мне исполнители и авторы слов и музыки существовали в этой версии реальности. Например, не было Николая Николаевича Добронравова с женой, Александрой Николаевной Пахмутовой. Уж не знаю, как сложилась их судьба, но никаких упоминаний об этих людях мне найти не удалось. Правда, нормального поисковика типа вражеского Гугля в СССР не имелось, но Справочное бюро работало хоть и медленно, но надежно. И вот оно выдало справку, что людей с такими именами не существует. Как и некоторых других, кого я проверял.
Давало это стопроцентную гарантию, что меня не поймают? Нет. Мало ли, может, тот же Юрий Востров, автор песни «Черные глаза» так же работает в Гостомельском аэропорту под Киевом, просто никому свое творчество не показывал. Может такое быть? Да запросто! Это попаданцам в шестидесятые хорошо, копируй то, что написали за следующие сорок лет да, выдавай за свое. А я что принесу? Бабку Инстасамку, которая в свои шестьдесят все еще на сцене силиконовыми сиськами трясет и вопит про свою пусси? Или этого, как его… который выглядит, будто его собаки драли, но бросили и только обоссали. У меня дети пару раз включали его треки, я кроме слова «сука» там никаких знакомых звуков не услышал. Боюсь, меня бы за это выпнули из страны быстрее собственного визга.
В итоге я постоянно боялся, что меня разоблачат. Ладно там какой-нибудь Баста, который тут появиться не мог по определению, но вдруг я ошибся и где-нибудь в глубинке сидит тот же Добронравов, который, услышав свои стихи, поднимет бучу. Не то чтобы меня интересовала мирская слава или популярность, я вполне мог бы прожить и с клеймом плагиатора, но все же не хотелось бы, ибо песни были моим активом, который я собирался превратить в деньги. И когда ко мне подошла Зосимова, у меня сердце упало, последний шанс заработать таял на глазах. Я и Ленке ничего не ответил, что ее добило окончательно, и шел сюда как на расстрел. Но теперь, глядя на отвратные вирши старого му… поэта не мог понять, они серьезно подозревают меня в плагиате этого?!
– Бред, – повторил я, бросая брошюру со стихами на стол.
– Выбирайте выражения, молодой человек! Ты комсомолец. Пока еще… – хлопнула по столу ладонью Зайцева, выделив голосом последние слова. – И находишься не с дружками в шалмане или где там подобные тебе собираются, а в приличном обществе! И вести здесь себя надо соответствующе! Хотя, думаю, ты даже не понимаешь, что это значит. Я сразу, сразу была против его вступления в комсомол, и если бы не…
– Это просто какой-то позор, – тяжело вздохнул райкомовец Лаптев. – А ведь я уже доложил наверх. Сам товарищ Васнецов заинтересовался и приказал срочно выпустить диск. И что теперь? Что я ему скажу? Что ничего не получится, потому что малолетний сопляк не нашел ничего лучше, чем украсть чужие тексты?!
– Подождите… – робко начал директор, но его перебил сам Аристарх Митрофанов, до этого со скорбным видом кивавший в такт словам партийных и комсомольских работников.
– А я считаю, что не стоит торопиться, товарищи, – выглядел секретарь парткома Союза писателей сейчас, как добрый дедушка, внуки которого устроили очередную шалость, и их надо бы отругать, но при этом видно, что он их сильно любит, только вот я на такое давно не велся, самые крупные гадости в моей жизни были сделаны именно такими людьми. – Все мы были молоды, и все ошибались. Партия учит нас, что людям нужно давать второй шанс. Я не обижаюсь, сам когда-то горел творчеством, мне казалось, что я могу взять чьи-то стихи и сделать их лучше, и тогда старшие товарищи указали мне, что это ошибочный путь. Вот и сейчас мое мнение, что надо простить юное дарование, если, конечно, он осознает свою вину, извинится, и… вернет то, что украл.
– Хм… – задумался Максим Захарович, барабаня по столу пальцами, а затем будто расцвел. – Если вы так считаете, Аристарх Владленович, тогда никаких проблем не будет! Можно не останавливать запись диска, просто изменить имя автора стихов! Это же отлично, товарищи!
– Но подождите, разве мы можем оставить такой проступок безнаказанным?! – естественно, Зайцева не могла меня просто так отпустить. – Если он уже начал с воровства, что будет дальше?
Вчера он крал сигареты, сегодня песни, а завтра продаст капиталистам родину.
– Я думаю, не стоит бросаться такими громкими словами… – снова попытался вмешаться Иван Сидорович, но его опять перебили.
– Наказать, конечно, надо, но на первый раз можно ограничиться выговором. – Представителю райкома партии хотелось побыстрее закончить это дело, чтобы не поднимать волну. – Вы, конечно, правы, Ирина Олеговна, но все же это наш подопечный, а кто как ни партия и комсомол должен воспитывать и направлять молодежь на правильный путь, указанный нам товарищами Марксом, Лениным и, конечно, нашим вождем, дорогим Иосифом Виссарионовичем Сталиным! Комсомольский комитет школы и лично товарищ Яковлева допустили серьезную ошибку, не проверив все как следует. И мы их обязательно накажем, но, возможно, Иван Сидорович захочет взять провинившихся на поруки? Все-таки это в его коллективе случилось такое