на купцов и никак иначе. Одарённый даже первого ранга весьма грозный противник для простецов.
Держась настороже, подъехали к карете, и я тут же соскользнул на землю, склонившись над следами. Спасибо дядьке Ефиму, учившему нас с Ильёй на совесть. Очень быстро я выяснил, что нападавшие были татары, числом не больше десятка. Возглавлял их одарённый, о чём свидетельствовали дыры в карете, борозды и воронка в земле.
Боевые холопы дознатчика также не остались в стороне и обследовали место схватки. Наскоро осмотревшись, они доложили Мирошкину. Тот кивнул и посмотрел в мою сторону.
— И какие напрашиваются выводы, сударь? — спросил он.
— Татары, — без тени сомнений ответил я и добавил: — Если судить по вещам, оставшимся в сундуке, захватили молодых мужчину и женщину. Случилось это примерно час назад, нападавших около десятка, командует одарённый водник.
— Почему водник?
— Это экзамен? — Я посмотрел в глаза дознатчику.
— Нет, но-о… — слегка развёл тот руками.
— Дыры в карете без ожогов, с взлохмаченными краями, как бывает от пуль. Но пробив преграду, лёд разлетелся и прошёлся внутри крошкой, как дробь, нанеся множественные повреждения, — начал пояснять я. — На стенках воронки была влага, которая успела высохнуть, отчего подсохшая корка покрылась трещинами. Вывороченные комья земли оплыли и осыпались. Учитывая то, как палит солнце, случилось это примерно час назад.
— Но почему татары? Может, кто-то из дворян куражится, — высказал предположение Мирошкин.
— Однозначно татары, это видно по отметинам от стрел и обломку одной из них. А так же по следам лошадей и обуви. Просто переобуться не получится, — предвосхищая вопрос дознатчика, продолжил я. — Для этого нужны будут ещё и кривые ноги, что у татар наблюдается поголовно.
— Кривые ноги?
— Обратите внимание на характер следов. Постановка стопы однозначно указывает на это.
— Отлично, сударь. Просто великолепно. Сразу видно, что вы сын Галины Петровны. Достойную смену она себе растит.
— В каждой шутке есть доля шутки. Слышали такое, Павел Игнатьевич? — смерил я его взглядом.
— И в мыслях не было задевать ваш слабый дар. Я действительно впечатлён, — открестился дознатчик и закончил: — Ну что же, предлагаю продолжить путь.
— А как же похищенные? — спросила Рябова.
— У нас важное задание. К тому же впятером против десятка плохой счёт. Сообщим о происшествии на первой же дорожной заставе или патрулю, — пожав плечами, просто ответил Мирошкин.
— У нас двое одарённых, только это делает нас сильнее. Плюс штуцерник. Пётр Анисимович, как вы стреляете?
— Уверенно попаду в человека на расстоянии до пятисот шагов, — просто ответил я.
При этом лихорадочно пытался сообразить, готов ли я вообще присоединиться к спасательной операции. Как по мне, то куда предпочтительней продолжить движение в Курск, времени у меня всего-то ничего.
— Серьёзно? — искренне удивилась Рябова, взглянувшая на мой карабин другими глазами.
Ну что тут сказать, самый лучший штуцер давал разброс радиусом порядка пятнадцати сантиметров на сотню метров. Но нам с Дудиным удалось изготовить экземпляр, который выдавал кучу вдвое плотнее. Просто фантастическая точность по местным меркам. Конечно, к такому оружию должны прилагаться ещё и прямые руки, но с этим у меня полный порядок.
— Даже не сомневайтесь, я хорошо стреляю, — заверил я.
— Ну что же, в таком случае у нас имеется ещё один козырь, — взглянув на дознатчика, произнесла она.
— Я должен выполнить приказ князя, а у Петра Анисимовича нет времени. Одарённых у татар также может оказаться двое, а то и трое, мы этого не знаем. В конце концов они захватили двух дворян, а это о чём-то говорит. Самое лучшее, что мы можем сделать, это продолжить путь, — выдвинул свои доводы Мирошкин.
— Одарённый один, это заметно по следам боя, он израсходовал часть Силы из своего вместилища и быстро запас не восстановит. И потом гвардия не считает врага, а сражается с ним, — возразила Рябова.
— Не суть важно, мы едем в Курск.
— Я иду по следу, — упрямо гнула своё отставной капитан.
Она наскоро проверила седельные кобуры, ощупала пару пистолетов в петлях на перевязи, взяла в руки карабин. Наконец удовлетворённо кивнула своим мыслям и дала шпоры кобыле.
