– И как отличить одного поэта от другого? – откровенно забавляясь, спросил Матвей. – Вот станут Кирилл и Жак среди цветочков слова писать, и что, всех троих Поэтами звать?
– Не всякий рифмовщик поэт, – завелся Иван. – Но летающий меж звездами – Звездолетчик, Космический Странник.
– А кто тогда я? – с легким интересом продолжил расспросы сын старейшины.
– Ха! – довольный вопросом воскликнул Поэт. – Вот ты как раз – просто Матвей. Большинство людей хоть в бункере, хоть во всей галактике до самой смерти так никем и не становятся.
– Бред, – поморщился Матвей. – Общество рухнет, если пропадут кирпичики обычных людей.
– Конечно, – сразу успокоился Иван. – Потому я – Поэт, он – Звездолетчик, твой отец – Старейшина, а ты – Матвей.
Кирилл ждал, что на это ответит их гид по подземному городку.
– Надо сказать, чтобы тебя отправили на плантации недельку поработать, – прищурившись, сказал Матвей. – Может спустишься с небес на землю.
– Мы и так под землей. Ниже уже некуда, – легко ответил Поэт и, словно его собеседник испарился, уткнулся в тетрадь и застрочил что-то мелким торопливым почерком.
– Таких здесь мало, – словно оправдываясь, сказал Матвей Громову. Сын старейшины явно был не рад, что зацепил едкого в своем пафосе парнишку.
– Да нормально, – пожал плечами Кирилл.
Жак задремал, свесив голову на грудь. Громов пнул его по растрепанному кроссовку. Француз проснулся и вытер пущенную на подбородок слюну. Хлопая затуманенными со сна глазами, он поднялся с лавки.
– Хорошо здесь, – оценил Жак. – Правда в сон клонит.
– У нас почти все спят по десять-двенадцать часов, – пожал плечами Матвей, открывая дверь оранжереи.
– А что за плантация? – вспомнил Кирилл. – Тоже внутри здания?
Матвей покачал головой и ответил:
– Всему свое время.
Далее в известной только сыну старейшины экскурсионной программе была мастерская. Здесь стояло три стола, утилизатор, универсальный станок причудливой формы, и синтезатор, в несколько раз больше пищевого. Одна из стен полностью была закрыта рядом стеллажей с сотнями разных инструментов: от крошечных отверток, до массивных отбойных молотков и перфораторов.
– Синтезатор дает несколько десятков основных материалов, – начал расхваливать мастерскую Матвей, – кожзаменитель, пластик, керамику, дерево, бумагу, резину, краску… всего не перечислишь.
– А станок умеет со всем этим работать, – договорил за гида Кирилл.
– Не в каждом поселении все это есть, – восхитился Жак.
Матвей кивнул. Было видно, что он не испытывает за бункер никакой гордости.
Маленький домик оказался, Кирилл едва поверил, музеем Земли. Половину помещения занимали репродукции реальных экспонатов, в другой части зала виднелись десятки голографических проекторов. Они позволяли выбрать любую выставку, начиная с животного мира Земли и заканчивая костями австралопитеков и питекантропов.
Громов пошел вдоль экспонатов, но Матвей нетерпеливо произнес:
– У вас еще будет время все рассмотреть. Больше, чем вы думаете.
«Не будет, – мысленно огрызнулся Кирилл, – не собираюсь я тут торчать до самой смерти».
По соседству располагался медицинский центр. Спутники узнали его по огромному красному кресту на двери. Века и миллионы километров отделяют эту эмблему от прародителя на старушке Земле, однако, даже ребенок в глубоком бункере знает, что она значит.
Внутри все было либо белым, либо прозрачным. Даже доктор. В белом халате, с седыми волосами и гладко выбритой бледной кожей он отлично вписывался в интерьер.
– Свеженькие люди, – улыбнулся он. – Прекрасно.
Кириллу почудилась в его словах какая-то извращенная радость, словно они представляли для него гастрономический интерес.
– Надеюсь, вы будете здесь редкими гостями, – продолжал доктор, – есть жалобы?
Жак поздоровался и показал обрубки мизинца и безымянного пальцев. Доктор зацокал и поднялся на ноги.
– Сейчас что-нибудь придумаем, – сказал он.
– А мы пойдем дальше, – сказал Кирилл, – я тебе Жак потом все расскажу.
Француз кивнул. Он давно устал от экскурсии. Жак теперь хотел наесться более основательно и завалиться спать на чем-нибудь помягче голого камня.
– Тебе это не понадобится, – хмыкнул Матвей, – но для полноты картины…
Они зашли в детскую игровую комнату.
– Дядя Матвей! – одновременно заорали девочка и мальчик лет шести, спрыгнули с небольшого батута и побежали к взрослым.
Кирилл смотрел на других детей и от каждого взгляда на душу падал камень печали. Почти половина детей были альбиносами, у некоторых была нарушена моторика и координация движений, а у одного ребенка в глазах не читалось и тени мысли.
В комнате горели специальные лампы, копирующие полезный спектр солнечного излучения. Системы кондиционирования непрерывно подавали свежий воздух, а очистительные приборы уничтожали вирусы и вредные бактерии.
«Инкубатор, – с ужасом охарактеризовал увиденное Кирилл. – Здесь есть все, чтобы тело человека росло, развивалось и жило, как положено. Все, кроме простора и естественности. Люди – не курицы. Искусственность убивает разум. Нет Цели – нет жизни. Прав Ванька-Поэт, здесь нельзя просто жить. Иначе мутации будут прогрессировать, пока бункер не опустеет».
Матвей запустил руку в карман на куртке и извлек две большие конфеты. Дети выхватили их, даже не спросив разрешения. «Наглецы», – подумал Громов.
– Дети моего брата. Гордость бункера, единственные близнецы, да еще и без отклонений, – сказал Матвей, когда ребята наперегонки метнулись к турникам.
– И внуки старейшины, – в тон ему добавил Кирилл. – Где гордость, там и зависть.
– Маленькое общество, из которого некуда уйти, становится одной семьей, – покачал головой Матвей.
– Часто родственники – самые первые предатели.
– Только не здесь.
– Я помолюсь Черной Невесте, чтобы ты оказался прав.
– Не стоит. Она тебе, как вижу, не особо помогла. Вот и мы без нее справимся.
Кирилл поморщился. «Кто знает, помогла или нет? – подумал он. – Может, если б не она, меня взорвали вместе с кораблем еще на орбите».
– И за счет чего этот подземный рай работает?
Матвей загадочно улыбнулся. Кириллу он напомнил хозяина, который после обильной трапезы из десятка блюд хочет окончательно удивить гостя каким-то экзотическим десертом.
Они дошли до конца улицы, встретив всего одного прохожего. Кирилл с ним познакомился и почти сразу имя еще одного «члена большой семьи» выветрилось у него из головы.
