представить, до какой температуры он раскален!
Но песок это было еще не самое интересное здесь. В центре черной проплешины, будто с него все и началось, торчало кривое высохшее дерево. Вернее, это было дерево… Когда-то… Наверное… Точно сказать невозможно, потому что в этом месиве черно-золотистых цветов ничего нельзя было разобрать. Как будто огромный великан сожрал десерт с кулинарным золотом, заел это активированным углем, а потом наблевал на несчастное дерево — вот как это выглядело. Странное образование облепило все веточки до единой, превратив тонкие хрупкие придатки в толстенные культи.
Не знаю что это такое, да и в ботанике я не спец, но тут сразу становилось понятно, что дерево уже не спасти.
— Эй… — тихо сказала Тора. — Я знаю… Что это.
И я…
За последние дни я так отвык от этого голоса, что даже вздрогнул, когда снова услышал его в своей голове!
Как так⁈ Почему так⁈ Зелье же!..
Зелье…
Демон говорил медленно, словно через силу, словно борясь со сном. Но словно ему категорически нужно было сказать эти слова.
Я помню…
Что ты помнишь⁈
Песок…
Песок⁈
Я выпростал из-под робы руку и схватил горсть черного песка, заботясь только о том, чтобы не зацепить непонятную опухоль, и только потом запоздало сообразил, что песо раскален, как кузнечная заготовка!
Но он оказался холодным. Вопреки здравому смыслу, вопреки законам логики и физики, он был холодным. Не как лед или снег, даже, по сути не холодным, просто из-за разницы температур так казалось…
Да почему⁈
Эй, ты здесь! Что с этим песком⁈
Но демон больше не отвечал. Видимо, все его силы ушли на то, чтобы пробиться через алхимическую блокаду и выдавить эти несколько слов, что я услышал. Видимо, здесь произошло что-то из ряда вон выходящее, и этот песок крайне важен, раз демон сделал над собой такое усилие и пробил барьер отрешенности, за которым его запирает мое пойло. Ненадолго, но пробил.
Песок тяжело просыпался сквозь пальцы, я вытер руки, на которых осталось ощущение чего-то жирного о хламиду, поднялся и взглянул на Тору:
— Рассказывай.
Когда Тора назвала непонятное черное образование «чумной паутиной» я даже почти удивился. Честно говоря, я ожидал, что, как и у всего остального непонятного и опасного, в названии этой дряни будет фигурировать слово «демон».
— Ну и что такого в этой паутине?
— Это не паутина. — Тора глядела на мертвое дерево с опаской, как на огромную сколопендру. — Она же даже не похожа на паутину. Она так только называется.
— Хорошо. — терпеливо согласился я. — Что такого в этой… штуке, которая называется паутиной?
— Она смертельно опасна. — наконец выдала Тора. — Она… Вроде плесени, только намного, намного опаснее. Она намертво прилипает к чему угодно и тут же начинает растворять то, к чему прилипнет, каким-то особо едким веществом.
Эх, а ведь песок-то тоже черный! А не покрыт ли он тоже «особо едким веществом»? На всякий случай я еще раз вытер руки о штанины.
— Так она питается, так она строит себе новое тело. — продолжала Тора. — Но самое странное, что она поедает не все.
— Кости оставляет, да? — понимающе хмыкнул я.
— Нет. — Тора покачала головой. — Кожу, мышцы, кости — все это она употребляет. Оставляет только нервы. Целиком. Оставляет и присоединяет к себе, к своим нервам, скрытым внутри, под этой черной-золотистой массой.
— То есть, как? — не понял я. — Она… Ну, пусть не «разумна»… Но она — типа животное? Не растение?
— Она и не животное, и не растение, она вообще неизвестно что. — Тора развела руками. — Ее до сих пор толком не изучили, потому что… Ну, сам понимаешь, нельзя изучить то, что никаким образом нельзя оторвать и положить в банку. Она все растворяет. Вообще все, даже стекло.
— А дерево? — я кивнул на раскинувшегося перед нами представителя «паутины».
— Там нет никакого дерева. — Тора снова покачала головой. — Давно уже нет. Просто эта дрянь обросла его, и, после того как растворила, осталась стоять в форме, близкой к той, что имела ее еда.
— Она что, твердая?
— Наверное. — Тора вздохнула. — Я не знаю, трогать не буду. Хочешь — сам потрогай.
— Спасибо, обойдусь. — поспешно ответил я, разглядывая черно-золотистое псевдо-дерево уже совсем другим взглядом.
Интересно, а она сможет прожечь доспехи демона? А доспехи бодрствующего демона? Узнать бы, да сыкотно — а вдруг прожжет?
А спросить не у кого. Демон снова заснул и на вопросы не отвечал.
Торе говорить о том, что он вообще просыпался, я не стал.
— Ладно. А песок?
— А что песок? — Тора присела и потрогала песок. — Тот самый песок, о котором я тебе говорила. Из-за которого всю пустыню назвали Обсидиановой.
— А тебя не смущает, что он тоже черный? Что он находится именно тут, рядом с этой… мерзостью? Или что он холодный например на такой жаре?
— Макс, мне нечего тебе сказать. — серьезно сказала Тора, — Я ничего об этом не знаю. Ни о том, почему он холодный, ни о том, почему он растет рядом с паутиной. Единственное, что я знаю — это то, что от паутины надо держаться подальше. Если это значит еще и держаться подальше от черного песка тоже, то будем держаться подальше. Только и всего.
— А эта дрянь сама по себе не нападает? — я снова ткнул пальцем в дерево-обманку.
— Ей нечем. — улыбнулась Тора.
— Тогда как она до этого дерева добралась? — я крутнулся вокруг своей оси, обводя пальцем горизонт. — Я что-то не вижу, чтобы она как-то сюда вытянулась или еще что…
— Спорами, Макс. — Тора пожала плечами. — Спорами, которые разносятся… Ну, например, ветром.
— Это точно?
— Нет, это снова предположение. Макс, я не ученый, тем более не шалихадский ученый, я не знаю. Но если бы она могла напасть на того, на кого хочет, — я сомневаюсь, что у нее есть разум в нашем с тобой понимании этого слова, — то она бы уже напала.
— Может, выжидает. — буркнул я. — Когда мы подойдем поближе.
— Вот да, так тоже может быть. — невпопад ответила Тора. — Может, ее еда это всякие
