можно сделать. Есть кое-какие связи, разумеется. Говоришь, нарушение техники безопасности имело место?
— Да, нас отправили на ликвидацию без предварительной разведки. Одну из групп курсантов накрыло выбросом прямо в черте города. На этот раз все выжили, повезло, только машину помяло, но ты же помнишь, что случилось, когда я ехал в спецшколу? Тогда погиб человек, светоносный. Да и я остался жив лишь чудом.
— Когда это было? В воскресенье?
— Да, разумеется.
— Ладно, я тебя поняла. Ещё что-то?
— Ты уже давно обещала выяснить формацию о моих родителях. У тебя получилось узнать, кто они?
— Да. Аркадий Скуратов и Елена Бельская.
Прозвучало это совершенно буднично. Не было в моём происхождении никакой тайны, никакой загадки. Непонятно только, почему отец меня так невзлюбил. Я ведь не сделал ему ничего плохого.
— Значит, я смогу оспорить решение отца о лишении меня фамилии? — спросил я. — Адвокаты за такое возьмутся?
— Пока тебе об этом не зачем думать, — отрезала Марина.
— Но чисто гипотетически?
— Я не настолько хорошо разбираюсь в семейной юриспруденции, чтобы ответить на твой вопрос. Сейчас тебе следует сосредоточиться на другом. Ну и мне тоже пора делами заниматься, — она поднялась из-за стола. — Удачно тебе поохотиться.
Марина ушла, а я собрал оборудование и вещи и отправился в путь. Если старая дорога стала безопасной — это хорошо, быстрее доберусь до сектора. Но даже по ней ехать долго, шестьдесят километров, причём не по асфальту, а по грязи и ухабам.
Мне снова предстояла рутинная однообразная работа: бродить по полям, стрелять мелких синих ублюдков и надеяться, что встречу существо покрупнее, с которого получу много энергии.
Иных в секторе 116 становилось всё меньше. Пятьсот семьдесят единиц энергии я еле-еле успел собрать к вечеру воскресенья. Думал, придётся всю ночь шататься по полям: не хотелось возвращаться домой, когда до нового уровня оставалось буквально пара десятков единиц.
Однако мне повезло. В девятом часу локатор засёк небольшую группу иных, которая двигалась на восток. Я подъехал к ним поближе, вылез из вездехода и пошёл наперерез. Почувствовав меня, существа бросились в атаку и один за другим были быстро поглощены, а я получил двадцать шестой уровень. Вместе с уровнем подскочила регенерация до 5,1.
Вернулся в школу уже за полночь, но зато ужасно довольный тем, что удалось выполнить план.
Со новой вылазкой Марина решила не тянуть и отправила меня в конце следующей недели так же на два дня, но уже чуть дальше, к другому заброшенному селу, находившемуся километрах в пятнадцати от деревеньки, рядом с которой я охотился прежде.
Иных здесь тоже было не слишком много, но зато встретились два существа четвёртого уровня, что позволило к вечеру второго дня набрать семьсот единиц энергии. Однако на этот раз о новом уровне говорить не приходилось. Помимо всего прочего за последние две недели сопротивление выросло до сорока одного, а скорость потока до 13,1.
Тем временем в спецшколе всё оставалось по-старому с одной лишь разницей: я перестал заниматься боксом и полностью сконцентрировался на энергетических тренировках и развитии телекинетических способностей.
С Бурдюковым, правда, тренировались всего два раза, ещё три раза я ходил в недостроенное здание один. Одному тоже нашлось, чем заняться: дробил кирпичи силой мысли, швырял их в стену и учился манипулировать сразу с несколькими предметами.
Получилось потренироваться и в день, когда меня опять назначили дневальным — второй раз за всё время учёбы. Я на полночи остался один в коридоре. В конце коридора стояли тумбочка и стулья, которые и стали для меня спортивными снарядами. Гаврюшин был тогда дежурным по роте, он вышел посреди ночи из комнаты и, увидев, какой бардак я устроил, приказал немедленно поставить всё на место. Пришлось прекращать упражнения и ждать, пока взводный уснёт, чтобы продолжить снова.
Нашлась возможность и с подругами встретиться, хотя распорядок был столь плотный, что времени не хватало ни на что. С Соней мы уединились ночью в спортзале, а к Лиде я заглянул после отбоя, когда она была дежурной. Пару раз мы пересекались между уроками.
Через неделю после второй вылазки мне, наконец, дали выходной. Так удачно совпало, что Соня в тот воскресный день тоже получила увольнение, и мы вдвоём поехали в Москву.
