Одним словом – дерьмо.
Ты покойник, Седой. Скорее раньше, чем позже.
Я с тоской посмотрел на нашу берлогу. Окна халупы таращились равнодушной пустотой, с немым осуждением. Покосившиеся бетонные столбы забора презирали меня. Осветительная вышка со Штуцером на пару плевать хотели на меня. Мертвая трава шептала проклятия… И лишь грязь не осуждала меня. Потому что теперь я тоже грязь. Зона смешала меня с нею.
Молот Кесаря выбил искры из железного листа рядом с моей головой. Кровь, смешавшись со ржавчиной, потекла во вмятину.
– Когда скорпы тебя обобрали, ты же обменял цацку у Марика на хавку и ствол? – Кесарь завелся не на шутку. – Три дня назад было дело! А нынче она опять на твоей шее!
Еще один удар молотом по створке ворот.
– Ствол Марика тоже при тебе! Сам Марик синеет на шконке! Как так? Почему скорпы все забрали, а цацку не забрали? Почему?
Почему?
Потому что «Спящий сталкер» возвращается ко мне сам. Я сплю – он действует, я не сплю – спит он.
И это мое проклятие.
Снова грохот молота о железо.
– Лучше бы сам сдох… – Еще удар. – Убью, сука. Седой, мля…
«Уже не седой, – мелькнула отстраненная мысль, – кроваво-ржавый».
Пришло просветление.
Здесь все.
Надо бежать, пока Кесарь не слетел с катушек.
Но как? Лежу на ржавых воротах. У дальнего забора дозорная вышка со Штуцером. Пасет. Если побегу, подстрелит как дикого зайца.
Надо что-то делать.
– Но… – Я попробовал приподняться. – Но с чего ты взял, что дело в цацке?
– Седой, ты меня за тормоза не держи!
Ошибка. Короткий размах, и молот прилетает в живот. Нестерпимая боль. Хочу вздохнуть и не могу. Воздуха хватает лишь на стон. Валюсь обратно на створку.
– В прошлом месяце то же самое стряслось с Немцем! Ты впарил ему свою цацку, а потом у него крыша съехала! Дырок в себе наделал! О призраках твоих орал. А цацка опять у тебя нарисовалась! Как ни в чем не бывало. Ну как, а? – Вопрос Кесарь приправил ударом с ноги.
Мешок с Колобком добавили.
– Тут даже ущербный все поймет! – сквозь дурман услышал я и потерял сознание.
…Очнулся от тычков в лицо. Кровь на глазах запеклась. С трудом осознал, где нахожусь. Берлога, братки…
Не братки они мне больше. Я изгой.
Зеваю, как рыба на берегу. Вырвали мне жабры… Хорошо хоть по зубам не бьют… Кесарь… Выживу – убью. Убью суку и все припомню, падле…
Солнца нет, одни тучи. «Спящий сталкер» пульсирует еле заметным свечением.
Плохо дело.
Надо вставать и угребывать.
Два раза без сил заваливался на спину, пока не сообразил перевернуться на живот. Уперся в железо руками. Кое-как встал на колени. Тело терзала боль, язык распух и не ворочался. Хотелось пить.
Просить Кесаря… Это новые побои.
Надо уматывать…
Боль когтями разрывала горло, от каждого вздоха колыхалась студнем в груди, перебирая ребра.
В ушах звон, ничего не слышу… по губам Колобка разобрал: «Меченый».
Надо уходить…
– Х… х… хорош… хва…тит… – прошептал я. – У… ухожу.
Хотел встать на ноги, но голову обнесло, и пришлось снова упереться в железо руками. Перед лицом лужа слюней и крови… С трудом дополз до столба ворот. Сел. Кое-как нашарил клок травы, вытер рот. Порыв ветра принес такой необходимый воздух. Вернулись звуки…
Надо бежать. Если будут бить еще – не выжить.
Не могу.
