Громов доел и хотел встать, но Мария выхватила у него посуду и сказала:
– Я отнесу. Может, что-нибудь еще?
– Нет, спасибо, – едва сдерживаясь, ответил Громов. Весь этот спектакль с гипертрофированной заботой начинал его нервировать.
Он резко отодвинул стул и, под непонимающими взглядами женщин, направился к болтающему без умолку французу.
– Жак, надо поговорить.
– А попозже нельзя? Куда здесь торопиться?
– Начальство зовет, – скривив губы, соврал Громов – до встречи с Матвеем было еще почти полтора часа.
– Потом дорасскажу, – сказал Жак женщинам и залпом допил остатки сока.
Пока они шли через столовую к выходу, Кирилл чувствовал на спине сверла десятка пар глаз. Пройдя быстрым шагом по паркетной улице, Громов зашел в оранжерею, увлекая за собой француза.
Поэт по-прежнему творил среди цветов. Он лежал на скамье в дальнем углу оранжереи, на время предав кресло-качалку.
– Что, бабы замучали? – подняв голову, громко спросил Иван.
– Меня – нет, – самодовольно оскалился Жак.
– Откуда знаешь? – удивился Кирилл. – Экстрасенс?
– Это ты еще с моим братом не знаком, – засмеялся Поэт. – В здешних женщинах нет романтики. У них забрали индивидуальность, домашние заботы, веру в невероятное будущее и вместе с этим – души прекрасные порывы. Единственное, чего они хотят – здоровых детей.
– Это, по-твоему, начальство? – сдвинув брови, недовольно поинтересовался Жак.
– Я догадывался о чем-то подобном, – игнорируя спутника, сказал Громов. – Хотя поверить и нелегко…
– По-моему, здесь неплохо, – снова заговорил Жак.
– Что ты намерен делать дальше? – резко повернувшись к нему, поинтересовался звездолетчик.
– Для начала набрать потерянный пуд веса. И недельку поспать по двенадцать часов в сутки.
– Здесь все так спят, – поморщился Поэт. – Слабаки.
– Может быть, – поморщился Жак. Поэт явно ему не нравился. – Они же не лазили дни напролет без еды и воды по катакомбам.
– Да, – кивнул Иван. – Они в них живут всю жизнь.
– Если это катакомбы, то я Рекс четвертый, – сквозь смех произнес крамолу француз.
– Эйфория пройдет, настанут страдания, – проговорил Поэт. – Захочешь свободы глоток, а вокруг – материи рай.
Кирилл сел в кресло-качалку и надолго задумался. Француз, не находя себе места от возбуждения, начал мерить оранжерею шагами. Совсем недавно он мог стать вечным рабом в подвалах правительственного здания Гротенбурга, или, что даже лучше, умереть. Теперь у него есть все, о чем он не мог и мечтать. Все развлечения, любая еда и главное – внимание противоположного пола. От молодых девушек до зрелых женщин – все его хотели. По крайней мере, он так чувствовал.
Громов снова оттолкнулся от пола двумя ногами и медленно произнес:
– Нам нужно уважение здешних мужчин. А заработать его можно только одним способом – не трогать их жен.
Жак при этих словах снова поморщился.
– Поэт, у вас есть тюрьма? – спросил Громов.
– Нет, – ответил золотоволосый, – самое большое наказание – работа на плантации. Хотя многие сами туда рвутся.
– А храм есть?
– Космический Странник, тебе показали все, кроме плантаций.
– Ты хочешь бежать? – наконец усевшись на лавку, спросил Жак.
– Нет, – покачал головой Кирилл, не зная, можно ли доверять пафосному юноше.
– Я с вами, – сказал Поэт, словно Громов ответил «да».
– Поживем – увидим. Думаю, Жак, ты успеешь осуществить свое желание. Только брюшко не наешь.
– Я буду ходить в тренажерный зал и бассейн, – оскалился француз. За последние несколько часов он улыбался больше, чем за предыдущие две недели.
– Только женщин не тронь, – строго сказал Громов.
– Я не мальчик, – окрысился Жак, – сам разберусь.
– Чувствую, скоро тюрьма появится, – со вздохом сказал звездолетчик и посмотрел на часы: – Пойдем, нас Матвей ждет.
Они встали и пошли к выходу. Возле двери Кирилл оглянулся – Иван смотрел ему в глаза. «Я с вами» – прочитал по губам Поэта Громов и, коротко кивнув, вышел из оранжереи.
* * *
Им выделили крайний дом. Кириллу казалось, что даже сквозь десятиметровую стенку он чувствует вибрации термоядерной электростанции.
Внутри помещение делилось на две двухместные комнаты, санузел и крохотную кухню, где кроме чайника, чашек, четырех стульев и стола ничего не было.
– Обживайтесь, привыкайте, – пожелал Матвей, – сами в гости заходите.
– Спасибо, – хором ответили Жак и Кирилл.
Под их вежливые улыбки Матвей покинул дом. Жак открыл гардероб и начал примерять многоразмерные брюки и рубашки. Кирилл же и не подумал менять родную форму на что-то другое. Остановившись на серых джинсах и клетчатой рубашке, француз довольно хмыкнул.
– Теперь они точно все мои, – подмигнул он Громову.
– А в морду? – угрюмо спросил звездолетчик. – Может, сломанный нос и губы-оладушки остудят твой пыл?
– Они че тебе? Сестры?
– Я думал, ты умнее, – садясь на кровать, заметил Громов. – Или инстинкт размножения отключил мозг?
– Ты не поймешь, – серьезно сказал Жак. – Я никогда не рвался к звездам, не хотел званий и наград. Мне достаточно вкусной еды, хорошего общества и полдесятка незатейливых развлечений.
– Вот иди и плескайся в бассейне, смотри фильмы, читай книги, жри в три горла, а баб не трогай! Хочешь остаться здесь – ищи жену.
– У тебя синдром няньки, дружище, – сказал, словно плюнул Жак. – Поспи, подумай, что не так уж все плохо.
– А мать, отец, друзья?! – вскинулся Громов. – Они-то ничего про меня не знают!
– Поплачут, погорюют, пересмотрят свою жизнь и… забудут, – пожал плечами Жак.
– Как ты можешь так говорить?
– У меня нет родных, – кисло улыбнулся француз и вышел на паркетную улицу.
* * *
Кирилл четвертый час лежал на кровати, пытаясь найти зацепку для побега. По сути, путей было только три, а вот нюансов – тысяча.
Отсидеться, запастись едой, веревкой, оружием и возвратиться обратно – самый простой. Но результатом снова будет ветка метро, патрули и оживленный город. Второй путь – выход со стороны плантаций. Хотя вначале надо узнать, есть ли там проход. По словам Ростислава Генриховича, они все туннели завалили камнями и забетонировали. И третий путь – лифт. Все сломанное обычно можно подчинить. А избавиться от стометровой шахты лифта снизу и вовсе невозможно. Хотя дистанционную взрывчатку еще никто не отменял.
«Мы живы, – думал Кирилл. – Да, у нас забрали оружие, но мы сыты, одеты и можем не опасаться гончих Рекса. Это лучше, чем стать другом скелета возле выдолбленной в камне лунки».
