а я даже не представлял, как именно путешествие туда поможет мне ускорить возвращение трона.
Дорога из пустыни была долгой. Пилот руководствовался картой, которая осталась у него от Алассана. Меня удивило, что посредник никак не позаботился о том, чтобы изъять её. По идее, я теперь мог и сам наведываться к Фахми, и других туда отправлять. Да и вообще, получалось, что местонахождение секты, вроде как, уже не тайна. Странно.
В конце концов, я задремал. Вернее, поначалу мне так показалось. Но вскоре я понял, что впал в состояние, близкое к тому, которое охватило меня после приёма священного напитка в храме Фахми. Вернее, в конце, когда я обрёл способность мыслить предельно ясно.
Я позволил разуму самому решить, какой проблемой заняться. К моему удивлению, не прошло и десяти секунд, как он обратился не к грядущей войне с Аминами, и даже не к возвращению трона, а к… моменту моей смерти! Вернее, к тому дню, когда Проклятье по какой-то неведомой мне причине вышвырнуло меня в этот мир. Похоже, подсознательно я так и не отпустил это событие — что, в общем-то, неудивительно — и теперь разум стремился выстроить цепочку событий, предшествующую моему неожиданному изгнанию. Он хотел понять, как и почему это произошло. Ведь не зря же в храме, где я проводил экзорцизм, оказались приборы, которых там быть не должно было…
Я решил, что у меня полно времени, и можно позволить разуму поработать в этом направлении. Вдруг я пойму, что произошло? Устроившись поудобнее, я закрыл глаза и полностью отдался мыслительному процессу. Нужно восстановить предшествующие события и попытаться их связать. Тогда, может, что-нибудь и получится.
Так, если не ошибаюсь, всё началось с…
…упокоения Проклятья. Другого, которое я настиг за некоторое время до вышвырнувшего меня из родного мира. Теперь я ясно вспомнил их:
— Тот, кто умрёт последним, уже здесь! — сказал Одержимый перед тем, как умереть. — Услышь и разнеси весть! Стирающий имена в Книге бытия явился!
Тогда я не придал значения его словам, ибо они звучали бредом.
Я стоял над трупом, когда моя рация ожила.
— Амос, что там? — голос у Милы был тревожный, хотя она и старалась говорить спокойно.
Да, так меня звали. Редкое имя, означающее «несущий ношу». Тот, кто принимал меня в Корпус Экзорцистов, почему-то решил, что он мне подходит. А может, вовсе и не заморачивался, а дал мне первое попавшееся.
— Всё нормально, — ответил я, не сводя глаз с мёртвого Одержимого. — Парень сдох.
— Что он сказал?
— Ты не записала?
— Записала, конечно, но что это значит?
— Откуда мне знать? — я, наконец, опустил пушку и засунул её в кобуру. — Я в чине Экзорциста, а не всезнайки!
— Этот парень, похоже, считал себя пророком, — вмешался Эдик.
— Возможно, — ответил я и направился к лестнице. — Когда в тебе Проклятье, что в башку не взбредёт? Всё, я спускаюсь. Надеюсь, тут есть, кому прибраться.
Когда я вышел на крыльцо, ко мне уже бежали Мила и Эдик. Их глаза обшарили меня с головы до ног. Убедившись, что я действительно в порядке, они похлопали меня по плечам и заулыбались.
— Да-да, — пробормотал я с лёгким раздражением. — Спасибо. Сказал же: нормально всё со мной!
Вслед за ними по ступенькам поднялся майор Реншин, широкоплечий и подтянутый, с волевым подбородком и коротко стрижеными усами. Вояка лет тридцати, одинокий и озлобленный на мир, в котором ему до сих пор не посчастливилось найти женщину, готовую терпеть его солдафонские замашки. На его форме красовалась нашивка «Архангелов» — крылья и огненный меч.
— Докладывайте! — сказал он негромко, глядя мимо меня.
Реншин каждый раз пытался провернуть этот номер — изобразить, будто я ему подчиняюсь. Видать, не мог смириться, что его контора контролирует не всё.
— Дай ему запись, если командор Ветров позволит, — бросил я Миле, проходя мимо майора.
Спускаясь по лестнице, я чувствовал его пылающий ненавистью взгляд, которым он сверлил мне спину. Научитесь работать с Одержимыми, тогда, может, вас и будут запускать первыми. А пока в чине Экзорциста я, а это значит, что вам, майор, как обычно, достались одни объедки.
Подойдя к броневику с аббревиатурой «СКСИЭ» на боку, я сел на обрезиненную подножку перевести дух: пришлось изрядно побегать за Проклятым.
