– У тебя что, в одном месте чешется – каждого встречного ломать?
– Не каждого, – уперто сказала она. – А вот его – надо, пойми ты, лопух! Зачем нам сюрпризы.
– О, уже «нам»… Давай считать. Ты трижды ошиблась со мной…
– Это почему трижды?!
– Крюк – раз. Моя догадливость – два. Плюс не учла, что я – сын сталкера. Значит, можешь ошибаться и в отношении Эйнштейна. Но дело совсем не в этом, дело в том, что на Эйнштейна мне абсолютно наплевать – как на Крюка. Моя, как ты выразилась, забота – чистейший прагматизм. Мне нужна память этого человека, и память без искажений. Он должен многое мне рассказать.
– Дай пять секунд, и он расскажет все, что ты захочешь.
– Мне нужно не то, что я захочу, а то, как оно на самом деле. Извини, Натали, но ты не знаешь, что происходит с психикой и мозгом после твоих воздействий. Никто не знает. Я сам воздействовал, пусть и чуть-чуть. Результат – всегда, в любом варианте – поломка. Технический объект в этом смысле не отличается от биологического. Мистер Эйнштейн мне нужен целым, а мозг его – неизмененным.
Я выдержал паузу и посмотрел на будущую напарницу моим «особым» взглядом. На людей, как я раньше говорил, это почти всегда действовало, но подействует ли на зрелого и тренированного аномала-суггестора? Не факт. Секрет в том, что я как бы переключаю взгляд, начинаю смотреть не на собеседника, а сквозь, представляя его прозрачным. И, что самое смешное, вижу все, что находится за ним. Может, это иллюзия, и я сам себя обманываю? Кто знает… Она молчала. Такая разговорчивая, и – тишина. Я решил добавить к логике еще и задушевность:
– Пойми, Натали! У нас с Эйнштейном – взаимовыгодный контракт. Потом, когда закончим с делами, забирай его и лепи, что хочешь, а я в сторонке постою, повеселюсь. Но пока не вернемся из Зоны, пожалуйста, не трогай его. Ты говорила, мы с тобой будем дружить. Я – «за»! И если про дружбу не треп, давай заключим собственный контракт.
Она смотрела на меня с таким пренебрежением, если не презрением, что хотелось срочно доллар в кармане найти.
– Ну, что? – не выдержал я.
– Зови меня Горгона, – сказала тогда она.
И у меня отлегло от сердца.
– Привет, Горгона, – улыбнулся я ей.
– Утешь своего клоуна, я до него не дотронусь. Брезгую.
– Слово?
– Чтоб я инсульт перенесла.
Я содрогнулся. Про инсульт – было на полном серьезе, настоящая клятва. Понимаю, превратиться в растение для человека, привыкшего крутить мир на пальце, – страшнее смерти. В такое слово нельзя не поверить.
– Можно ему оставить шлем на голове? Ты не обидишься?
– Шлем оставь, но памперс ему замени.
Я вернулся к Эйнштейну и вынул из его ушей наушники. Он не противился, хоть и напрягся. Перчатки снял сам.
– Порядок, – успокоил я его. – Заключили сделку. Пока мы в Зоне, вы как мой проводник – лицо неприкосновенное. На воле, к сожалению, не будет никаких гарантий.
– Это еще вопрос, где воля, где неволя. Но спасибо тебе…
– Почему вы ее просто не пристрелили, эту чертову социопатку, дядя Эли? Вместе с ее Лопатой?
– Я мог бы сказать, что она по нашу линию фронта, хотя сама о таких вещах не думает, и что она будет нам крайне полезна. Но, видишь ли, ответ в том, что я сталкер, а не убийца.
– Что, есть разница? – не поверил я ему.
Натали-Горгона собрала группу, включая голозадых «отмычек», которым так и не дала команду одеться.
– Слушай сюда, народ. Цель прежняя – Сити. – Она показала направление. – Главный на марше – Антисемит, слушаться его, как меня. Это тебя касается, Лопата. Кто пойдет впереди, кто за кем дальше, решает он. Слышишь, клоун? Используй этих придурков, которые вас чуть не замочили, как считаешь нужным, карт-бланш тебе. Хочешь – будут «отмычками», хочешь – носильщиками. Но пукалки свои сдай, их понесет Лопата.
– Один «глок» мне, – быстро вставил я.
– О’кей, это честно.
Эйнштейн отстегнул кобуры от комбинезона.
– И последнее, касается всех. Кому здесь жить, а кому подохнуть, решаю только я.
– Это решает большая Хозяйка. – Эйнштейн обвел рукой окружающее пространство. – Все, кто думает иначе, кретины и смертники.
Натали скривилась:
– Ну и отсоси у своей Хозяйки. – Повернулась ко мне: – А знает ли твой дядя Эли, что «Душевую» охраняет «мясорубка»?
– Что за чушь, – возмутился Эйнштейн. – Не было там «мясорубки»!
– Отстал от жизни. Теперь есть и требует жертв. Ротация рулит. Папа сказал, концентрация аномалий у всех значимых объектов Зоны резко увеличилась, а он такие вещи знает получше вашего Института. «Душевая» – объект не из последних.
– За счет чего могла увеличиться концентрация аномалий?! – продолжал горячиться Эйнштейн. – Откуда они возьмут дополнительную энергию?! Подпитка за счет жертв – несерьезно, нас тут слишком мало. Доказано же, количество аномалий в Зоне остается примерно одинаковым, они только перераспределяются, ротируются, меняются качественно…
– Усохни, очкарик, с энергиями без тебя разберутся. «Мясорубка» там есть, Пэн. И вот я хотела уточнить, кого твой босс собирался использовать как «отмычку», чтобы войти в «Душевую»? Вы шли вдвоем. Значит, кого-то из вас двоих – тебя или себя. Прикольный выбор, правда? Покумекай об этом, Пэн.
– Наткнувшись на «мясорубку», я ушел бы обратно, – спокойно ответил Эйнштейн, тоже адресуясь ко мне. – Не о чем тут кумекать. Зато мисс в отличие от глупого клоуна про «мясорубку» знала. И кого намечала в «отмычку» она? Покумекай.
Малая хозяйка заразительно, со вкусом засмеялась.
– Клетку с кроликами видите? И зачем, по-вашему, мы их перли, вы, два дебила? Те же «отмычки», только не люди!
– Выдвигаемся или как? – напомнил о себе Лопата.
Волшебный баритон! Мужику бы на сцене царствовать, а не за «колючкой» грязь месить.
– Выдвигаемся, – согласилась она. – Где-то как-то…
На ратушной площади нас атаковали летающие белки. Едва ли не самые жуткие твари в Зоне, а может, самые жуткие и есть. Когда их собирается стая, конечно. Здесь жила всего одна семья, две взрослые особи с выводком.
Опасности с этой стороны мы не ждали, не в лесу ведь, даже не в парке! И вообще до старого города дошли на удивление спокойно. Практически добежали. Эйнштейн гнал нас без пощады, задал темп, как бешеный сержант на марш-броске. Я понимал, почему он торопится. Ему позарез нужно было успеть – и в Сити за «мылом», и меня уговорить раскрыть тайну, а потом еще переться в «кладовку», которая могла быть где угодно. Если под видом ареста состоялось похищение моего папы (что проверить не было возможности), то никакие адвокаты не помогут, его выпотрошат, как бы тот ни трепыхался. После чего пошлют спецгруппу в Зону – за «мочалкой» и прочими сокровищами. Так ситуация представлялась Эйнштейну.
