- Как пожелаете.
Граф пришпорил коня и, прервав беседу, резко ушел вперед.
Я попытался откинуться на задник сиденья и найти новое, менее болезненное положение для своей отбитой задницы. Потом, плюнув, прилег на бок. Тоже плохо. На ближайшем ухабе сиденье резко лягнуло меня по голове. Вот и соображай: умею я читать или не умею? Как правильнее...
На второй день после отъезда, к вечеру, мы пересекли Рейн по мосту в Майнце и свернули налево, к собору. Я, приоткрыв рот и дверцу кареты, как отъявленный русский турист пялился на первый встреченный в пути крупный город. Общее впечатление - красный, большой. Очень много строений из кирпича, в том числе вознесенные слева над городом башни собора и шпиль церкви (справа от моста), тот еще выше. Улицы неожиданно широкие, по крайней мере те, по которым мы ехали, хотя и петляют. Дома начались сразу трех-четырех этажные. Те, что оштукатурены - тоже выкрашены в красный. Впечатление, что весь город устремлен вверх, такая архитектура. Уютный, аж на душе потеплело. По дороге среди домов попался настоящий дворец-усадьба, но лишь промелькнул, ехали быстро, никто из моих спутников отвлекаться от цели ради моего любопытства не собирался. Остановились у входа в трехэтажный трактир на соборной площади, названия на вывеске не успел прочесть. По крайней мере, здание собора выходит на нее боком. Весь осмотр достопримечательности состоял в том, что крутил головой, пока шел за Монтихо к услужливо распахнутой хозяином двери трактира. Там сразу поднялись на второй, к себе в комнаты. Через пол-часа пригласили вниз. Ужинали молча. Простыни свежие, согретые, но в комнатах холодно. Клопов и тараканов нет. Утром снова в путь, в дождь. Прощай, Майнц. Откуда узнал? На мосту спросил у Пепе.
Потом были Мец, Реймс... Реймского собора не видел: шел ливень, даже не пытался высовываться. Согнувшись, пробежал до двери в гостиницу. Утром, так же согнувшись, заскочил в карету. Возможно, мы даже рядом не проезжали. Давным давно видел фотографию, остались впечатления, как от башни, построенной из песка на пляже. Когда последнюю каплю полужидкого детского строительного материала роняешь на самый верх, стремясь еще хоть на миллиметр приподнять, дотянуться ввысь. Мне было четыре, с мамой на две недели ездили в Евпаторию. Там я и освоил технику строительства на самой кромке воды. Отец был в командировке, приехал только через неделю. В первый же день, когда менял плавки, ему в них залезла оса и, пока ее выцарапывал, ужалила в причинное место. На фотографии стоит такой недовольный, мрачный, в тех самых плавках. Я-то знаю причину, снимок делал сам, меня в тот день научили. А мама лучится счастьем. Красивая, молодая. Муж приехал, отпуск, первый день. Про осу отец мне дня через два сказал, а то я не понимал, чего сердится. То-то он по пляжу скакал. Радовался! Он никогда при мне не ругался.
Раздались выстрелы. Глуховато, как вдалеке.
Выстрелы? Несомненно. Один, второй. И сразу - нестройный залп. Напротив меня в передней стенке кареты появились круглые дырки, одна со сколом, кусок щепки повис. И что? Что делать?
Идиот! Впал в ступор! Там же на козлах Кугель сидит, в него стреляли!
Неуклюже кувыркнулся вниз, на пол, встал на четвереньки и, боднув лбом дверь кареты, выглянул. Облезлый куст в метре на обочине, колесо, увязшее в серой жирной глине.
В полуобороте выпал спиной в лужу, стараясь сразу увидеть, что там на каретном облучке? Никого. Выстрелы продолжали раздаваться впереди, залпов больше не было.
Алле, алле! Вроде, это "вперед" кричат? Или "пошел, пошел"? Драка впереди, про меня забыли. Надо к лошадям - под уздцы, и попытаться увести карету?
Нырнул за куст. В крайнем случае, притаюсь в этом леске, в который заехали.
За кустом, прислонившись спиной к глиняному пригорку, на перегнившей траве полулежал Пепе. Левой кистью он зажимал правое плечо, из-под пальцев легкими толчками струится кровь, лицо уже бледное. Рядом, под рукой, у бедра лежит пистолет. Второго, шпаги - не видно. Где конь?
Топ-топ... Из-за ближайших деревьев, отмахнувшись от ветвей зажатой в руке шпагой, выбежал мужчина. В кожаном, на подобии куртки, узком кафтане, сапоги с ботфортами, ус криво закушен, глаза горят боевым азартом. Ошеломленно уставился на меня, резко остановился. Чего-то не ожидал? Секунду смотрел вниз - на Пепе, копошащегося буквально у него под ногами, на меня... и, улыбаясь, потянул из-за спины руку с пистолетом. И улыбается. А Пепе его не видит, возится с плечом. Все мгновенно произошло.
Кинулся на валяющийся пистолет, схватил, взвел курок. Лежу на животе, а Пепе, бросив зажимать свое плечо, вцепился мне в руку своей здоровой, ногой по ребрам так дал, так... что я отвалился на спину. Но, пистолет не отпустил, руку вырвал. Навел на стрелка, жму курок. Щелк! Скребнув ногой по траве, встаю на четвереньки. Мужик улыбается. Навожу еще раз. Щелк! На Пепе уже не смотрю, держу глаза мужика. Изменились, ледок пошел во взгляде. Дулом своего чуть ли мне не в лоб упирается. Хочет, чтобы я видел, специально так. Щелк!
И - растерянность. Ага, а ты думал! Вот и я так.
Смотрю на Пепе. А он - на мужика, видимо, только тогда его увидел, когда мы стали перещелкиваться. А за спиной у Пепе кинжал - рукояткой вверх. Вот за эту рукоятку я и вцепился, а дальше, не глядя ни в какие глаза, и кто чего там делает, рывком, просеменив несколько шагов на четвереньках, подлез к мужику и зарядил ему кинжал под коленку, под самый сустав. Выше мне было все равно не дотянуться. В бедро, конечно, лучше. Но! Не знаю, куда там бить. Все равно - выше колена не достать, мужик на пригорке над Пепе.
Сразу на колено припал. Кинжал не глубоко вошел, легко вышел. И тут я опять посмотрел вверх, в его лицо. Увидел замах шпагой, открытую подмышку, куда, кажется, положено бить. И, уже стоя на коленях, распрямляясь, ударил под подбородок. Глубоко. Сантиметров на двадцать, наверно, до черепа достал. Секунды шли. Шпага звякнула о землю. Мужик начал заваливаться и я, кинжалом отводя его тело от себя, повел лезвие вправо. Получилось - словно стряхнул. Упал мешком. Никаких судорог, умер мгновенно.
Оглянулся на Пепе. Ну, как?
...А чего шпага-то звенела, упав? Мягко же, грязь...
Из-за задника кареты выбежал Кугель с толстой выломанной хворостиной.
Жив! Cлава богу...
- Все-таки, чувствуется школа старого Эль Мальтес. Память вы потеряли, граф, но навыков не утратили. А я и не знал, что у нас с вами был один и тот же учитель из Братства. Приятно, чертовски приятно. Жаль старика, но память о нем останется в таких как мы. Извините, граф, я... Судя по всему, вы из последних. Возможно, самый последний, кого старый герой успел натаскать. Вынужден вас огорчить, он умер вскоре после вашего исчезновения. Жаль, чертовски жаль, хоть вы его, конечно, не помните. Но удар хорош, старик был бы доволен.
