Справа тянулись шкафы с оружием и снаряжением и ящики с боеприпасами. Слева стояла койка, под ней собачья подстилка, над ней труба перескопа, а рядом полка, забитая съестными припасами. У дальней стены был небольшой стол со стулом.
К потолку, чтоб мыши не достали, были подвешены пучки трав, связки сушеных грибов и рыбы.
Подобных укрытий и лучше и хуже этого у него были десятки. За всеми дед следил, и, если была возможность, пополнял на них запасы. Он полжизни провел в лесу, так что знал толк в таких вещах.
Ему стукнуло двенадцать лет, когда в деревню пришли немцы. Он долго не думал, взял дедово ружье и ушел в лес. Так и партизанил, просто брал ружье и стрелял.
Когда он убил первого фрица, Никанор, старый охотник и командир их отряда спросил.
— Что ты чувствуешь, стреляя в человека?
— Не знаю, я в людей еще не стрелял, только в фашистов.
— Добрый с тебя боец выйдет. — сказал тогда Никанор.
Так оно и случилось. Солдат из него получился хороший. Когда наши погнали фашистскую падаль, он дошел до самого Берлина. Потом вернулся в родную деревню, был и егерем и промысловиком.
Когда наступили лихие девяностые, и, раздираемая на части будущими олигархами, родина умирала, старик занялся разведением соболей. Он то в деревне нужды ни в чем не испытывал, а вот детям в городе надо было помогать.
Однажды к нему пришли двое кавказцев и, купив пять шкурок, долго его расспрашивали. Дед уже привык и на автомате сказал как обычно, что дело это хлопотное, но на жизнь хватает. Через неделю парочка вернулась и предложила «крышу». Он, естественно, отказался, а потом при попытке поджечь дом застрелил одного из них.
Дальше был суд, приговор, и два года лесоповала за нелегальное хранение оружия и превышение самообороны. Начальник лагеря на первом построении долго костерил власть, говоря, что ему медаль дать надо, а не в тюрьму сажать.
Дед думал, что на этом его война окончена, но когда в две тысячи четырнадцатом году друзья его внука один за другим попадали в больницу от передозировки новомодными «спайсами», сердце старика не выдержало. Сила в руках еще была, хоть и не та, что раньше.
Троих барыг он подкараулил по очереди. Никто не ожидал подвоха от старика. А дед оглушал топором по голове, вывозил в лес на санках и стрелял.
Когда эти подснежники всплыли по весне, участковый пришел к нему на разговор. Старик сказал все, как есть на духу. Мент пожал ему руку, у него тоже племяш от этой дряни пострадал, и дело замяли. А торговцы спайсами их поселок больше не беспокоили.
Через два года по осени Стронг пошел на охоту. Ноги уже были не те, поэтому больше десяти километров он пройти не мог. Да и ходил больше не за мясом, а чтоб кровь не застаивалась, да аппетит проснулся. Так и попал в Улей.
Хорошие люди подобрали, окрестили его Охотником, помогли освоиться. Да только и тут дед взялся за старое, как только рукам вернулась былая сила. Прознал он про такую заразу как внешники и начал их истреблять. Чем успешно занимается уже третий год.
Лицо его до сих пор сухое и испещренное морщинами с проседью в висках и бороде. Знахари говорят, редкий случай, но известный: «старость у тебя в голове сидит, вот и не молодишься». Так оно и есть. Некомфортно ему будет с молодежью в стабе сливаться.
Старик скинул походную сбрую и уселся на табурет у печки. Внучка принесла в зубах свою железную миску и завиляла хвостом.
— Что, промялась? Я тоже, родная. Сейчас чего–нибудь сообразим.
Старик поставил чайник. Кинул в котелок бич–пакет и зеленый горошек с говядиной из армейского сух–пая. А собаке высыпал в миску банку консервов.
Вода вскипела, и дед запарил нехитрую снедь. Достал пару баночек с сушеными травами и заварил таежный чай. Землянка наполнилась ароматами. Он и живец на травах делал. Долго экспериментировал и в итоге добился того, чтоб привкус споранов почти не чувствовался. В стабе старика часто спрашивают о рецептуре, он не жалея раздает его, да только не у кого еще ни вышло так повторить.
