— Тогда… Месье Александр, мы можем вас просить…
— Можете, месье адъютант. Идемте.
Русы не имают страх!
Русы не имают страх!
Жило преданье в веках…
Память святую хранит
Горных отрогов гранит.
"Тамо, далэко…" —
Где тих морской прибой,
Там где-то сербское войско
Бьётся с несметной ордой.
Снова на поле
На битву вышла рать…
Кровью исходит последней
Милая Сербия-мать!
В горы юнацы идут,
Будто молитву поют…
Каждому доля своя —
"Живэла Русия!"
Снова над Родиной ночь —
Сил нет беду превозмочь…
Волчьею стаей враги
Сербию рвут на куски!
"Где же Святая, ты, Русь?" —
В сердце у сербина грусть…
Где же громада твоя?!
"Живэла Русия…"
Группа легионеров — парашютистов первого парашютно-десантного полка в парадной форме, с беретами, засунутыми под погон, и со свечками в руках стояли вокруг кровати, на которой лежало накрытое белой простыней тело. Там, где должна была быть голова — лежал белый берет — знак специальных сил Легиона, который этот парень так хотел получить и при жизни не получил. Грубые, сильные, мозолистые руки держали тонкие палочки воска, дрожало, колыхаясь пламя свечей…
А я пел…
Как мог. Как умел.
И только — когда допел до конца — кто-то негромко кашлянул за спиной.
— Господа! — первым опомнился Дидье.
Генерал Венсан Бельфор, ныне заместитель министра обороны, отвечающий за военную разведку и действия специальных сил Франции, как в самой алжирской Франции, так и за ее пределами — шагнул в комнату.
— Что это значит, господа?
— Шарль… месье генерал… извините.
Генерал взглянул на накрытую простыней кровать, нахмурился, но ничего не сказал.
— Месье Александр — за мной. Заканчивайте здесь.
Вилла Сусини была одним из мест, куда лучше не попадать, и о котором лучше даже не вспоминать. Первоначально это была резиденция Легиона, потом, из-за угрозы терактов ее перенесли на авиабазу Рауль Салан. Здесь же теперь было что-то типа центра дознания, немало обогатившего человечество различными приемами добывания информации у тех, кто не хочет ее давать. Например — вход в сеть, это когда голого человека распинают на железном матраце, на кровати и к кровати подключают ток. Или вечерний душ — это когда человека поливают водой и одновременно подключают ток. Французы вообще в таких случаях действовали жестко и грязно. Второе армейское бюро, которое сейчас возглавлял генерал Бельфор, было известно тем, что оно не желает подчиняться правилам поведения, принятым среди цивилизованных разведок — например, французы могут убить чужого агента и даже резидента, совершенно не задумываясь о том, что это повлечет ответные меры для их людей. Впрочем… не время и не место судить.
Генерал вышел на балкон, затянутый сеткой — от снайперов. Достал небольшую сигариллу. прикурил, не предлагая мне. Может — знает, может — просто хочет мне мое место здесь показать. Ничего, переживем…
— Серьезную задачку вы нам задали, мсье… — то ли с насмешкой, то ли с недоброй иронией сказал он.
— Я так понимаю, что Иностранный Легион не знает других — ответил я.
Генерал передернул плечами.
— Не пытайтесь. Не выйдет. Мы по уши в дерьме, и надо что-то делать. Кто этот ублюдок?
— Я не знаю.
— Знаете. Мне нужна правда.
— Это и есть правда. Вы что — не можете проверить?
— Можем… Меня интересует другое. Для чего он нужен вам, господин вице-адмирал?
— В резерве, — поправил я, — я не нахожусь на действительной службе.
Генерал посмотрел на меня так, как отец смотрит на проделки расшалившегося отпрыска, потом улыбнулся и подмигнул.
— Если желаете мсье. Как бы то ни было — операция из чистого "пришел-ушел" превратилась в нечто большее. В эпическую битву, в которой я потерял четверых только убитыми. Пресса исходит воем, и у меня на столе лежит запрос Национального собрания с требованием предоставить всю информацию об инциденте. А самое главное — вы приходите и говорите мне, что вместе туза — у нас на руках шестерка. Так? И что я должен ответить на запрос?
— Ничего. Вам не кажется, что Франция погибла от говорильни?
— Франция продолжает жить! — моментально разозлился генерал.
— Перестаньте. Франция мертва, потому что ее убили. Ее убил Наполеон Третий, заключивший союз с теми, кто уничтожил Наполеона Первого — последнего достойного правителя Франции. Я ни в малейшей степени не испытываю раскаяния за то, что сделали мои предки, равно как и вы не раскаиваетесь за то, что пришли в свое время в Крым. Кровь монарха и королевы, которую вы пролили на плахе и тоже не раскаялись в этом, привела к тому, что в Париже сейчас германцы. Франция мертва, но из ее гибели вы никак не можете извлечь уроков. Возможно, если вы перестанете пользоваться покровительством Британии и САСШ, и терроризировать Германию — будет лучше. А если вы взглянет на северо-восток, то увидите там страну, в которой в аристократических родах принято, чтобы ребенок учил французский с детства, а русский — только с гимназии. Если вам это ничего не говорит — то давайте оставим наши отношения чисто деловыми, потому что видит Бог, нам есть в чем помочь друг другу.
Генерал долго молчал, чтобы унять свой гнев.
— Мне нужно допросить этого человека. Возможно, это все же не пустышка.
Генерал кивнул, и я понял — они не смогли.
— Этот парень ваш. Предупреждаю, что весь разговор пишется.
— Его сильно помяли?
— Есть немного. Но не перестарались. Говорить он будет.
Неизвестный, которого мы взяли, сидел голым, привязанным к стулу, привинченном к полу в тесной и душной камере, в камере пахло страхом, кровью и блевотиной, последних двух субстанций было достаточно и на полу. Стул был металлическим, от него отходил толстый черный кабель, который шел к стоящему в углу трансформатору, негромко гудящему, а от трансформатора шел провод к розетке в стене. Еще у стены стоял стол со старомодным кассетным магнитофоном и микрофоном, а перед неизвестным стоял юпитер, применяемый в синематографе для освещения. Сейчас он был выключен и горел верхний свет.
Испытывал ли я жалость к этому человеку? А ничуть! Больше года я прослужил в Персии после того, как Его Величество изволили присоединить Персию к России на правах автономного образования. За мной была вся Персия… я должен был понять, что происходило в них при правлении Шахиншаха, что происходит в них теперь, на кого из "старой гвардии" можно опереться, кого просто уволить, а кого расстрелять от греха подальше. Помните, рассказывал о визите в пыточную тюрьму САВАК и как там людей раскатывали асфальтовым катком? Так это еще не самое страшное, в основном благодаря этой работе у меня теперь седина в волосах и ни к черту нервы. Вот только после свержения САВАКа произошло такое, что… И этого подонка — явно имеющего какое-то отношение к происходящему — я бы и сам с удовольствием током попытал.