Через пять минут, разобравшись с Реншиным, ко мне подошла Мила. Прислонившись к броневику, насмешливо посмотрела на меня сверху вниз. Видок у неё был тот ещё: красный гребень из волос, пирсинг в носу и бровях, татуировка дракона на левом виске и боевой раскрас в стиле смоки айз. Не знаю, почему ей позволяют ходить в таком виде на службу — наверное, хорошо работает. Мила — старая дева. Ей тридцать шесть, и она ни разу не была замужем. Не встретила парня, который польстился бы на её грубую физиономию, бунтарский дух и почти круглосуточную занятость на службе. Впрочем, последнее, возможно, проистекало от отсутствия стабильной личной жизни. Мне пришло в голову, что у неё довольно много общего с Реншиным. Хотя в лицо я бы ей это не сказал — можно и схлопотать. А я свою мордашку берегу. Мне на неё ещё баб цеплять.
— Ну, что, погонял он тебя? — спросила Мила, видя, что я не собираюсь ничего говорить.
— У него был «Тифон-6», — ответил я. — Интересно, где он его взял.
— Он работал в «Охранных системах». Наверное, имел доступ.
— Миниган сошёл с конвейера «Добрынин Индастриз», тульская сборка. Я посмотрел на маркировку, пока он издыхал. Не китайская лицензионка. Дорогая штука и редкая вдобавок. Откуда у него к ней доступ — вот, что я хотел бы знать.
Мила оглянулась на здание, где я только что охотился, и пожала плечами. Налетел порыв холодного ветра, согнав с его крыши ворон, которые с хриплым карканьем устремились прочь. По асфальту покатились пустые пластиковые стаканчики и комки мятых флаеров.
— Это и будем выяснять, — проговорила Мила, зябко поёжившись.
Это банальное движение лишний раз напомнило, сколько ей лет, и как она несчастна — несмотря на браваду, красный гребень и боевой раскрас. Может, избавься она от всего этого, и дело пошло бы на лад?
— Да, неплохо бы разобраться, — кивнул я. — Это уже второй случай за неделю, когда служащие «Охранных систем» оказываются участниками подобных инцидентов. А всего их накопилось за этот месяц…
— Шесть, — подсказала Мила. — Ты прав, Амос. Разборок не избежать. Будет созвана комиссия.
— И давно пора.
— Думаю, «Добрынину» тоже придётся давать объяснения, — Мила сделала два шага навстречу подходившему к нам командору Ветрову. Я встал.
Инквизитор держался прямо, словно проглотил кол. У него были широкие плечи, поджарый живот и массивные кулаки, которые он сейчас засунул в карманы форменного пальто. Ветрову было уже за сорок, и это его злило. Он мог бы пройти курс омоложения, но не хотел из гордости: не желал смириться с тем, что стареет. Его самолюбие задевало, что суставы и мышцы уже не те, что прежде. А прибегать к операции он считал ниже своего достоинства. Но все, и он в том числе, понимали, что рано или поздно ему придётся это сделать, если он хочет и дальше командовать Экзорцистами. А командор хотел, потому что без этого он потерял бы себя, превратился в ничто. И ещё ему наверняка казалось, что его четверо детей, жена и куча родственников перестанут уважать его, если он снимет форму и усядется на диван, чтобы скоротать вечер перед телевизором.
— Вся информация должна быть обработана в течение часа, — Ветров не скрывал, что настроение у него отвратительное. — Мне нужен подробный отчёт, — его прищуренные голубые глаза, окружённые мелкими морщинками, смотрели куда-то вдаль, словно командор думал о другом.
Я почувствовал исходившее от него беспокойство: он был натянут, как гитарная струна.
— Что, уже назначили слушание? — спросила Мила.
— Да, на завтра, — нехотя ответил Ветров. — Вы оба должны присутствовать.
— Во сколько? — поинтересовался я, удерживаясь, чтобы не сплюнуть от досады: только разборок мне не хватало!
— В восемь утра. В Центральной Ассамблее. Не опаздывайте, — бросив последнюю фразу, командор отошёл, на ходу раздражённо поднимая воротник шинели.
Ветер и холод воспринимались им как личные враги, лишний раз напоминающие, что он уже не молод.
Длинные полы хлопали по сапогам, облепляя щиколотки. Инквизитор шёл к вертолёту, дожидавшемуся на площади. Чёрный обтекаемый корпус коптера с выпуклыми стёклами кабины напоминал гигантское доисторическое насекомое. На его бронированном борту белели номер и эмблема корпуса Экзорцистов — четырёхконечный крест, образованный двумя автоматическими пистолетами.
— Ну что,
