будить мальчишек.
Ваня молодец: я видел, как он охотно принял на себя роль старшего. Помог подняться Никите, проследил за тем, чтобы он почистил зубы. Потом мальчишки вместе делали зарядку — причём так споро и технично, что я залюбовался.
Хорошо всё-таки, что они нашли общий язык, несмотря на разницу в возрасте. Никита оказался сообразительным и покладистым, а у Вани включился режим ответственности, что ему самому тоже пошло на пользу.
На завтраке встретили директора. Выглядел он откровенно измученным: похоже, тоже не спал как минимум значительную часть прошедшей ночи. И всё же, увидев нас, он улыбнулся.
— Подсяду к вам, не против? — спросил он.
— Да пожалуйста, — я пожал плечами.
— Фёдор о тебе очень хорошо отзывается, — сказал директор, когда вернулся к нам со своим подносом.
— Приятно, — кивнул я. — Он тоже мужик вроде бы ничего.
— Но ты, получается, сегодня всю ночь не спал! Это не дело.
— Детей в школу отведу — и пойду отдыхать, — заверил я.
— Это правильно. Это хорошо, — кивнул Пётр. — А потом как раз можно собраться на совещание. Обсудить все последние, так сказать, новости. Ты как?
— Можно и обсудить. Только мне детей надо забрать будет — не знаю, сколько Ольга будет у себя занята…
— Да, конечно. Думаю, мы успеем.
Пётр посмотрел поочерёдно на мальчишек и подмигнул им.
— Ну как жизнь молодая? — спросил он. — Нравится у нас?
— Учитель хорошая, — ответил Ваня. — А так — скучно.
— Да, скучно! Мама не разрешила нам сегодня в снежки играть, — добавил Никита.
— Отчего же? — удивился директор.
— Это опасно может быть. А зизиметр вот он забрал! — Никита кивнул в мою сторону.
— Вон оно как! Что ж, мамы они такие, всегда перестраховываются, верно? — улыбнулся директор.
— Угу… — Никита насупился.
— Ты главное есть не забывай, — сказал я ему, пододвигая рисковую кашу на молоке поближе.
— Не забуду, не забуду… а то сил не будет! — сказал он. — Да же, Ваня?
Сын кивнул с набитым ртом.
— Вот и отлично, — улыбнулся директор.
Добравшись до постели, я даже не запомнил, как моя голова коснулась подушки: сон пришёл мгновенно.
Честно говоря, я опасался сновидений. Мне давно уже не снилась всякая ерунда, которая преследовала меня ещё какое-то время после увольнения со службы. А после рождения Вани такие сны и вовсе прекратились. Но теперь я опасался, что они могут вернуться, учитывая всё происходящее.
Я ведь даже на службу официально не вернулся — а уже успел убить двоих…
Однако, всё обошлось: сон был крепким, освежающим, дающим силы. И главное — безо всяких сновидений.
Меня разбудила Ольга.
Открыв глаза, я через секунду сел на постели. Достал с тумбочки смартфон, который по привычке продолжал таскать с собой. До будильника ещё полчаса.
— Уже освободилась? — спросил я. — Я будильник поставил, в школу не опоздал бы.
Ольга не сразу ответила. Только теперь я заметил, насколько у неё вымученный вид. В красноватых глазах, как мне показалось, даже слёзы застыли.
— Устала?.. — спросил я, поднимаясь с постели.
Я подошёл к ней и хотел помассировать плечи, но она прильнула ко мне и обняла с неожиданной силой.
— Тс-с-с… тише-тише… — говорил я, гладя её по спине, — всё будет в порядке. Мы справимся. Всё хорошо. Тебе надо просто отдохнуть…
— Дим… — она едва заметно всхлипнула. — Я не вытащила… чуда не случилось…
— Пациент? — догадался я.
— Да…
— Когда?
— Час назад… я… никому не говорила ещё. Только Семён знает. Он предлагал сказать родственниками, но… я думала, что смогу сама.
— Оль… я на сто… нет, на тысячу процентов уверен, что ты сделала абсолютно всё, что было возможно в этой ситуации, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более твёрдо и спокойно.
— Дим… — Оля немного отстранилась. Потом присела на край кровати. — Я давно практикую. Как и у всякого врача, у меня есть своё кладбище, увы… тут не в этом дело. Точнее, не только в этом.
— Давай поговорим, — предложил я, присаживаясь рядом. — Если чувствуешь, что прям надо — лучше выговорится.
