тела местами растрепались и напитались просочившейся кровью.
— Что происходит? — Медик бросился на помощь. — Тебе нельзя покидать палату! Да тебе даже вставать противопоказано! Ты и сам это прекрасно знаешь. Тебя нужно вернуть обратно. Я сейчас вызову санитаров.
— Нет. Подожди. — Тяжело дыша и с трудом подавляя стон боли, сказал Джон. — Я долго думал… Я был не прав! И я прошу у тебя прощения. Я столько лет держал это в себе, считая тебя виноватым в собственных бедах. Прости меня!
С последними словами Джон повалился на пол, потеряв сознание. Клайв даже не успел его, как следует, перехватить.
— Поможешь вернуть его в палату?
— Конечно! — С готовностью откликнулась Саша, внутренне сжимаясь от осознания того, что романтический вечер так внезапно и подло закончился.
Следующие несколько суток прошли в повседневной суете. Джон стремительно шел на поправку и даже оказывал посильную помощь в лечении пациентов. Их отношения с Клайвом начали налаживаться, несмотря на то что последний, в глубине души, все еще дулся на своего старого приятеля.
— Так, что тут у нас? — По привычке спросил сам себя Клайв, рассматривая медицинскую карту больного. — Процедуры, болеутоляющие и терапия. Изменений в состоянии нет. Очень плохо.
— Насколько плохо? — Поинтересовался появившийся в палате Джон.
— А, это ты. Привет. — Ответил Клайв. — Уже полгода пытаемся добиться улучшений в состоянии здоровья больного, но все оказывается без толку. Боюсь, при нашем нынешнем финансировании его придется выписывать уже через неделю.
— Это который из них? — Спросил Джон, обведя битком набитую больными палату. Медик лишь кивком головы указал на стоящую в самом углу койку. Там оказался закутанный в бинты человек. Его состояние и вправду было плачевным. Обе ноги отсутствовали: правая практически по самый пах, а левая, едва доставая до коленной чашечки. Лицо человека было обезображено жуткими шрамами, от чего-то не заживающими и сочащимися сукровицей. — Что с туловищем и руками?
— Руки и внутренние органы в порядке. Досталось в основном ногам, которых нет и туловищу, покрытому ожогами различной степени тяжести. Кроме этого, из него было извлечено большое количество металлических осколков. Но и это не самое страшное.
— Что же может быть страшнее? — Ужаснулся Джон.
— Как я уже говорил, на протяжении полугода интенсивного лечения, его раны практически не заживают. Он держится благодаря каким-то супернавороченным имплантатам и силе воли. Дольше держать мы его здесь не можем, а без нашей поддержки ему не прожить и нескольких дней.
Джон нагнулся над телом, чтобы получше рассмотреть степень повреждений. Осмотрел ноги, туловище, руки и добрался до головы. Неожиданно больной открыл глаза. Клайв в испуге отшатнулся.
— Простите. — Сказал он больному.
— Не обращай внимания. — Устало махнул рукой Клайв. — Он все время лежит и смотрит в потолок. Мы не слышали от него ни единого слова. Даже как его зовут, не знаем.
— Ты хочешь сказать, что его личность не установлена?
— В нашей базе данных ничего на него нет. Да и какая это база данных — обрывки старых медицинских карточек…
— Но это же неправильно! Как можно лечить пациента, не зная о нем даже самые простые вещи? Такие, как имя или фамилия.
— У нас таких процентов пятнадцать лечится. Удивляться тут нечего. Такие как он — солдаты, эвакуированные с Земли в последние часы ее жизни…
— Солдат, говоришь. — Протянул Джон. Немного подумав, вновь склонился над больным и посмотрел в его голубые глаза. — Держись, братишка, мы своих в беде не бросаем!
Больной на заявление никак не отреагировал, продолжая бездумно глядеть в одну точку. Очевидно, что жизнь для него уже закончилась. Оставалось лишь ждать, когда под ней проведут итоговую черту медицинского осциллографа.
— Клайв! — Джон догнал приятеля, уже вышедшего в больничный коридор. — Мы можем для него что-нибудь сделать?
— Мы сделали все что могли. Мы должны приложить все усилия для того, чтобы спасти тех, кого еще можно спасти. — В глазах Клайва плескалась вселенская печаль. — И чем он так тебя заинтересовал? Чем он лучше других?
— Не знаю. Просто в нем чувствуется какой-то стержень. Я увидел это в его глазах. Это глаза человека, потерявшего все, за что он боролся, но все же до конца не сломленного.
— Если тебя настолько беспокоит судьба именно этого несчастного, то думаю, у тебя есть шанс ему помочь. — Задумчиво проговорил Клайв.
— Правда?
— Завтра в госпиталь прибывает один очень влиятельный человек. Его имя Конрад Вернер. Он основатель и глава благотворительного фонда. Если ты уговоришь его профинансировать дальнейшее лечение этого человека, то возможно продлишь на какое-то время жизнь несчастному.
— Я постараюсь это сделать! — В голосе Джона было столько решительности, что Клайв не осмелился с ним спорить по поводу безнадежности этого мероприятия. Что было лучше: продлить жизнь умирающего человека на несколько месяцев или реально вытащить с того света одного или двоих пострадавших человек? Ответ вполне очевиден. Но, пожалуй, только не для Джона.
Конрад Вернер прибыл на дрейфующий госпиталь в собственном челноке под военным флагом Альянса систем. Его встречала делегация из врачей, военных и немалого количества гражданских, прибывших в надежде, что богатый меценат профинансирует именно их родственника или друга. Прием был многочисленный, но не торжественный и не пышный. Конрад не любил помпезности.
После приветственных слов, Вернер сразу же отправился смотреть пациентов. Конечно же, не всех. Чтобы посетить каждого из больных на дрейфующем госпитале, потребовалось бы несколько месяцев. Осмотру подверглись люди из списка, предоставленного главными врачами и заведующими отделениями. К сожалению, не все получат должное финансирование. Возможности Конрада Вернера не безграничны и кому-то придется остаться без дополнительного лечения.
Делегация мецената пробыла в госпитале почти целые сутки. Сотни жизней были спасены. Один лишь Джон Браун был крайне недоволен и даже несколько разозлен тем фактом, что не смотря на его настойчивые просьбы, чем-то приглянувшийся ему тяжелобольной пациент не попал в список счастливчиков. Пробиться к самому Конраду Вернеру, чтобы просить его лично о протекции, не было никакой возможности. Многочисленная толпа просящих неотступно следовала за меценатом, в надежде вымолить спасение.
Пытаться протолкаться сквозь такую толпу, сам, находящийся в нелучшем состоянии Джон, даже и не пытался. Вместо этого, в его голове созрел безумный план. Его неотступно преследовала мысль, что стоит только Вернеру взглянуть в глаза тяжелобольного, как он тут же согласиться профинансировать его дальнейшее лечение. Кроме непробиваемой уверенности в том, что все так и будет, у Джона ничего больше не было.
Делиться же своими планами с Клайвом, Джон посчитал неразумным. Друг наверняка попробует отговорить его от столь сумасшедшего поступка и вполне возможно, они, на почве этого разногласия, вновь поругаются. Джону этого
