– С каких пор ты стал его слушать? – поддел Ивана Громов.
– Не сегодня, так завтра все узнаешь сам. Так будет правильнее, – также меланхолично ответил Поэт и встал. – Пойду в библиотеку.
Он вылил остатки чая в первый попавшийся цветок и так, с кружкой и тетрадкой, вышел из оранжереи.
«На что надеялся старейшина, освобождая нас на неделю от работы? – подумал Кирилл. – Что мы бросимся жрать, развлекаться, релаксировать? Хотя Жак наживку проглотил с удовольствием. Стоит ему забраться в постель с женщиной, и крючок будет уже не вырвать. – Тут же пришла следующая мысль. – Или придется вырывать с мясом».
Кирилл нажал на кнопку, освобождая кресло от неподвижности. Среди легких покачиваний и тяжелых мыслей прошло утро. К обеду Кирилл понял одно: хоть голову сломай в размышлениях, а ближе к свободе не станешь. Нужно действовать. И решать все по ситуации.
Громов подхватил поднос с пустой посудой и вышел из благоухающей оранжереи. В столовой, несмотря на обеденное время, было пусто. «Жак всех баб увел, – ехидно подумал Кирилл, – вот и пусть с ними сам разбирается».
Выпив апельсиновой газировки, звездолетчик решительно двинулся к зданию администрации. Тяжелая, коричнево-черная дверь была не заперта. Громов зашел и застыл под дулами двух парализаторов.
– Повод для визита? – бесстрастно, словно швейцар-андроид, поинтересовался охранник.
– Мне нужен Матвей или Ростислав Генрихович.
– Матвей еще с утра ушел, – ответил второй охранник. – Повод для визита?
«Сотня-другая человек живет, а общаются, словно никто друг друга не знает».
– А можно свой «повод» обсудить с ним лично? – кивая на дверь кабинета, спросил Кирилл.
– Ростислав Генрихович все равно не пустит вас одного, – охранник начинал раздражаться, – в любом случая я все услышу.
– Не услышишь, – раздался сзади веселый голос Матвея. Сын старейшины хлопнул Кирилла по плечу. – Пойдем.
Они вошли в знакомый кабинет. Ростислав Генрихович лежал на кушетке, скрестив руки на груди, и с неподдельным интересом разглядывал потолок.
– Что привело вас ко мне так быстро? – не поворачиваясь, спросил он.
– Я хотел бы побывать на плантации, познакомиться с жителями…
– И посмотреть возможный путь к бегству, – закончил за него старейшина. – Напрасно. Там несколько километров наших владений, но дальше – неприступный гранитный бастион.
– Вы нас не отпустите? – Громов больше утверждал, чем спрашивал.
– Идти некуда, – слегка улыбнулся Ростислав Генрихович.
– Мы можем вернуться назад.
– Вы расскажете о нас. Так что мы будем вынуждены либо убить вас, либо оставить жить здесь. У нас есть три свободных женщины, готовые к продолжению рода. Свежее солнечное семя улучшит и обновит нашу популяцию.
Слово «популяция» резануло слух, и Кирилл брезгливо спросил:
– В чем смысл подобного существования?
– Жизни, дружок, жизни. Хотя… в чем вообще ее смысл?
– Как минимум, радоваться солнцу.
– Ты видел моих внуков. Они никогда не видели солнца и прекрасно радуются без него.
«Этого подземного царька все равно не переубедить», – подумал Громов, а вслух произнес:
– Я все равно хотел бы побывать на плантации и окончательно все для себя решить.
– Да-да, во все времена для человека было главным почувствовать иллюзию возможности выбора. Матвей тебя проводит. Но за бункером – порядки другие. Будь осторожен, Кирилл.
– Не пропаду, спасибо, – кивнул звездолетчик, – до свидания.
– Матвей, без глупостей, – вместо прощания, сказал старейшина.
– Я знаю, отец, – кивнул Матвей и вышел вслед за Кириллом.
Они вошли в знакомый коридор с двумя дверьми. За одной шумел термоядерный реактор, за другой – кончался Бункер-сити и начиналась Бункер-ферма.
Матвей поочередно приложил магнитный ключ и левую ладонь к идентификатору. Ничего не произошло.
– Часовой за дверью должен подтвердить возможность доступа, – ответил Матвей на удивленный взгляд Кирилла.
– Там секретная лаборатория государственной важности? – скептически поинтересовался Громов.
– Можно и так сказать, – улыбнулся Матвей. – Здесь люди заново обретают смысл жизни, о котором ты так горячо рассуждаешь.
Наконец-то щелкнул замок, и они ступили на каменный, вытертый сотнями подошв пол. По потолку неопрятным пучком, словно спаривающиеся змеи, вились толстые провода. В десятке шагов от двери, в полумраке единственной лампы, сидел часовой. Кирилл признал в нем женщину и с любопытством начал ее разглядывать. «Хоть кто-то работает, а не гоняется за мужиками», – удовлетворенно подумал он. Слегка зауженные глаза, тонкие губы. Прическа – короткое карэ, на лице – ни следа косметики.
– Это Лера, – представил ее Матвей.
– Кирилл, – кивнул Громов, – приятно познакомиться.
– Что вы-то там забыли? – спросила Лера голосом, словно в груди у нее рокотала раздраженная львица.
– Экскурсия, – пожал плечами Матвей.
– Тебе туда вообще нельзя, – сказала Лера. – Пользуешься своим положением.
– Старейшина приказал проводить Кирилла, – оправдался Матвей. – Познакомить с другой стороной жизни городка.
– А второго?
– Тому и так хорошо. Ладно, мы пошли.
– Возвращайтесь скорее, – бросила им в спину Лера. – Будь моя воля, никого бы не пускала.
– Это потому что ты ни разу не пробовала, – бросил ей через плечо Матвей.
– Что не пробовала? – спросил Кирилл, когда они отошли довольно далеко от поста. – Работать на плантации?
Сын старейшины искренне засмеялся.
– Ни на земле, ни под землей простые люди работать не хотят, – ответил он. – А кто хочет, тот либо святой, либо одержим результатом.
– И-и? – не понимая связи, протянул Громов.
– А результатом одержимы лишь тогда, когда он приносит счастье, – словно ребенку продолжал разъяснять Матвей. – Сейчас сам все поймешь.
Плантация, грибы, все туда хотят… Громов начал догадываться, что его ждет на всеми любимой подземной ферме. Он отказывался верить, но ужимки Матвея только подтверждали его предположения.
Туннель преграждала хлипкая с виду пластиковая дверца. Порог достигал колена.
Кирилл вошел в проем и… сразу встал в боевую стойку.
На Кирилла напали трое. Около рта бледно-зеленая пена, глаза у всех полузакрыты. Первый сжимал в руках стальной прут, у второго на кулаке блестел кастет, третий накинулся с голыми руками.
Ударом ноги Громов бросил обладателя кастета на каменный пол – тот не издал ни звука. Увернувшись от просвистевшего над головой прута, звездолетчик схватил противника за запястье. Другой рукой он отбил прямолинейные, как медвежий голод, выпады массивного безоружного врага.