— Ищейка слушает!
— Валь! Долби его по коленям!
— Есть!
Мы выстрелили разом. Марионетка не упала, вопреки моим надеждам, и ответила залпом из двух орудий по мне.
— Правая рука вышла из строя! — доложил главмех.
— Огонь из всего, что работает! — приказал я.
Я направил Ужас Глубин вперёд. Один раз исполин содрогнулся, когда врезался в мельтешащий под ногами катафракт.
— Валь! Я его отвлекаю, а ты стреляй!
Хоть бы он меня услышал. Я ходил, как безумный, получая десятки попаданий в минуту. Марионетка пыталась выцелить меня, но её пилот плюнул и переключился на Валя.
Зря.
Я врезался в её бок, а Валь добавил из главного орудия. Марионетка опасно наклонилась, и в этот момент не выдержала её нога. И надломилась с таким громким визгом перенапряжённого металл, что я услышал звук в кабине. Исполин рухнул, падая на чей-то эквит.
— Готово! — голос Валентина был настолько живым, что я вспомнил, как парень радовался нашим победам во время учёбы. Как же давно это было.
Но сейчас некогда было радоваться. Из тумана, как злодей из детских сказок, выбрался сначала Трибун дома Кос, а затем появилась сама Эмблема Огня, исполин Кэлвина Рэгварда.
— Там предатель! — взвизгнул Валь. — Там в кабине мой брат! Я его кончу!
— Валь, стой!
Трибун и Эмблема выстрелили залпом. Из пробитого корпуса Ищейки вырвалась струя яркого красно-оранжевого пламени.
— Валентин! Отходи!
— Ублюдки пробили топливный бак!
— Валь! — закричал я так, что чуть не сорвал горло. — Отходи и чинись, я прикрою!
Только чем? У меня была всего одна «Преисподняя» в плечевом блоке. Я отправил её в Эмблему Огня. Исполин Кэлвина пошатнулся.
И всё.
Это конец.
В рации раздавались крики паники. Наши ригги, те, кто уцелел, отходили. Валентин не отвечал. А врагов вокруг было слишком много и все они палили мне в ноги. Я слышал крики умирающих десантников по внутренней связи.
Эмблема Огня наводила на меня обе руки. Не знаю, о чём думает Кэлвин, но какая разница? Прямо сейчас он смотрит на меня и готовится уничтожить.
— Не в этот раз, камрад, — сказал я. — Полный вперёд! Огонь по желанию! Из всего, что есть!
Но не было ничего. Сотки и малые ракеты могли только сбить внешний обвес с исполина или поцарапать его краску.
На радаре затухала точка, обозначающая большую риггу Валя, и я мог только надеяться, что это потому, что он заглушил двигатели и разбирается с горящим баком.
А с другой стороны появился ещё один исполин.
Плакальщик Яна зарядил всеми пушками в Эмблему. Исполин Кэлвина пошатнулся и начал встречать новую угрозу лбом Я хотел приблизиться к нему и помешать стрелять.
Но последний исполин, Трибун, выстрелил мне в ходовую с двух пушек.
Свет в кабине погас. По внутренней связи кто-то истошно вопил от боли. Канонир бросил свой пульт и спрятался в угол.
— Ходовую заклинило! — сквозь эту какофонию звуков я различил голос главмеха. — Ноги едва держатся, сейчас…
Мощное попадание и рация запищала. А потом и вовсе замолкла. Я ещё раз посмотрел в оптику.
Ян подошёл к Кэлвину в упор. Единственная оставшаяся рука исполина с работающими пальцами вцепилась в корпус врага. В то место, где должна была быть кабина. Я видел, как мощные пальцы рвут слоистую броню, будто кто-то пытается оторвать ломоть свежевыпеченного хлеба.
Исполин Кэлвина поднял свободную руку. Из неё выдвинулись светящиеся стволы игниумовых копий. Кэлвин навёл их на кабину Яна.
— Янек! — вскричал я так, что сорвал голос. — Нет! Держись, я иду!
Копья выстрелили. Плакальщик замер, и Эмблема высвободилась из его мёртвой хватки.
Я нажал педали до упора, но ничего не происходило.
— Сука! Иди уже, кому говорят! Иди…
Ещё одно попадание. И я ощутил то, что доводилось испытывать совсем недавно. Ощущение полёта.
Мы падали.
На спину.