Поев, дед принялся за чистку оружия. Он всегда старался это сделать сразу как пришел, а если один раз на потом отложишь, то за ним может и второй пойти, и в итоге в нужный момент, забитый от нагара и заржавевший от влаги механизм даст осечку, которая будет стоить тебе жизни.
Начал стрелок со снайперской винтовки, она хорошо сегодня поработала. Новомодный образец, название которого старик даже выговорить не мог, поэтому звал ее просто «Кобыла». Но это самое мощное оружие в его арсенале, и еще ни разу его не подводило. Отдача была солидная, но он уже приноровился.
Следующий на масляные ванны отправился «ПСС Вул». А точнее, его более продвинутая и доработанная версия из будущего. За ним настал черед револьвера. Закончив чистку, старик лег в кровать, спустил руку до пола и потрепал собаку по загривку.
— Отдыхай, Внучка. Завтра тяжелый день. В стаб пойдем за боеприпасами. Поиздержались мы знатно. Да и давно в белый свет не выходили.
Собака облизнула ладонь хозяина и, свернувшись на подстилке, уснула. Дед потянул на себя трубу и прильнул к окуляру. Старик любил перед сном рассматривать необычные звезды Улья и думать об устройстве этого странного мира.
— Ладно. Спать пора. — сказал он сам себе, вдоволь полюбовавшись, и, поворочавшись, заснул.
Рассказ седьмой. Старый стронг. Часть вторая
Наутро, быстро позавтракав, он собрался. Маскхалат надел не экранированный, а обычный, полегче. Вместо Кобылы взял «Винторез». Остальное оставил без изменений.
Перед тем как выйти, он проверил обстановку снаружи через перископ. Не заметив ничего подозрительного, старик выпустил собаку. Когда та, негромко тявкнув, доложила, что все тихо, дед вышел сам и замаскировал укрытие.
Переход был долгим и иные одиночки могут преодолевать такой путь неделю, а то и больше, но Стронг был опытный ходок по Улью, да и еще и шел знакомой тропой, так что планировал дойти за три дня. А вот обратная дорога выдастся чуть подольше потому, что старик будет уже с грузом.
Собака весело засеменила вперед.
— Куда это ты собралась? — спросил снайпер. — А пайку твою я за тебя понесу?
Понятливая спаниель вернулась обратно. Старик нацепил на нее маскировочную накидку и крохотный рюкзак, где хранилась еда, шприц–тюбик лайтспека, споран, бутылек спирта и пара запасных магазинов. Так, если он потеряет свой, у него будет НАЗ[1].
За три дня не случилось ничего особенно. Деду даже стрелять ни разу не пришлось. И это настораживало, если все идет как по маслу, значит, где–то ждет подляна. Это он понял еще мальцом в свои партизанские годы.
Стаб был по местным меркам солидный, поэтому блок посты стояли за три километра от него. Стронг издали заприметил пикап с пулеметом, спрятанный за бугром. Он даже узнал одного из бойцов по тепловой сигнатуре, уж очень у того было приметное телосложение.
— Ты к ним иди, внимание отвлекая, а я обойти попробую. — шепнул старик собаке и нырнул в скрыт.
Внучка выбежала из кустов и двинулась напрямки к машине. Подбежала к замаскированной позиции и, скуля, начала скрестись в дверь. Двое бойцов вышли из машины. Дед подкрался с другой стороны.
— Не двигаться! — громко приказал старик, материализовавшись из воздуха.
Мужики перепугались, но с места никто не сдвинулся, оценивали ситуацию. Тут старик не выдержал и засмеялся.
— Ну у вас и рожи. Хреново службу несете, сынки.
Из пикапа вылетел метра полтора ростом краснощекий толстопузый паренек и затараторил:
— Охотник! Ты меня до инфаркта своими шутками доведешь. Ну вот какого черта, а? Ладно, я привычный, ну ребята–то все новые, текучка кадров, черт бы ее побрал, сам понимаешь. А если б кто пальнул сдуру?
— Ну бойцы крепкие попались, вроде даже штаны никто не промочил. А ты, получается, за начальника поста теперь? — осведомился старик.
— Ага.
— Растешь. — одобрительно похлопал он его по плечу. Полгода назад он спас паренька, когда того окружили зараженные, и окрестил его Индейцем за красные щеки.
