– Расселись, вижу, мать вашу, сержантский состав хренов. Со спиртиком под тушеночку, значит. А ну, подъем, добровольцы долбаные. Только что во втором секторе Заразы двух салаг подстрелили.
Что ж, повскакали мы с мест, засуетились, Павиан орет: быстрей, мол, сучьи дети. Хорошо – я родимую успел по новой пробкой заткнуть да за пазуху прибрать, а то салагам только дай волю носы в каптерку сунуть, пока сержантов нет. Вываливаемся все вчетвером из казармы, ночь – как у Черномазого Джерри задница, не видать ни рожна. Ну, Павиан фонарь врубил, ручищей махнул, и погнали мы ко второму сектору, а это, как-никак, километра два от нас будет, опупеешь бежать. Ладно, за это нам деньжищи и платят, такие, что хрен где еще заработаешь. В основном, правда, за риск платят, за то, что добровольно под смертью ходим, но и за работу тоже. В общем, нацепил лычки – полезай в пекло.
Рысим, значит, вдоль колючки, что Зону огораживает, Павиан на бегу только и успевает отзывами на пароли отбрехиваться. Вот не любим мы Павиана, и все тут, хотя офицер он грамотный, службу знает, и храбрость личная у него на должном уровне. А вот не любим, и все, потому что жизни наши ему до лампочки. Прикажут выстроить всю роту и расстрелять, он и глазом не моргнет – лично и расстреляет.
Он у нас раньше в Долболомах ходил, Павианом стал с тех пор, как Заразы ему стрелу в жопу всадили. Рейд тогда был, двумя взводами в Зону вошли, и, пока до развалин добирались, все тихо было. А как дошли до них, приспичило Долболому по нужде. Ну, делать нечего, забился в щель куда-то и присел. Тут как раз в правую ягодицу стрела ему и прилетела. Откуда ее Заразы пустили – пойди, разберись. Зона вся в дырах да норах, что из-под земли на поверхность выходят, из них Заразы на свет божий и выныривают. У них, у сволочей, стрелы – не приведи господь. Их даже ядом травить не надо – плюнет Зараза на наконечник – и все, почище любого яда будет. Но они для верности наконечники в крови тухлых крыс вымачивают, мне Санчита по секрету говорила. В общем, заорал Долболом на всю Зону, мы уж думали – кранты ему. Хорошо, однако, Пенициллин не подкачал, он вообще славный парень был, даром что врач-недоучка, всюду аптечку с собой таскал. Вот Пенициллин Долболому всю аптечку прямо на месте в жопу и вколол. С тех пор красная она, вместо флага на параде вывешивать можно. Салаги в бане, кто по первому разу увидит, шарахаются. Так что живой Долболом, только в Павианы его перекрестили, а вот Пенициллин с того рейда не вернулся.
Короче, добежали мы наконец до второго сектора. Там уже и прожектора врубили, и медиков подогнали, да поздно. Вот они, салаги, оба тепленькие, и у каждого по аккуратному пулевому отверстию во лбу. Огнестрельного-то у Зараз мало, только то, что в бою у наших добыто, но тем, что есть, пользуются они отменно. В темноте подбираются на расстояние выстрела, паскуды, ночью-то они как днем видят, всю жизнь под землей провели. И берут наших на прицел. А дальше – как кому повезет. Этим двоим не повезло вот.
– Эй, Вань, – слышу, меня окликают, – подойди сюда, брат.
Ясное дело, подойду, земляков, с кем по-русски поговорить можно, у меня среди наших не так много. А уж таких, как Плешивый Петька, считай, вообще нет. Он четвертый год уже здесь, золотой парень и дружок мой закадычный. Тоже сержант, да какой – один из лучших, c ним сам Полкан за ручку здоровается, когда не в строю.