— Мне… мне страшно, Дим… я впервые видела лучевую… так рядом… я вспоминаю ту чёрную тучу, из-под которой ты нас вывез… — она снова всхлипнула. — Представляешь, а если бы тебя рядом не оказалось?
— Оль, это бессмысленно — думать о том, что могло бы быть. Тем более, если это что-то очень плохое.
— Как бы я наблюдала за агонией сына?.. А сколько матерей с этим столкнулись в реальной жизни? Прямо сейчас, Дим? Сколько трагедий происходит вот прямо сейчас, в эту самую секунду? И ведь так не только у нас… там, за океаном, по большому счёту, точно такие же люди, в точно таком же положении… я была там пару раз, на конференциях. С коллегами общалась. Обсуждали сложные случаи, новые методы лапароскопической хирургии… переписывались потом, публикации делала даже, когда это было возможно… — она глубоко вздохнула и потёрла ладошками виски. — Мы же все — просто люди… мы ведь даже шутили на эту тему, когда напряжённость в наших отношениях начала расти, представляешь? Никто не верил, что это всё может вот так закончится… никто, Дим… безумие какое-то…
— Оль, человечество воевало всегда. Это не что-то новое, — ответил я.
— Так, может, пора перестать, наконец⁈ — ответила она, повысив голос.
— Это давняя и, к сожалению, несбыточная мечта, — ответил я. — Тем, кому нравится война… таких единицы. Даже среди профессиональных военных. Но этот мир так устроен, что, если хочешь жить — будь сильным. Ничего нового пока не придумали, хотя и пытались. А ты сильная, Оль. И сын у тебя — тоже сильный.
— Нет, Дим… это ты — сильный. Ты уже скольких спас? Четверых? Это не считая других жителей посёлка, которых ты теперь защищать будешь. А я… я только попыталась…
— Я убил двоих, — тихо сказал я.
— Ч… что? — переспросила Оля.
— Мне пришлось убить двоих, — повторил я. — Да, они были негодяи, с нашей точки зрения. Но они тоже были людьми. С каким-никаким, но своим внутренним миром. Мечтами. И точно таким же желанием выжить, как у тебя или у меня.
— Ты… не рассказывал, — ответила она севшим голосом.
— Военные живут с этим. У профессионалов тоже есть свои кладбища, и они куда обширнее ваших, — я вздохнул. — Честно говоря, я надеялся, что всё. До конца моей жизни моё больше не будет пополняться. А оно видишь, как вышло? Если тебе интересно — я снова засыпать боюсь. Меня тогда накрывало, до увольнения… стало легче, когда семью завёл, а теперь опять. Хочешь — не хочешь, но приходится к старому ремеслу возвращаться. Так что ты всегда имей ввиду: то, что вы с Никитой живы — это в том числе и эта цена. Которую такие как я платят. Понимаешь?
Оля вздохнула. Потом снова подвинулась ко мне, и мы обнялись.
— Надо будет о похоронах подумать, — продолжал я.
— По закону без вскрытия мы не имеем права… — заметила Ольга.
— У нас чрезвычайные обстоятельства. Это надо будет сделать. В том числе для людей. Понимаешь?
— Да, — кивнула она. — Ты прав… мы должны оставаться людьми.
Стылую яму вырыл «Бобкэт», на невысоком утёсе над речкой, возле густого соснового леса. Хорошее место. Когда-нибудь здесь поставят памятник, чтобы потомки помнили об этих днях после катастрофы.
Место это было выделено администрацией поселения для строительства храма, однако само строительство даже не началось: не все вопросы удалось вовремя утрясти с епархией. Да и желающих ехать на новый приход пока что не нашлось. К тому же, сразу возник вопрос о мечети, и его тоже решали в рабочем порядке.
Там, где была вырыта эта могила, должен появиться церковный погост. Будущая святая земля.
Правда, погибшего водителя пришлось хоронить в импровизированном герметичном гробу, переделанном из контейнера для химических реагентов. Иначе никак: тело всё ещё фонило, и разложение грозило заражением протекающему у подножия холма ручью, который впадал в речку.
В качестве священника пришлось выступать Петру. Он справился, на мой взгляд, вполне достойно: кто-то нашёл псалтырь, и он прочитал полагающиеся кафизмы.
Покойный был женат, и его вдова присутствовала на похоронах в окружении родственников, которых оказалось немало. Я вдруг подумал, что именно в таких ситуациях особенно остро понимаешь, насколько важна
