времени, Глеб Лаврентьевич? – спросила Анна.
Истомин помолчал, преодолевая сердечную боль.
– До вечера.
– Даже меньше суток? – проговорил Виктор.
– Двадцать лет, – произнёс Никифор.
– Каких двадцать? Всего несколько часов.
– Глеб Лаврентьевич прожил в одном дне больше двадцати лет.
– Так ты хочешь предложить то же самое и нам?
– До тех пор, пока не решим проблему.
Климчук пренебрежительно махнул рукой.
– Он за двадцать лет не смог. Что же теперь нам сидеть столько же?
– Будем думать.
– Я не согласен!
– Мы можем отпустить тебя на волю.
– Ага, чтобы я к ночи взорвался вместе со всей Вселенной?
– Мы-то останемся и будем работать, сколько бы времени на это ни потребовалось. А для тебя всё кончится благополучно. Проживёшь как все люди до вечера, пока мы не объявимся и не сообщим, что угрозы нет.
Климчук поскрёб макушку, переводя взгляд с одного собеседника на других.
– Это меняет дело, но я ещё не решил. Да и Ане надо подумать, стоит ли жить у этого товарища двадцать лет.
– Вы ошибаетесь, – сказал Истомин.
– В каком смысле?
– Я построил накопитель не двадцать два года назад, а всего два года.
– Не понял. – Климчук ошеломлённо оглянулся на Анну.
Женщина улыбнулась:
– По времени основного потока времени он действительно соорудил машину два года назад, а свои двадцать два года просидел в одном дне.
– Сообразил! Но зачем вам мучиться с ними, когда можно просто дожить до вечера, пока Глеб Лаврентьевич будет решать проблему?
– Вы предлагаете спокойно жить до вечера, зная, что может случиться?
– Ну… они решат…
– Благодарю покорно. – Анна покачала головой. – Я останусь с ними.
– Ладно, как скажете, тогда и я останусь. Так что будем делать?
– Надо… – Анна не договорила.
Раздался звонок в дверь.
Головы повернулись к Никифору.
– Вы кого-то ждёте? – тихо спросил следователь у Истомина.
Физик отрицательно мотнул головой.
Никифор подошёл к двери, заглянул в глазок.
Перед дверью нетерпеливо топтались двое мужчин. Никифор узнал обоих: это были подполковник Колесников и капитан Ладыжный.
– Кто? – прошептал в спину Климчук.
Никифор прижал палец к губам.
– Военспецы.
– Кто?!
– Кураторы нашего клиента, если помнишь. Чёрт бы их побрал!
– Ещё бы, рожи ещё те. Как они здесь оказались? Мы же встречались с ними там… в будущем…
Звонок раздался ещё раз.
– Я выйду, объяснюсь.
– Давай вместе.
– Жди! – Никифор открыл дверь и вышел в коридор.
Дубна
Шестнадцать часов пять минут
Марин понимал, что от скуки часовых и охранников ничто не спасает, тем более в обстоятельствах, подобных нынешним, связанных с наукой. В физике он разбирался на уровне практической деятельности, когда нужно было вбить гвоздь в стену или поменять лампочку в люстре. О времени он тоже не задумывался как о философской категории, не представляя, что это такое, хотя пользовался часами. И даже странности происходящих событий, связанных с пропажей гостей Истомина, не особенно выбили его из колеи. Пообсуждав с подчинёнными факт исчезновения и услышав их мнения, он с тоской подумал, что придётся торчать в Дубне до вечера, если не больше, и в это время ситуация изменилась.
Сначала дежурившие во дворе бойцы доложили о прибытии армейского спецназа.
Сидевший в кафе капитан вместе с лейтенантом срочно прибыл к охраняемому объекту и застал драму противостояния в самом разгаре.
Трое бойцов группы оказались лежащими на асфальте под дулами автоматов четверых бойцов «Грома».
С лестничной площадки позвонил Тарасов:
– Командир, тут нас пакуют!
– Огонь на поражение! – приказал Марин, жестом посылая Сергиенко вперёд, и они атаковали спецназовцев с двух сторон, выпустив по очереди для острастки по мусорным бакам.
– Лежать! – рявкнул Марин, привычно качая маятник – отклоняясь то в одну, то в другую сторону.