– Кесарь… Мы же вместе создали бригаду. Зона убила их, не я.
– Да! – Кесарь замахнулся молотом. Удар пришелся по столбу. – Было девять бойцов! Осталось четверо. Того и гляди, Скорп со своим отребьем придет. Оперился на болотах, сука… зря не добил в свое время.
Последний шанс.
– Со мной будет пятеро…
– Ты меченый, Седой. – Кесарь отшагнул от меня, указал молотом за ворота. – Последний шанс.
Я кивнул. Кровь в голове зашумела водопадом, потекла из носа и рта…
Хорошо, видать, меня приложили, пока валялся в отрубе…
Дрожащей рукой дотянулся до фляги. Удалось глотнуть. Рука без сил упала. Вода полилась на землю.
– Мешок, помоги ему. – В голосе Кесаря слышалась брезгливость.
С трудом разлепив глаз, различил, как Мешок подошел ко мне. В лицо плеснулась холодная вода. Боль уменьшилась. «Спящий сталкер» покачивается на шнурке. Успокаивает. Может, боль… Может… душу. Вернулся ко мне… доконать меня.
Колобок поднял меня на ноги… когда-нибудь я убью его… Плечо пронзила боль от грубо повешенного Мешком сидора. Я сделал шаг, оперся на столб ворот. Зона лежала передо мной. Пустошь, как застывшее штормовое море, черный лес вдалеке, рваные фиолетовые облака… Заросшая железная дорога, уходящая вдаль.
Хуже, чем сейчас, еще никогда не было.
Надо идти.
Сделав несколько шагов, я повалился на колени. Не останавливаясь, пополз на четвереньках. Фиолетовые облака неслись со скоростью товарняка, обгоняя меня. Молодой ясень, проросший между промышленными рельсами, стал моим первым ориентиром. Я не стал оглядываться.
Крест.
Скоро ночь. Нужна нора. Залечь и зализать раны…
Главное, не терять сознание. Не терять сознание! Иначе кранты…
Повторяя это раз за разом, еле-еле переставляя ноги, я покидал место, где была вся моя жизнь…
– Эй! – услышал Лоцман громкий шепот Карандаша. – Зубр, иди сюда. Кажется, приходит в сознание.
Глаза не желали открываться. Лоцман напрягся и чуть-чуть разлепил веки. Фигура напарника нависла над ним.
«Смотрит, живой ли я. – Лоцман ухватился за мысль и попробовал сосредоточиться. – Живой. Просто псина едва не сожрала».
Высохшие слезы склеили ресницы, и это, по сути, было хорошо, так как пробивающийся сквозь щелки дневной свет резал глаза. Предприняв безуспешную попытку отвернуться от света, Лоцман застонал от боли в шее.
– Лоц… ты живой? – раздался над ухом голос Зубра. – Давай, очухивайся уже.
– В-в… – Онисим хотел сказать, чтобы ему дали воды, но онемевший язык не шевелился. В груди кольнуло, в голове зашумело.
«Опять едва не сдох. Сплошная невезуха в последнее время», – подумал сталкер.
Свет закрыли две смутно различимые тени. Одна из них сделала короткий взмах, и Лоцман почувствовал боль в щеке. Пощечина придала ему энергии.
– Во…ды, – выдавил он из себя и вновь попытался шевельнуться.
Пока Зубр открывал флягу, Карандаш приподнял голову Лоцмана. Горлышко фляги коснулось губ, и первые капли потекли по бороде вниз. Онисим попытался поймать их и дернул головой. Зубы клацнули о металл.
Живительная влага нашла дорогу в иссушенном русле пищевода и устремилась в желудок. После нескольких глотков в тело Лоцмана стала возвращаться энергия. Боль вымывалась, исчезала, растворялась.
– Ну, как? – спросил Зубр. На круглом небритом лице отражалось неподдельное беспокойство. Краем глаза Лоцман увидел руку Карандаша, что держала его голову.