Чёрт! Да, я люблю сестру и готов за неё порвать любого, как и отдать свою жизнь. Но не могу оставить Рябову одну, как и пройти мимо незнакомой парочки, которой я в состоянии помочь. Отчего-то появилась уверенность, что я себе этого по гроб жизни не прощу. Да и родные мои не поймут. Ну вот так у нас в семье. И плевать, что я взрослый мужик со своим взглядом на жизнь. Как показывает практика, он непостоянен и способен меняться. Вот и для меня эти семнадцать лет не прошли бесследно, что-то изменив в моей черепной коробке.
Я ударил в бока лошади и поспешил следом за Рябовой. Сомнительно, что у неё одной получится управиться со всей этой толпой. Но в том, что нам двоим этот орешек по зубам, я не сомневался. Собственно, именно эта уверенность и толкнула меня вслед за ней. Я просто знал, что мы можем помочь этим незнакомцам.
— Если мы хотим их нагнать, нужно поторапливаться, — переходя на галоп, произнёс я.
— Пётр Анисимович, вы уверены, что не потеряете след на такой скорости? — присоединившись ко мне, поинтересовалась Рябова.
Её сомнения понять несложно, мы сейчас неслись галопом, разогнавшись вёрст до девяноста в час. Я мог бы и быстрее, лошадь подо мной и её узоры это позволяли, но нашу скорость определяла кобыла моего учителя.
— Шелест и на «ты», так в бою гораздо проще, — предложил я.
— Ладно, тогда меня можешь называть по званию капитан. Но только в боевой обстановке, — уточнив, согласилась она.
— Принял. А что до следа, то я вижу его отчётливо, даже не сомневайся. Главное, нам не влететь в засаду. Татары мастаки на такое.
— У тебя амулет-то есть или только на пули камни раздобыл?
— Двести люм.
— Ого. Красиво жить не запретишь. Ну что же, тогда первый удар мы выдержим в любом случае. Даже если это будет одарённый.
Я оглянулся через плечо и увидел, как по дороге стелется шлейф пыли. Дознатчик со своими людьми предпочёл направиться в Курск. Ну что же, удачи. Только я сомневаюсь, что у него получится выйти на след оборотней. Моя ниточка ведёт не вверх, где он как рыба в воде, а вниз, где он никто и звать его никак.
* * *
— Мария, а почему я не вижу на тебе серьги, которые мы тебе подарили? — спросила Анастасия Ивановна, намазывая на хлеб вишнёвое варенье. — Этот подарок не для красоты, а на случай, если тебе понадобится подпитать щит.
— Да, дочка, к своей безопасности нужно подходить с большой ответственностью, — поддержал княгиню Иван Митрофанович. — И особенно после того, как ты стала наследницей престола.
— Седьмая в ряду? Батюшка, ты действительно полагаешь, что я могу получить шанс взойти на престол? Это всего лишь реверанс в твою сторону, знак особого доверия тебе со стороны государя. Да я даже краем не имею никакого отношения к роду Романовых.
— Не род Романовых помазан на царствование, а Пётр Иванович. Романовы не исконные правители земли русской, а избраны на царствование полтораста лет назад. Так что никаких препятствий к твоему восшествию, буде до этого дойдёт, не существует.
— Но, батюшка…
— Да, ты права, это реверанс в мою сторону, как и знак особого доверия, что я и твоя матушка безмерно ценим. Но это и дополнительная опасность. Буде ты природной Романовой, это никого не волновало бы. Но ты назначена наследницей указом императора в обход Правящего сената и Думы одной лишь волей государя. Этим он хочет показать, что является самодержцем, и князьям стоит принять такое положение дел. С чем они, конечно же, не согласятся.
— А почему согласился ты? — спросила Мария.
До неё вдруг дошло, что она оказалась разменной монетой во внутриполитической игре. Как стало понятно и то, отчего избрали на роль красной тряпки для быка младшую дочь князя Долгорукова. Она наиболее слабая и бесперспективная одарённая, её потеря не станет столь уж серьёзной утратой для рода.
Выходит, доказывая верность престолу и государю, лично батюшка согласился поддержать его устремления к самодержавию, даже рискуя жизнью собственной дочери. Наличие в роду наследницы престола повышает его статус, наверняка князь получил какие-то преференции, а ещё его слово в Правящем сенате теперь звучит громче. Да, он делает всё возможное, чтобы обеспечить её безопасность. Н-но… Ей вдруг стало горько.
— Государь самодержец и принял решение сам. Нам как верноподданным остаётся только выполнять