Дал ещё одну очередь – по колёсам микроавтобуса, из которого выскочили ещё двое в спецкостюмах «сотник».
Гуляющих во дворе как ветром сдуло, и можно было не бояться ранить зевак.
Сергиенко тоже пустил очередь – поверх голов присевших десантников, и это подействовало. Вся четвёрка и те двое, что выметнулись из минивэна, растянулись на мокром асфальте.
– Оружие в сторону!
Послушались пятеро, отбросив автоматы.
Шестой начал было ворочать стволом, и Марин выстрелил прямо в металлический щиток, огораживающий детскую площадку.
– Убью!
Парень втянул голову в плечи, отшвырнул оружие.
Трое бойцов Марина вскочили, подбирая свои пистолеты-пулемёты.
– Всех в кучу! – приказал Марин, бросаясь к подъезду. – Держать под стволами! Серж, за мной!
Пока бежали и ехали на лифте, он вызвал оперативного дежурного и сообщил о перестрелке.
– Сообщи Баринову! – добавил капитан. – Нужна подмога!
Лифт остановился на пятнадцатом этаже.
Марин жестом послал Сергиенко по лестнице, а сам остался в кабине лифта.
Шестнадцатый этаж встретил его криками, пыхтением и шумом.
Тарасов и его напарник боролись с тремя спецназовцами, мужественно обороняя квартиру Истомина. Ни те, ни другие огнестрельное оружие применять не рискнули, поэтому схватка шла в режиме рукопашного и ножевого боя.
Бойцы группы капитана были подготовлены не хуже нападавших, но на стороне последних было два преимущества: их было больше, и костюмы («сотники» последнего образца) позволяли им не обращать внимания на удары. Да и головы парней защищали шлемы, также спасавшие их от кулаков и ножей.
Шум привлёк внимание соседей. Двери квартиры слева по коридору приоткрылись, в щелях мелькнули лица мужчины и женщины.
Кто-то цыкнул на них, и Марин заметил стоящего на ступеньках лестницы ещё одного свидетеля схватки, широкоплечего, приземистого, обладающего складчатым лицом, одетого в коричневую кожаную куртку. Очевидно, он и руководил спецназом.
Широкоплечий тоже увидел Марина, вскинул руку с пистолетом, но в этот момент сзади появился Сергиенко и, недолго думая, в прыжке толкнул мужчину в спину.
Тот со сдавленным криком улетел под ноги дерущимся.
Однако защитникам территории это не помогло.
Мужчина сбил с ног Тарасова, и на его напарника обрушился град ударов. Лишь вмешательство Марина не позволило спецназовцам добить сержанта.
Тем не менее Марину и Сергиенко пришлось отбиваться от обративших на них внимание бойцов, и, пока они бились с ними, мужчина в куртке вскочил, подхватывая выроненный пистолет, и метнулся к двери квартиры сто двадцать один, крикнув:
– Капитан, за мной!
Один из «сотников» отшвырнул встающего на ноги Тарасова, бросился вслед за командиром. Оба скрылись в квартире, дверь которой не была закрыта на ключ.
Получив болезненный тычок в спину, Марин озверел.
В потолок ударила очередь из «кедра».
– Всем на пол! Перестреляю на хер!
Спецназовцы, оказавшись без командира, послушно прекратили драку и легли на площадку.
Тарасов с напарником быстро отобрали у них автоматы.
– Держите на мушке! – Марин прыгнул к двери квартиры. – Дёрнутся – стреляйте!
Дверь открылась, впуская капитана. Он ворвался в квартиру, пережив слабый электрический укол, поворочал дулом пистолета-пулемёта, но никого не увидел. Ворвался в гостиную, осмотрел спальню, туалет, заглянул в кабинет. Однако нигде не обнаружил беглецов. Выругался сквозь зубы, потея от нахлынувших чувств. Ещё раз прошёлся по квартире, успокаивая сердце.
Электрические змейки, волной побежавшие по «люстре», заставили его окончательно прийти в себя. Вспомнилась недавняя ситуация с исчезновением Сомова и его спутников. Можно было не сомневаться, что посещение квартиры учёного превращалось в некий аттракцион, имеющий какую-то реальную причину.
Эн-накопитель, мелькнул в памяти подслушанный в разговорах Никифора и Анны термин. Меняет