Сняли номер в относительно неплохой гостинице в центре город. Заказали еды из ближайшего кафе, я взял бутылку вина. Весь день ели, трахались и даже посмотрели какое-то кинцо по телевизору прямо в номере. К ужину торопиться не стали, поехали так, чтобы успеть к вечернему построению.
— Даже возвращаться не хочется, — сказала Соня, когда мы выехали со стоянки, и вездеход пополз по плохо освещённым опустевшим улицам. — Опять в казарму. Когда я уже стану офицером, чтобы иметь свою собственную квартиру?
— Для этого тебе придётся, как минимум, отучиться два с половиной года, — напомнил я.
— Долго. Почаще бы встречаться. Мне так грустно без тебя. Только и жду, когда мы увидимся.
— Я бы тоже с радостью, но, к сожалению, чаще не получается.
— Знаю, — вздохнула Соня, но тут же оживилась и насмешливо произнесла. — Представляю, как Лида ревновать будет. Ей-то сегодня не удалось выбраться на волю, так и сидит там весь день, бедняжка.
— Похоже, у тебя будут неприятности.
— У меня-то? С чего это вдруг? Мы же с Лидой практически лучшие подруги.
— Правда, что ли? Даже не верится. Как так получилось, что вы подружились? — я подумал, момент подходящий, чтобы расспросить поподробнее.
— Да как-то само собой вышло. Когда ты уехал в декабре, я долго расстраивалась, а Лида заметила это, подошла и зачем-то стала утешать, в своей обычной манере, конечно же. Но я вообще такого от неё не ожидала. После этого мы и начали общаться.
— Лида — не плохой человек. Просто детство трудное было, да и работа такая — гонять вас.
— Да уж, паршивая работёнка, нечего сказать.
— Когда получишь унтер-офицерское звание, будешь заниматься тем же самым. Будешь строить салаг, орать на них, наряды вне очереди раздавать.
— Ну не знаю… Надеюсь, мне не придётся учить курсантов. Я здесь вообще-то, чтобы иных убивать. Не хочу, чтобы меня оставляли в спецшколе.
— Мне кажется, вряд ли оставят, если сама не захочешь. Ты — человек благородных кровей. Таким — прямой путь в офицеры.
— Ты, кстати — тоже. Интересно, после школы нас в одну часть отправят? Вот было бы здорово! Представляешь?
«Нет, дорогая Соня, — подумал я. — Мы с тобой в одну часть не попадём. После окончания спецшколы ты, скорее всего, никогда больше меня не увидишь, ибо работа мне предстоит совсем другая».
— Посмотрим, — сказал я. — Не будем загадывать.
По приезде я поставил вездеход на стоянку, проводил Соню до общежития и вернулся в свой корпус.
Когда зашёл на этаж, тут царила жуткая сует. Пять курсантов драили полы, ещё несколько бегали туда-сюда, таскали стулья, столы и какие-то папки, два парня волочили шкаф.
Я спросил у дневального, что случилось, оказалось — приехала проверка. То же самое мне сказал Никита, который руководил уборкой в нашей комнате; информацию подтвердил и капитан. Вопреки обыкновению, он лично явился на вечернее построение и сообщил пренеприятное известие. Из-за проверки на следующей неделе отменялись все поездки в город, а кроме того, Третьяков велел унтерам строже следить за дисциплиной и не допускать никаких вольностей.
Теперь я понял, почему все учащиеся и унтеры так ненавидели и боялись проверки. Ведь пока здесь торчат столичные чины, придётся забыть даже о тех крупицах свободы, которые нам получалось урвать у скучных серых будней курсантской жизни. Радовало одно: проверка обычно продолжалась не больше недели.
Понедельник прошёл, как обычно. Никаких проверяющих я не видел, хотя многие полагали, что они будут присутствовать на занятиях.
Во вторник же утром мы, как всегда, проснулись по сигналу «подъём», оделись, выскочили на построение. Капитан опять нас осмотрел, дал краткое напутствие на день и велел разойтись. А когда мы собрались на завтрак, подошёл Гаврюшин и сказал, что меня срочно вызывают в штаб боевой группы. Ну я — ноги в руки и туда. Подумал, наверное, какое-нибудь показное учение устраивают.
Однако в штабе было пусто. Дневальный, стоявший на страже, сообщил, что мне надо пройти в конференц-зал.
Я постучался, вошёл. Все стулья были убраны в угол, а по центру стояли несколько сдвинутых столов, заваленных папками с бумагами. За столами сидели двое мужчин в кителях тёмно-синего цвета. У одного офицера были погоны майора, у второго —