От удара меня выбросило из кресла. Я куда-то отлетел. Ноги пронзила такая острая боль, что я не смог стерпеть и заорал. Будто кто-то разогнул одну мою ногу в колене против сустава, а другую согнул в том месте, где она не должна было гнуться.
Правая штанина ниже колена топорщилась, что-то упиралось в неё изнутри. Оттуда бежала кровь. Я опять заорал, но это не помогало. Правая рука не шевелилась, так и не зажившая пулевая рана вновь кровоточила.
Я достал револьвер левой рукой.
— Ян, я иду, — просипел я.
Куда я еду? Со сломанными ногами? Даже не смогу уползти.
— Генерал! — ко мне подскочил радист. Его имя я тоже не успел спросить. — Вы ранены. Надо бежать. Мы…
Я услышал стрельбу. Вражеский десант проник к нам в корпус. Суки, в мою риггу!
— Генерал, надо сдаваться, — радист плакал.
— Нет, — я взвёл курок револьвера. — Ни за что. Но ты сдавайся. Иди к ним и скажи, что сдаёшься. А я буду стрелять.
Радист всхлипнул, но вытащил револьвер.
— Нет. Я же всегда мечтал служить на исполине. Я…
— Как тебя зовут? — спросил я.
Он не успел ответить. Заглянувший в кабину десантник в форме Великого Дома Рэгвард убил радиста короткой очередью. Я выстрелил с левой руки, но отдача была настолько сильной, а я настолько слабым, что револьвер просто вылетел.
Десантник подошёл ко мне и занёс надо мной ногу.
Последнее, что я видел, была ребристая подошва его обуви.
Хотел бы я сказать, что сразу потерял сознание.
Но удар был очень болезненным, а он пнул меня ещё два раза перед тем, как я отключился.
Эпилог. Возмездие приходит с севера
Я лежал на металлическом полу нашей боевой ригги «Шарлотта». Анри Шелье, мой старый друг, сидел в кресле первого пилота, забросив ногу на ногу. Обычно он всегда приветливо улыбался, но сегодня всё было иначе.
— Я же тебе говорил, что полы в кабине должны быть чистыми! — сказал Анри со злобной ухмылкой. — А разве это чистые полы?
Пол кабины был залит кровью, мочой и дерьмом. Всем тем, что вываливается из только что убитых. Анри достал белоснежный платок и провёл им по пульту управления. На белой ткани остались следы тёмной крови.
— Всё должно быть идеально чисто, — продолжил Анри и швырнул в меня платок. — Мы можем умереть в любой момент, а умирать лучше в чистоте. А что это такое?
На полу лежали убитые люди из моего экипажа, все, кто когда-либо служил со мной. Патрик, Сэйдр и Деметр из первого моего экипажа. Лана со своим котом, то, что от них осталось после взрыва снаряда из осадного миномёта. Анджей и Сергей, мой канонир и радист. Рядом с ними мои новые канонир и радист, чьи имена я так и не узнал. Василий Радич, что был моим помощником несколько боёв.
Возле входа в кабину лежит главный механик, мой тёзка. А рядом с электрокамерой лежат они: Анита, Мария, Валентин и Янек.
— Мы все доверились тебе, Марк, — сказал Анри, смотря на меня со злостью. — Думали, что ты будешь нас защищать. А ты же обещал мне это, помнишь? Твоё слово не многого стоит. Ты говорил, что пойдёшь на всё, чтобы защитить свою команду. Но это оказались только слова.
Он прочистил горло, как делал всегда перед тем, как сказать самое важное.
— Ты редко говоришь о нас, о тех, кто умер, ты даже стараешься о нас не думать. Но тебе это не помогает. Ты будешь всегда жалеть об этом. Ты винишь себя, и это тебя уничтожит.
— Ты уже мёртв, — ответил я. — Ты и так приходишь ко мне каждую ночь. Но сейчас ты мне врёшь. Не все здесь мертвы. Почему ты мне их показываешь? Это же сон, верно? Мне всё это снится.
— Верно, — Анри улыбнулся. — А когда ты проснёшься, будет очень больно.
— Почему?
— Потому что у тебя сломаны ноги.
— Но я же как-то иду рядом с тобой.
Я и сам не понял, как мы оказались в Академии. Мы стояли рядом с учебным корпусом, возле которого стояла арка. Эту арку подпирали две старинные ригги, а наверху стояла другая. В кабине торчал чей-то памятник.
