Я знал это, но упрямо повторил:
— Да, ты виновен, Николь! Потому что в том числе и по твоей милости сотни, тысячи людей, честно выполнявших свои обязанности, оказались в роли фишек в гигантской политической игре. Только, в отличие от фишек, которым не бывает больно, они страдают и мучаются — как морально, так и физически! Сколько же можно?!. Как можно ради мифического всеобщего блага причинять боль и страдания отдельно взятым личностям?
— Послушай, Ян, — сказал Брилер, явно растерянный и смущенный моей непримиримостью. — Они должны были уйти!.. Армия — инструмент насилия, причем очень опасный инструмент!..
— Молоток — тоже опасный инструмент, но смотря в чьих руках… Что же, прикажешь выкинуть его на свалку, если вместо гвоздя кто-то ударил себе по пальцу?
— Может быть, ты просто обиделся на нас, потому что мы не посвятили тебя в наши планы?
— Нет, — сказал я. — В конце концов, я тоже — не первый день на оперативной работе, и мне не раз самому приходилось врать, если этого требовали интересы нашего общего дела, причем врать даже близким мне людям!.. Но я никогда не мог бы, скажем, убить кого-то — даже ради блага сотен миллионов людей…
— Неправда, Ян, — быстро поймал меня на слове Брилер. — Вспомни ЦУОРБ…
Он был прав. Мне оставалось только скорчиться, как от удара под ложечку. Будь он проклят, мой шеф, он почему-то постоянно бывает прав!..
Когда я немного отошел, то сказал:
— Помнишь, Николь, ты мне сказал когда-то, что цель никогда не оправдывает средств?
— Это не я сказал, — возразил он. — Это я цитировал… Не настолько умен твой начальник, чтобы изобретать прописные истины.
— Пусть так, — согласился я. — Но ты исповедовал этот принцип, и сам же его нарушил. Я пришел в ЮНПИС, чтобы люди никогда больше не убивали друг друга — но сам же, хотя и под влиянием вашего дьявольского гипноза или чего-то там еще, принялся убивать и калечить!.. Почему? Почему мы так слабы, Брилер, что не в состоянии следовать принципам?
— Принципы для того и существуют, Ян, чтобы их время от времени нарушать, — усмехнулся Брилер. — Иначе мир будет топтаться на месте… В конце концов, мы их сами выдумываем, всю эту мораль и нравственность… Выдумываем под влиянием потребностей момента. А потом крутимся, как караси на сковородке, потому что и хочется, и колется!.. И что тогда делать, как не нарушить догму?
— А мне кажется, что, наоборот, все наши беды — от того, что мы слишком часто изменяем самим себе…
Брилер так и не согласился со мной в тот день. Он засыпал меня массой примеров и аргументов, он все пытался доказать мне свою правоту… Он был мастер убеждать, мой начальник.
И, чтобы ему не удалось переубедить меня, я повернулся и ушел. Я знал, что, уходя от Брилера, я ухожу и из ЮНПИСа. Я знал, что наношу самому себе такой удар, от которого еще не скоро оправлюсь. Я знал, что перечеркиваю всю свою предыдущую жизнь и начинаю новую, и еще я знал, что это будет больно и не так быстро…
Но по-другому я поступить не мог.
«Wir gehen weg, aber wir kehren zuruck!»
«We are going now, but we'll come back!»
«Мы уходим, но мы вернемся!»
«Nous nous en allons, mais nous reviendrons!»
«Partimos, mas havemos de voltar!»
(Надписи на стенах, имевшие место в различные исторические моменты в разных странах)
Рамиров набрал на клавиатуре адресный код редакции и отправил текстовый файл по каналу электронной почты.
Приняв через несколько секунд подтверждение, что файл получен, он выключил свой компьютер, который был настолько изношен, что во время работы тарахтел, как трактор, и некоторое время сидел, ничего не делая.
Потом подошел к окну, обозрел унылую панораму залитых полуденным солнцем улиц и крыш, с видом на высоченную башню-посадочную площадку для «джамперов», и неожиданно понял, что душу начинает разъедать язва одиночества, против которой немедленно следует найти какое-нибудь действенное средство.
Он полез в нижний ящик книжного шкафа, извлек оттуда бутылку с остатками виски недельной давности и с мрачной решимостью проглотил затхлую жидкость прямо из горлышка. Потом провел пальцем по толстому слою пыли на корешках книг.
Читать, однако, что бы то ни было сейчас не хотелось.
Засунув руки в карманы джинсов, почти насквозь протертых выше колен, а потому предназначенных исключительно для ношения в домашних условиях, он покружил по комнате, но облегчения не почувствовал.
На глаза попался тиви-бокс, и Рамиров щелкнул клавишей. Время для просмотра телепрограмм с целью развлечения явно не наступило, потому что почти все каналы транслировали общеевропейскую информационную программу, почему-то носившую траурное название «В последний час».
Новостей было мало, а хороших — еще меньше. Создавалось впечатление, что составители программы руководствовались принципом «Чем хуже — тем лучше»…
В Лондоне по неизвестной причине взлетел на воздух знаменитый музей восковых фигур мадам Тюссо. Полиция усматривала в этом действия маньяка-одиночки или теракт Ирландской Республиканской Армии, приуроченный к столетней годовщине трагедии в Ольстере…
В Польше бандой «эксов» разгромлена штаб-квартира местного филиала ЮНПИСа, при этом уничтожена часть хранившихся там досье на бывших генералов польской армии…
В России опять сгорел один из цехов бывшего «номерного завода», в последнее время специализировавшегося на выпуске алюминиевых кастрюль. Проницательные эксперты предполагают, что там тайно производились взрывчатые вещества для нужд террористических и экстремистских группировок…
В Интервиле состоялась очередная манифестация общественности под лозунгом «За мир без оружия и без армий». Не обошлось без провокаций со стороны фашиствующих молодчиков, в результате чего несколько десятков мирных жителей получили ранения…
Рамиров выключил тиви-бокс и посидел, собираясь с мыслями.
Горько сознавать, что ты был в числе тех, из-за которых и заварилась вся эта кровавая каша. И хотя ты не ведал, что творил, но, в сущности, именно твоими руками была взорвана спокойная, размеренная жизнь сотен тысяч, миллионов людей. Главное — теперь уже поздно что-либо сделать, но значит ли это, что можно и нужно сидеть сложа руки?..
Нет-нет, думал Рамиров, пусть теперь мир делает, что ему вздумается. Меня ничего не касается, больше ни за какие коврижки никто не заманит меня участвовать в этих, совсем не забавных, игрищах…
И вообще: хватит уже изводить себя. Вот твое рабочее место — работай! И не ной, слышишь?..
