вдруг отчаянно захотелось ей подчиняться. Константин — тот самый вредный старикашка-дворецкий — с невиданной для своего возраста прытью притащил откуда-то небольшой саквояж из коричневой кожи и целую стопку белоснежных полотенец. Петропавловский громыхнул об стол полным тазом воды и хотел было спросить что-то, но ее сиятельство зыркнула так, что он тут же ретировался за дверь вместе с оставшейся прислугой — двумя горничными и какой-то сухонькой старушенцией.
— Переверните на бок! — скомандовала Вяземская. — Рана глубокая.
Я так и не понял, спрашивает она, или наоборот, ставит меня в известность. Скорее второе: крови на одежде было немного, но все же достаточно, чтобы без особого труда отыскать место, где лезвие заточки вошло в тело. Я еще не успел стащить с плеч Фурсова куртку, а Вяземская уже возилась с остальной одеждой: лихо перерезала скальпелем ремень на брюках и теперь вовсю орудовала ножницами, вспарывая ткань рубашки — видимо, чтобы не тратить на раздевание ни секунды драгоценного времени.
— Вот здесь, — тихо сказала она, осторожно касаясь кончиками пальцев припухшей кожи. — Ножом?
Я кое-как рассмотрел под слоем запекшейся крови аккуратное треугольное отверстие. Сзади на боку, чуть ниже ребер. Явно кололи в почку, но Фурсов успел повернуться, сбил руку — и железка ушла чуть в сторону. Не наблюдай я своими глазами, откуда оно взялось — точно подумал бы, что ткнули граненым винтовочным штыком. Наверняка из него урка и сделал свою игрушку — отпилил чуть больше половины, приделал рукоятку и прошелся до острия точильным камнем. Видимо, уже не одну сотню раз, если сталь не выдержала очередного укола.
— Самодельным кинжалом… вроде кортика, — пояснил я. — Лезвие осталось внутри.
— Я чувствую. Железо… глубоко. Щипцами не вытащить — слишком долго, ваш друг истечет кровью.
— Снаружи почти нет. — Я зачем-то попытался стереть ладонью то, что успело накапать на скатерть. — Внутреннее?..
— Да. Повреждена вена. Пробита… нет, почти перерезана. Сшить я не успею — даже если бы тут были хирурги из больницы. Можно залечить так… Но тяжело. — Вяземская прикрыла глаза. — Много натекло внутрь — сначала надо убрать, и быстро. Если пойдет дальше…
Мне уже приходилось наблюдать ее сиятельство в действии — в Покровской больнице. Рана была пустяковая, и мой организм уже наполовину затянул ее своими силами. И даже тогда сила Владеющего целителя… скажем так, весьма впечатляла. Но это и рядом не стояло с тем, что Вяземская вытворяла сейчас: она даже не смотрела на распростертого на столе Фурсова — а если и смотрела, то уж точно не глазами. Талант позволял читать человеческое тело, как открытую книгу.
И на этом его возможности, похоже, только начинались.
— Действуйте, ваше сиятельство, — тихо произнес я. — Мы вам полностью доверяем.
Вяземская не ответила — видимо, не хотела тратить на болтовню ни времени, ни сил, которые сейчас следовало собрать до последней капли. Она снова провела рукой над раной, сложила ладонь в гость, перевернула, будто зачерпывая ковшиком — и потянула на себя.
Конечно, я ничего не увидел, но почти физически почувствовал, как ей нелегко. Лицо побледнело, на лбу выступили крохотные бисеринки пота, а сомкнутые пальцы дрогнули и начали понемногу разгибаться, будто Вяземская пыталась поднять ими что-то тяжелое… слишком тяжелое для маленькой руки.
И я понемногу начинал понимать, что она задумала.
— Отлично, отлично, Катерина Петровна. — Я шагнул вперед и встал у края стола, будто это могло как-то помочь. — Еще немного!
Талант работал на полную катушку. С такой отдачей, что его мощь уже становилось невозможно держать в узде — и она то ли дело прорывалась наружу. Вздрогнул пол под ногами, зазвенели стекла в окнах. Несколько раз мигнул свет, а потом лампочка под потолком потускнела и едва слышно зажужжала. Будто даже само электричество в доме пыталось отдать хозяйке хоть каплю сих, которых все равно не хватало.
— Держите его, — простонала Вяземская. — Слишком тяжелый. Одна не смогу…
Тело Фурсова встрепенулось, выгибаясь, и скользнуло к краю стола. Я обхватил его и чуть прижал сверху, стараясь не мешать — и увидел, как плоть вокруг раны стремительно набухает. Кожа надулась пузырем и вдруг с влажным хрустом разошлась, выпуская наружу железо. На стол тут же хлынула густая и темная, почти черная кровь, а обломок лезвия лишь на мгновение задержался в ране — и послушно скользнул в подставленную ладонь.
— Хорошо, — выдохнула Вяземская, со звоном отбрасывая уродливую железку на пол. — Теперь сделаем остальное… Попробуем!
Первая часть импровизированной операции как будто прошла неплохо, но я мог только догадываться, сколько сил потратила Вяземская, доставая из Фурсова железку… и сколько их еще понадобится на остальное. Возможно, окажись вместо меня рядом кто-нибудь потолковее — пусть не Владеющий целитель, а хирург или хотя бы сестра милосердия из Покровской больницы — было бы куда проще работать. Пригодилась бы и вторая пара умелых рук, и инструменты. Однако саквояж остался лежать на стуле по соседству — Вяземская к нему так и не притронулась.
Работала в одиночку, на чистой мощи Таланта, разве что изредка касаясь Фурсова побелевшими пальцами. Конечно, я при всем желании не смог бы оценить детали процесса, но суть, похоже, уловил: сила Владеющей не просто восстанавливала поврежденные ткани, а еще и перетекала в тело в виде чистой энергии. То ли химической, то ли электрической, то ли какой-то особой, вообще мне не известной. Так или иначе, кожа Фурсова понемногу становилась теплее.
А вот Вяземская, похоже, отдавала куда больше, чем следовало. Я почти физически чувствовал, чего ей стоит удерживать жизнь в измученном и раненом теле, но она все равно не отпускала, выжигая уже не обычный запас сил, а что-то другое. Спрятанное куда глубже, могучее и одновременно хрупкое.
То, что вряд ли восстановится к утру.
— Почему так много крови? — тихо спросил я. — Вена?
Вытекло уже и правда изрядно — так, что скатерть успела пропитаться чуть ли не насквозь. Густая жижа липла к рукавам и пальцам, расплывалась огромным уродливым пятном до самого края стола — и уже оттуда падала на пол тяжелыми каплями.
Слишком темными — даже для венозного кровотечения.
— Нет… Так и должно быть. Если останется внутри — будет хуже, — отозвалась Вяземская. — Попробую вытянуть.
Не знаю, зачем она вообще что-то объясняла — даже несколько слов дались ей не без труда, а от меня все равно уже не было почти никакой пользы. Я просто стоял и со стороны наблюдал, как идет сражение за жизнь Фурсова… и идет без меня.
Увы, в этой драке я был лишь зрителем.
А Вяземская продолжала работать. Я едва мог представить себе способ убрать из тела грязную кровь, которая уже излилась куда-то во
