Скелет так близко от бункера! Что с ним произошло? Не сделал последних шагов, боясь потерять источник воды? Старейшина не пустил его внутрь? Или… его казнили, отправив скитаться по бесконечному каменному лабиринту?
Кирилл сжал разболевшуюся голову. Заострившиеся скулы буквально впивались в исхудавшие ладони.
А что за кучи костей попадались по дороге? В подземелье живет не только бывшее правительство, но и кто-то покровожадней? По крайней мере, жили.
«Может, мы еще встретимся», – вставая, мрачно закончил размышления Громов.
Свет на улице потускнел наполовину, обозначая вечернее время. Через пару часов две трети ламп и фонарей погаснут вовсе. Кирилл шел по краю улицы, стараясь не привлекать внимания. Глядя себе под ноги, он дошел до столовой. Организм, почувствовавший изобилие, постоянно требовал пищи.
Видимо, жители Бункер-сити, как прозвал про себя поселение Громов, уже поужинали. В дальнем углу, под выключенной лампой, сидели двое. Лишь присмотревшись, в одном из них Кирилл узнал Поэта.
Окна сменили пейзаж. В одних виднелась земная Луна, в других – спутник Тайлы – Филиус. Луна убывала, словно кто-то отрезал кусочек от небесного круга сыра. Филиус же, блестя лиловым серебром, не давал себе поблажек и светил в полную силу.
Громов взял с полки поднос и вставил в прямоугольное жерло синтезатора. Перегородка закрылась, пряча поднос и все таинство предстоящего действия. Кирилл выбрал картошку фри, майонезный соус, четыре оленьих котлеты, хлеб и два стакана вишневого сока.
Синтезатор зажужжал, послушно выполняя прихоть человека. Пикоманипуляторы разрывали молекулярные связи, тасовали атомы, словно опытный фокусник карты, чтобы создать новые вещества. Синтезатор продолжал довольно урчать, поглощая гигаджоули энергии. Он и термоядерная станция усердно работали, чтобы пришелец мог хорошенько отужинать. Наконец перегородка открылась, открывая взору четыре разнокалиберных тарелки и два стакана. Посуда была из твердого, молочно-белого пластика.
Кирилл застыл с подносом, размышляя, занять столик одному или подсесть к Ивану с очередным незнакомцем.
– Раздели с нами трапезу, коль не тошно наше общество, – громко попросил его Поэт.
– Благодарю, – кивнул Громов, занимая свободный стул.
– Это мой брат, – сказал Иван. – Провидец.
Брат Поэта выглядел необычно. Белая роба до пола, больше напоминающая простыню, широко раскрытые, выкатывающиеся из орбит глаза, всклокоченные разноцветные волосы и длинные желтые ногти. Псих – так называл его Матвей.
– Не так ты страшен, как небесный звук твоей фамилии, – глухим голосом проговорил Провидец, – много дум и дел пройдет, прежде чем ты снова увидишь небо. А смалодушничаешь, так и закончишь путь среди крови и иллюзий материи.
– Это что, пророчество? – разрезая котлету на кусочки, спросил Громов.
Псих молчал и смотрел в сторону, словно вокруг никого не было, а он ничего не говорил. Поэт с усмешкой кивнул.
– Ты прислушивайся к нему, – сказал он. – Говорит он редко, но только по делу. Просто мы не всегда можем понять глобальность мысли Бога, переданной через несовершенный язык Провидца.
«Я понимаю, что мне нужно вернуть оружие, набить рюкзак жратвой и бежать отсюда не оглядываясь. Старейшина озабочен секретностью на грани паранойи. Почти век прошел, а призрак Рекса до сих пор его преследует. Или, может, все-таки отпустит подобру-поздорову?» – подумал Громов.
– Мы первые, кто пришел сверху? – спросил Кирилл, вспомнив про скелет.
– Вы первые, кто сюда вошел, – задумчиво ответил Поэт. – Точнее сказать не могу.
– А уходил кто-нибудь?
– Был один бедолага, – кивнул Поэт. – Через три дня вернулся, умоляя пустить его обратно.
– И что? – предчувствуя трагичный финал, спросил Громов.
– Карантин его не пропустил. Так и сгинул неподалеку.
– Что?! Даже не пытались вылечить? Кормили-то хоть?
– Дверь со стороны карантинных камер открывается только по приказу старейшины и его сыновей, – устало ответил Поэт. Разговор не о прекрасном явно его утомлял.
– А как же он… вышел?
Поэт и Псих молчали и смотрели в одну точку, словно Кирилл исчез, распавшись на атомы. Через полминуты, когда звездолетчик начал терять терпение, Иван кивнул и сказал:
– Был сыном. Самый смелый здесь, потому и зовется Предателем. Он не желал жить в клетке, даже в большой и без прутьев. Матвей – его противоположность. Он считает, что мы избранники судьбы. Если б не больные дети – так бы думали все.
– Почему он вернулся? – прожевав, спросил Громов.
– Он видел мир лишь в книгах и фильмах, а за первым же поворотом ждал холод, страх и одиночество.
Из еды остался только соус. Кирилл поднялся и сказал:
– Спасибо тебе, Поэт. И тебе… Провидец.
Псих стремительно выбросил руку вперед и схватил с подноса тарелочку с соусом. Обмакнув туда сразу два пальца, он с наслаждением их облизал. Брови Громова поползли вверх, Поэт засмеялся.
– Не с кем будет поговорить – приходи в оранжерею, – на прощание сказал Иван. – Я частенько там и ночую.
Кирилл кивнул, сбросил тарелки с остатками пищи в утилизатор, а поднос – в посудомойку.
На выходе встретился Матвей.
– Поел? – спросил он, словно заботливая мамочка.
– Очень вкусно, – растянул губы в вежливой улыбке Громов. – Только из чего это все делается?
Вопрос Матвею понравился, и он с широкой улыбкой ответил:
– Из камня, дерьма, трупов, воды, пыли – из всего, что попадает в жерла утилизаторов и в руки автоматических роботов-добытчиков.
– Зря я спросил, – сморщив нос, произнес звездолетчик.
– Какая разница? – пожал плечами сын старейшины. – Растения делают тоже самое. Синтезаторы могут превратить почти что угодно в полезные для людей вещества. Будь то куриный суп или крем для лица.
– И как, хватает материала?
– Да. Есть еще запасы протовещества, но мы стараемся их не использовать. Вот из него синтезаторы действительно могут создать что угодно.
– Интересно, какой гений проектировал бункер? – засмеялся Кирилл.
– Мой отец.
Громов сделал уважительное лицо и произнес:
– Трудно быть достойным такого отца. Спокойной ночи.
– Они всегда здесь спокойные.
Кирилл отвернулся и пошел «домой». Когда он входил внутрь, на высоком потолке погасли все лампы. Теперь улица освещалась только редкими неяркими фонарями.
Внутри дома было градусов на пять теплее – это создало иллюзию уюта и ночной прохлады за окном.
