Тем временем, покрутившись возле хозяйского джипа и ничего криминального не обнаружив, вальяжный амбал отправился обратно на свой пост, и, услышав, как скрипит снег под его тяжелыми, неторопливыми шагами, Сарычев вжался в стену и расслабился.
Через мгновение сильным апперкотом точно в подбородок он вырубил охранника начисто и, ни секунды не теряя, начал его обихаживать. Вытянув у него поясной ремень, майор сделал двойную петлю и намертво связал ему руки за спиной, затем выдрал подкладку куртки и, запихав ее глубоко в полуоткрытую, слюнявую после нокаута пасть, изъял ствол, рацию и американский штык-нож от винтовки М-12. Не теряя времени и не забывая об осторожности ни на минуту, Сарычев оперативно содрал с лежащего штаны и, расшмотовав, их бывшего обладателя качественно стреножил, а чтобы болезный не застудился, подштанники с трусами расписал не как полагается — наискось от пояса до колена, — а лишь перерезал резинку.
После всего этого майор оттащил тело за груду старого барахла и на несколько секунд замер, чутко вслушиваясь. Ничто подозрительное его слуха не коснулось, и, подтянувшись наверх к двери, Александр Степанович отметил, что заперта она была на кодовый замок, а когда вгляделся, то по затертой поверхности металлических кнопок стала понятна комбинация. Он нажал четырьмя пальцами сразу, внутри что-то щелкнуло, и не торопясь Сарычев распахнул дверь и вошел внутрь.
Вначале никто ничего не понял, тощая дура-секретарша поинтересовалась как-то неуверенно: «Вы к кому?» — а сидевший неподалеку в кресле крепенький, щекастый мужичок даже глазом моргнуть не успел, как его переносица повстречалась с майорским коленом, а на макушку опустилась рука-молот, и он расслабленно свесил сразу закровившую физиономию себе на грудь.
Мгновенно Сарычев вытянул у него из кобуры ТТ и, мельком подумав: «Ничего не боятся, сволочи», направил ствол на оцепеневшую от страха девицу и, приставив указательный палец к своим усам, прошептал повелительно: «Тих-х-х-о». Та не отрываясь смотрела на майора, как кролик на удава, и, когда он спросил: «Где остальные?» — ответила шепотом: «Люська в ванной… Посуду моет» — и дернула острым подбородком в сторону коридорчика. «Двигай! — Майор за ухо вытащил ее из-за стола и, не отрывая ствола от побледневшей щеки, сказал тихо: — Вякнешь если, сделаю еще одну дыру».
Распахнув с ходу дверь, за которой журчала вода, он, затолкав пленницу внутрь, выразительно посоветовал мывшей посуду девице: «Не ори, а то сдохнешь» — и, дав ей секунду, чтобы осознать сказанное, коротко скомандовал: «Раздевайтесь обе, — а увидев нерешительность в их глазах, резко взмахнул стволом и рявкнул: — Живо!» Это было страшно, и обе Люськи привычно распряглись с профессиональной быстротой, а Сарычев, оперативно присобачив им руки колготками к змеевику и повелительно рявкнув: «Забыть все», вытолкал ногой всю одежонку в коридор и устремился к главнокомандующему.
Осторожно попробовав дверь в президентский кабинет, майор понял, что она заперта. Он глубоко вздохнул и на секунду неподвижно замер, прикрыв глаза, а когда кипящая, огненная энергия наполнила его, то мощнейшим сокуто-гири — диагональным боковым ударом ноги — он вышиб дверь вместе с коробкой и, наполнив нору Гранитного грохотом и цементной пылью, оказался внутри.
Президент был занят важным делом — он считал деньги. Квадратное зеркало за его спиной, оправленное в раму из красного дерева, было сдвинуто в сторону, дверь потайного сейфа свободно скрежетала в петлях, и Василий Евгеньевич, сосредоточенно таская из стальных глубин пачки дубовых и зелени, вел учет и, сбивая по сто листов, ровными рядами выкладывал бабки на полированной глади столешницы. Когда раздался грохот вышибаемой двери и кто-то в облаке пыли ввалился внутрь, Гранитный особо раздумывать не стал, а быстро сунул руку под стол. Там у него, в лучших гангстерских традициях эпохи сухого закона, на двух магнитах была подвешена заряженная волчьей дробью «вертикалка», — оставалось только взвести курки и все вопросы кардинальным образом решить.
Однако незваный гость мгновенно отреагировал и, стремительно выполнив «лепесток» — уход с линии атаки с поворотом вокруг своей оси, — оказался с главнокомандующим совсем рядом. Мощно бабахнули стволы, разнося через дверной проем картечью экран монитора, а под ключицу президента с мерзким, мокрым каким-то звуком глубоко вонзился американский штык-нож.
От острой боли Василий Евгеньевич заорал дико и секунду не мог оторвать взгляд от рифленой рукояти, торчавшей чуть правее яремной впадины, а когда поднял глаза, то опять из его груди вырвался громкий, неудержимый крик — перед ним стоял фраер, которого должен был замочить Стеклорез.
Поморщившись от истошного президентского крика, Сарычев взялся за рукоять штык-ножа и, придвинувшись к Гранитному, тихо спросил:
— Зачем тебе моя жизнь? — А чтобы вопрос звучал доходчивее, майор слегка повернул клинок в ране.
Главнокомандующий от боли прокусил себе губу, из глаз побежали слезы, но годы, проведенные на зоне, в «отрицаловке», с прелестями БУРа и карцера, закалили его характер, и ответом Сарычева он не удостоил. Прищурившись, майор быстро вырвал клинок из раны и, начертав окровавленным острием в воздухе нечто замысловатое, приблизил сверкающую сталь к лицу Гранитного и произнес повелительно:
— Отвечай мне.
Из раны президента вовсю струилась ярко-алая кровь — видимо, нож задел подключичную артерию, — на лбу выступила обильная испарина, а глаза сделались мутными, но голосом вполне различимым он отозвался:
— Повинуюсь, господин. Твоя жизнь мне не нужна, меня за ней послали.
Внезапно зрачки у него начали закатываться, а кожа на лице стремительно стала приобретать синюшный оттенок, и, торопясь, резко, как боевым бичом ударив, Сарычев выкрикнул:
— Кто послал?
Президентская кровь быстро текла алым ручьем из раны, тоненькие ее струйки бежали из углов рта, и, когда он прошептал чуть слышно:
— Алексей Михайлович Цып лаков, Цыпа Жареный, папа мой, — и показал почему-то пальцем на стол, силы оставили его, и он сполз в растекавшуюся по паркету темно-красную лужу.
Взглянув в указанном направлении, Александр Степанович узрел электронное чудо японской фирмы «Панасоник» с памятью на двадцать номеров и, содрав с окна портьеру, разложенные деньги вместе с буржуазным телефоном сноровисто в нее упаковал. Получился приличных размеров узел, и, взвалив его на плечо, майор, сразу ставший чем-то похожим на мешочника времен гражданской войны, совсем уже было собрался на выход, как вдруг ожил звонок входной двери и снаружи бригадир Глобус голосом шепелявым и грозным начал возмущенно базлать:
