Санмартин сразу вскинулся. Потом, ощутив неловкость ситуации, опустил глаза.
— Не знаю, Ханс. Мы оба встали поздно и пошли завтракать вместе.
— Там и сцепились?
— Там были как раз ребята из десятого. Маленькие эбеновые божки… Ну, она остановилась, вся побелела, потом указывает на Исаака и спрашивает меня: «И вы позволяете им есть с людьми?» Потом что-то сказала о банту…
Исаак Ваньяу был самым здоровенным из чернокожих, которых когда-либо знал Кольдеве.
— Это одна из основ, которые им вдалбливали, пока ты изучал политические теории, — миролюби- ¦ во сказал Кольдеве. — И что потом?
— Когда Исаак обернулся и помахал нам, она бросилась вверх по лестнице. Бежала как ошпаренная. Ну, и я бросился за ней.
— Естественно.
— Когда догнал, она повторяла: «Ой, он был прямо там! Он даже помахал мне! Черный такой, огромный!» И при этом размахивала руками.
Исаак когда-то входил в отряды ашкрофтских черных повстанцев. Санмартин пропустил ему два повышения по службе — за то, что в свое время стрелял в имперцев.
— И потом?
— Я терпел эту сцену десять минут, потом не выдержал и сказал ей, что по моей шкале ценностей
Исаак стоит десятки белых штатских пьяниц.
— Очень тактично.
— И она ушла. Сказав перед уходом: «Я никогда не хотела быть частью этого вашего славного батальона». — Я сказал: «Ну и уходи!» Не знаю, что я сделал не так.
— Она собирает вещи, — сообщил Санмартину Кольдеве, сложив на груди руки.
— А Симадзу знает? — нехотя поинтересовался Санмартин.
— Симадзу знает все и обо всем. Руди сказал, что она плачет, — некстати добавил Кольдеве. — Если уйдет, мы останемся без переводчика. Подумай, какие чувства испытает Ретталья, пронюхав про это.
— Он вообще лишен чувств. Будь оно все проклято, Ханс! Она что, из другой галактики?
— Да, почти так… Только не кричи.
— Да я не кричу!
Кольдеве жалостливо посмотрел на Санмартина.
— Ну так что?
— Ребята Эбиля захватили то место, где был Чалктон. Та-ак… Пятый взвод под Деветсдорпом выступил на помощь «пограничникам». Бывший инженер во время проповеди встал и начал призывать к священной войне. Его тут же отвели в больницу на обследование.
— Судя по всему, твой друг Ретталья уже везде понатыкал своих людей.
— Не сомневаюсь. Дело доходит до смешного. Несколько дней назад в Ридинге был мятеж. Ковбои, которые считались кандидатами в местный добровольческий батальон, разбушевались, вышли с красными флагами. Один из офицеров Эбиля их успокоил.
— И то утешение — знать, что на нашей поганой планетке есть и другой батальон, — спокойно отреагировал Кольдеве.
— Так точно. А вот это — для тебя. «ЮСС» решила снарядить конвой от рудников до космопорта в среду. Золото, ниобий, палладий, тантал и все такое прочее, как обычно. Двадцать семь грузовиков, миллиардов на тридцать йен. Мы обеспечиваем сопровождение. Два «кадиллака», два прыгуна, отделение солдат, командовать должен офицер соответствующего ранга, и этим офицером будешь ты. Подписано Верещагиным.
— Варягу очень это нужно!
— Со всеми вопросами лучше обращаться к адмиралу Ли. Все инициативы — сверху. Так что бери отделение, лучше из десятого, и в тринадцать часов в среду выходи на место встречи с конвоем в Боксбурге.
Кольдеве поморщил нос.
— И последнее, — добавил Санмартин. — Адмирал официально одобрил нашу оценку района как умиротворенного.
— О, долго же он рожал! Ну и когда теперь? — спросил Кольдеве, потирая руки.
— В пятницу. Прибывает челнок, он спустит шесть однотонных «поддонов» с боеприпасами, продовольствием, проволокой, аэродромным и дорожным покрытием. Приемкой будет заниматься Редзап.
Доставка на парашютах была весьма эффективным средством снабжения. Опытный оператор опустит груз с точностью до нескольких метров, и на посадочной подушке из пластика не появится ни трещинки. Редзап занимался приемом груза из космоса постоянно. К тому же он принимал и «живой» десант не менее двухсот раз, а также участвовал в тысячах компьютерных учений.
— Все равно ерунда, — фыркнул Кольдеве. — Настоящего снабжения не будет, пока мы демонстрируем, что обходимся без такого.
— Вряд ли тебе понравится, если один из местных весельчаков влепит ракету в полсотню ящичков со снарядами для минометов.
— Согласен. Больше пока что нет указаний?
— Хватит пока что, действуй.
— А что у вас с Брувер?
— Что — «что»?
— Пойди и извинись перед ней!
— Ханс, но ведь не права она! — На сей раз Санмартин сам заметил, что говорит на высоких тонах.
— Опять орешь! Конечно, она не права. Тем легче извиниться.
— Ты несешь какую-то бессмыслицу. Я только и делаю, что прошу у нее прощения с первого- момента знакомства!
— Ну вот, у тебя уже и практика имеется.
— Ханс?!
— Рауль, ну не кричи ты. Ты что, такой большой знаток женщин?
— Черт! Как же я вляпался в такое дерьмо?
— Сам иногда удивляюсь.
— Ханс, ладно, забудем это. Мне, кстати, через четверть часа выступать с десятым.
— Рауль, ты здорово разобрался с той монографией, теперь тебе определенно нужно новое увлечение. Так. У нас еще десять минут перед тем, как встретиться с Руди, который сейчас ведет такую же воспитательную беседу с Ханной, и, безусловно, более успешно.
— Ну ладно, Ханс, я попытаюсь.
Санмартин вздохнул, удивляясь, как это его зам умеет протолкнуть самую идиотскую идею.
Пятнадцать минут спустя Кольдеве, оказавшись вместе с 10-м взводом в столовой, встретил там командира роты. Располагающе улыбнувшись, Кольдеве обратился к Ваньяу — черному великану, недоуменно покачивавшему головой. Санмартин сел на стул, вскинув оружие на плечо. Взвод притих.
— Мне сказали, что седьмой день — день отдыха, а в последнее воскресенье многие из вас начали отдыхать еще во время проповеди его преподобия.
Его замечание вызвало сдержанный смех. Его преподобие, лютеранин и проповедник по призванию, ефрейтор Эрикссон из 11-го взвода, был приятным светловолосым человеком, который любовь к оружию считал несовместимым с любовью к Богу. Он глубоко переживал бесчувственность своих товарищей.
— Чтобы дать всем вам как следует отдохнуть перед завтрашней проповедью, мы сделаем сегодня короткую пробежку по маршруту номер два. — Повернувшись к Гаврилову, командиру 10-го взвода, Кольдеве скомандовал: — Построиться в колонну по четыре!
Гаврилов кивнул, а Санмартин поднялся со своего стула и направился к двери. Недовольное брюзжание перемежалось со смехом. Бег по маршруту означал преодоление двух ущелий и холма.