Подхожу я к Петру, обнялись мы, он и говорит шепотом:
– Слышь, Вань, только тебе говорю, ты не болтай пока. Мне полковник вчера по секрету шепнул, хотя он и сам наверняка не знает. Ходят слухи, Вань, что на следующую неделю штурм назначен. Да я и сам смотрю, все к тому идет: новый призыв пригнали, пайки увеличили и, похоже, отпуска отменили. Седого Джованни знаешь, сержанта из четвертого сектора?
– Знаю, – отвечаю, – знаю Седого, встречались. И что он?
– Да ничего. Ему в отпуск с субботы идти, а вчера столкнулись с ним на складе, когда обмундирование для салаг получали. «Все, – говорит, – накрылся отпуск, отменили без объяснения причин». И еще одна вещь есть, совсем паскудная.
– Что за вещь? – спрашиваю, а сам думаю: куда уж паскудней. В прошлый штурм столько ребят полегло, а толку нет. Не знаем даже, удалось ли хоть немного Заразы прищучить, они своих подбирают, трупов не оставляют, в подземелья оттаскивают.
– Да такая вещь, – Петька говорит, – что весь личный состав на штурм бросят. И вроде приказ есть, что штурмовать будем до последнего. Атака, пока всю Заразу не перебьем, не кончится. Или… – Петька сделал паузу, посмотрел мне в глаза исподлобья, сплюнул в сторону и добавил: – Или пока они нас.
Я аж варежку раскрыл, да так и стою с распахнутой. Ерунда, конечно, не могут такой приказ отдать, что ж, начальство на голову совсем никакое, что ли? Зараз этих под землей хрен знает сколько. Они там, считай, у себя дома, все ходы-выходы знают. Никаких людей не хватит, чтобы всех перебить. Раньше считалось, что Зараза сама вымрет, от блокады, только что-то вымирать они не торопятся. Уже девятый год пошел, как карантин вокруг Зоны стоит, а воз и ныне там.
– Петь, – говорю наконец, – а ты не гонишь, часом? Не может такого быть.
– А я думаю – может, – Петька отвечает и пачку сигарет мне протягивает. Закурили мы, он и продолжает: – Прикинь, когда мы последний раз в рейд на Зону ходили.
Подумал я, и точно: давно не было рейдов. Правда, временами их и раньше подолгу не было.
– Давненько в рейд не ходили, – говорю. – Но это нормально, небось сейчас других секторов очередь. Зона-то большая, нашего брата здесь несколько тысяч рыл вдоль колючки дислоцировано. Может, сейчас на юге рейды или на востоке, а нам роздых дали.
– Может, и так, – Петька соглашается. – Только я за что купил, за то и продаю. Все к тому, что тотальную операцию готовят. Ты бы, Вань, с Санчиткой поговорил, она среди начальства вертится, все же, может, чего и знает. И это – выпить, часом, нет у тебя?
От, черт, дубовая моя башка, сержантская. От таких новостей я про родимую даже и не вспомнил, а она вот – за пазухой.
– Есть, – говорю, – Петя, забыл я о ней совсем. Давай в сторону отойдем.
Отошли мы, достал я заветную, пробку свинтил и по три глотка мы с Петрухой по очереди навернули. Из горлышка да рукавами занюхали. Ополовинили, значит, и я ее обратно за пазуху прибрал.
– Все, – говорю, – остальное Черномазого с Хуаном доля.
Кивнул Петька и говорит:
– В общем, Вань, давай, с Санчиткой побалакай, а через пару дней я к тебе загляну.
– Лады, – говорю, – земеля. Заметано.
На том и расстались.
Ночь хорошая выдалась, темная. Мы с Витькой еще с вечера договорились, так что только в Схроне все спать улеглись да Палыч захрапел, поднялись мы тихо. И по стеночке, по стеночке, до лаза в Наклонную Штольню. Нырнули по очереди в нее и через пять секунд вывалились в Смрадный Туннель. На часах Машка стояла, так Витек ей подмигнул и палец к губам приложил. Кивнула Машка и, когда мимо нее проходили, притянула каждого, быстро в щеку чмокнула и перекрестила коротко. Благословила, значит.
