— Очень странное чувство у меня сейчас, — сказала Алиса. — Душа как бы мерцает из одного состояния в другое. То кажется, что счастье огромное свалилось, а то наткнешься на что-нибудь этакое — и как мордой в дерьмо. Я, наверное, непонятно говорю…
— Нет, все понятно, — сказал Рон. — Очень даже понятно. Вот что, Алиса. Посиди здесь, почитай букварь, потренируйся, а я пойду, пройдусь.
Алиса что-то сказала ему вслед, но он не услышал. Вышел из комнаты, коротко бросил Доре:
— Будешь Алису обижать — уши оторву.
Вышел из номера, наткнулся рассеянным взглядом на неприметную дверь, ведущую в подвал и далее в подземный ход, подумал: «И чего здесь Зак пост не поставит, дыра же в периметре охраны…», оборвал эту мысль и пошел вниз, в подвальный бар.
— Косяк? — предложил бармен.
— Пока не надо, — покачал головой Рон. — Чай и каких-нибудь пирожных… хотя нет, косяк тоже принеси, но попозже.
Уселся в мягкое кресло, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Алиса не сказала ему ничего особенного, а изъяснялась она так косноязычно, что ее слова можно понять вообще как угодно, но… Почему-то ее бессвязное бормотание разбередило его душу. Да и не такое уж бессвязное, основную мысль она выразила очень точно. Душа мерцает из одного состояния в другое. Очень точно сказано. Рон тоже чувствовал нечто подобное, но не мог выразить словами. И кто из них, спрашивается, тупое животное?
Это началось около шестидесяти дней назад, когда примерно в таком же баре, разве что более обшарпанном, Рон познакомился с Заком Харрисоном. Поначалу Рон решил, что Зак — такой же менеджер среднего звена, как он сам. Зак держался с ним очень просто и свободно, на равных, невозможно было поверить, что он рыцарь, рыцари не такие — высокомерные, чванливые… Но Зак был совсем другой — умный, понимающий, честный, он так зажигательно говорил о правах, свободах, справедливости… В какой-то момент Рон сказал ему:
— Знаешь, Зак, не будет от твоих слов никакого толка. Менеджеры по барам могут болтать о чем угодно, но будь ты рыцарем или, скажем, аэдилом, ты бы не стал так говорить. Ты бы радовался, что тебе довелось быть угнетающим, а не угнетаемым, а о всяких правах и свободах даже и не думал бы! Зак загадочно улыбнулся и сказал:
— Вообще-то я рыцарь. Не веришь? Хочешь, в следующий раз меч принесу?
Рон смутился и стал бормотать что-то несвязное, дескать, приношу смиренные и искренние извинения, но Зак посмотрел на него печально и сказал:
— Я думал, ты смелый, а ты только языком болтать горазд.
И тогда душа Рона переключилась в другое состояние. Он увидел себя со стороны, каким он сейчас представляется Заку — очередной бестолковый болтун наподобие тех столичных придурков, что собираются в толпу, хором орут: «Не дадим вырубить Бомбадилов лес!», нескладно поют хором песни протеста, а как только на горизонте появляются первые орки городской стражи в форменных жемчужных браслетах — разбегаются в ужасе. А самое противное — все это правда, Рон действительно именно такой болтун. Или не такой?
— Я смелый, — заявил Рон. — Рыцарь ты или нет — мне плевать. Все люди созданы богами равными. Зак рассмеялся и хлопнул Рона по плечу. А Рона понесло дальше:
— Я смелый, — повторил он. — Я вообще ничего не боюсь, а когда покурю, как сейчас, я вобще любое могу! Ты не смотри, что я тихий и скромный, я прокуратора знаешь на чем вертел? Думаешь, я его уважаю?! Да он ворюга прожженный, тварь подколодная, чтоб его Калона с обоих концов поимел! Знаешь, сколько он ворует?
— Не знаю, — покачал головой Зак. — И ты тоже не знаешь.
— А вот и нет! — воскликнул Рон. — Думаешь, он все операции сам прорабатывает? Да у него мозга не хватит! Он тупой! Все казнокрадство через меня идет!
Зак воровато огляделся по сторонам, и Рон понял, что громкость следует убавить.
— Что-то я тебя не совсем понимаю, — сказал Зак. — Ты так говоришь, будто гордишься всей этой мерзостью.
— А что мне еще остается? — пожал плечами Рон. — Плетью томагавка не перешибешь. Там наверху все одной цепью скованы. Ну, допустим, подготовлю я компромат, отвезу в столицу, и что? Зарежут меня по-тихому, и всё.
— Может, и зарежут, — сказал Зак. — А может, и не зарежут. Видишь ли, Рон, в целом ты прав, но в одной мелочи ошибаешься. Те, кто наверху, скованы не одной цепью, а несколькими разными. Между олигархами есть противоречия.
— Да хватит тебе трындеть! — возмутился Рон. — Есть противоречия, нет противоречий, все равно до маленьких людей олигархам дела нет! Вот был бы ты сам олигархом — тогда еще можно было бы о чем-то говорить. Но ты же не олигарх! Зак не поддержал шутку Рона. Он сказал, совершенно серьезно:
— Я вхожу в число ближайших помощников Стивена Тринити. Я имею право отдавать приказы его именем. Мы с тобой можем стать плетью, которая реально перешибет этот томагавк. Рон почувствовал, что трезвеет.
— Ты серьезно? — спросил он. — Ты серьезно предлагаешь мне предать господина?
— Интересный ты человек, — улыбнулся Зак. — Когда разговоры разговариваешь, Джерри Смит для тебя ворюга прожженный и змея подколодная. А как до дела дошло — сразу господин. Хорошо еще, что хозяином его не называешь.
— Ты на что это намекаешь? — возмутился Рон. — Я не раб! То, что я делаю, я делаю по собственной воле.
— Однако твоей воли пока хватает только на гадости, — сказал Закю. — Да ты не расстраивайся, это обычное дело. Жаловаться на несправедливость люди любят, а исправлять ее своими руками — не любят. Потому что страшно. А потом удивляются: «Почему мир такое дерьмо?»
— Почему, почему… — проворчал Рон. — По жизни он дерьмо! Да ты и сам тоже хорош! Ты же не ради справедливости меня уговариваешь! Сейчас средства на оборону дистрикта распиливает Адамс, а ты хочешь, чтобы их распиливал Тринити. А справедливость тут ни при чем.
Выслушав эту отповедь, Зак довольно молчал, пристыженно, как показалось Рону. Но когда Рон открыл рот, чтобы сказать что-нибудь глумливое и закрепить победу в словесном споре, Зак его опередил.
— Клянусь Джизесом, Эпаменидом и Докинзом, что я тебе не лгал, — заявил он. — Когда я говорил о правах, свободах и справедливости, я не лгал ни в единой мелочи. Я действительно верю в то, о чем говорю. Большинство людей привыкли считать всех, кто стоит выше их, мерзавцами, но это не всегда верно. А когда это неверно, это так одиноко… Но ты все равно не поймешь.
Зак залпом допил чай и положил банкноту на край стола, явно намереваясь встать и уйти.
— Подожди, — попросил его Рон. — Поклянись тремя богами, что когда Смит будет разоблачен, ты не допустишь, чтобы вся эта бодяга началась по новой. Чтобы орков больше не записывали как рыцарей, чтобы…
