Погода была чудесная.
Как он и рассчитывал, в первые дни удалось сделать значительный скачок вперёд в замороженной было работе. И вот на тебе! Застрял в скерцо, как в болоте. А он-то раньше думал, что это одна из самых лёгких частей композиции.
Он подавил в себе упрямое желание перепрыгнуть сразу на аллегро. Подавил и соблазн рассеять свою неуверенность включением полного набора литавр. Несколько раз ему приходила в голову мысль вообще выбросить десятистраничный кусок за борт, но ему удалось отделаться и от этой назойливо свербящей в мозгу альтернативы. Ну, почему он не Штраус и не Моцарт?! Ведь вот люди! Без всяких усилий кропали шедевр за шедевром, полностью проделав в уме оркестровку и потом только быстро записывая её в нотах! Почему этот чёртов контрапункт сам по себе не является к нему?! Почему его нужно вытягивать из головы, ценой страшного нервного напряжения и катастрофического упадка душевного настроения?! Ничего! Он рассчитывал на то, что придут лучшие времена и он сможет создать что-нибудь поистине крупное! Он уже был занесён в музыкальный справочник, – как раз между Дюкельским и Дюлкеном, – это его очень радовало. Но он ждал большего от составителей. Он ждал от них выражения восхищения. Он ждал от них подробного комментария… Сносок! «Дьюлак Уильям Л. Родился в Слайделле, Луизиана, в 19… (не так давно)… Семейное положение – холост (пока, разумеется). Основные труды – два струнных квартета, смешанные композиции, песни, музыка для телевидения, увертюра „Джамбалайя“…»
Вспомнив о своём первом успехе, он грустно улыбнулся. У кого, кроме каюна, хватило бы наглости создать музыку на двенадцать минут для целого симфонического оркестра, вдохновлённую… супом?! Он вспомнил окончание записи: «…значительное количество мелких работ».
«Аркадия» всё изменит. В настоящем виде симфоническая поэма уже рассчитана на пятьдесят минут исполнения. Пусть только попробуют игнорировать его после премьеры «Аркадии»! Если он, конечно, когда-нибудь её закончит…
Поджав губы, он следил за своими пальцами, которые проворно забегали по клавиатуре. Фагот исчез, и его заменил саксофон. Чёрт с ними, с правилами!
Он вспомнил слова своих учителей, которые всегда ему советовали полагаться на свои инстинкты и плевать на академические музыкальные правила. Главное, чтоб душа запела; «Вот так! Вот так! Вот это то самое!» Он снова откинулся на спинку стула и на минуту задумался. Постой-ка… А так действительно лучше выглядит. По крайней мере на экране компьютера. Ну его к дьяволу, этот фагот… Он быстро набрал команду:
«Ввод». Прослушал дорожку с цифрового лазерного диска, затем отмотал назад. Закрыв глаза, он прислушался к звукам синтезированного оркестра, которые полились из колонок.
Да, да, именно! Чувствительно… Печально… Словно утренний туман и солнце, поднимающееся над болотами… Исландский мох мягкими и влажными прядями свешивается с веток кипариса… Саксофон красиво вступает в трель флейт. «Гораздо лучше, – сказал он себе. – Гораздо лучше!» Если ему удастся продраться через скерцо, аллегро выйдет без проблем: духовые, бас и струнные для создания общего фона.
Удовлетворённо раздвинув губы в улыбке, он крутанулся на своём стуле и… уставился прямо в глаза чудовищу, которому пришлось согнуться почти вдвое, чтобы пролезть в дверной проём его салона.
Монстр был высок и весь покрыт короткой серой шерстью. Широкие, тёмные глаза с вертикальными зрачками уставились на композитора. Они располагались по разные стороны сильно выдающейся пасти, по бокам которой густели бакенбарды и на конце которой подёргивался чувствительный нос. Руки у монстра были мускулистые, но тонкие в кости. На груди висел небольшой прямоугольный предмет, а в уши было вставлено по золотой кнопке, на манер наушников. Другое снаряжение было прицеплено к поясу, державшемуся на бёдрах чудовища.
Раскрывший рот от изумления и ужаса Уилл рассмотрел и второе существо, выглядывавшее из-за плеча первого. Они были похожи, как близнецы. Ещё дальше стояла какая-то большая птица с цветастым хохолком на голове. Она смотрела на композитора с интеллигентным интересом, как, впрочем, и остальные.
После мёртвой паузы, которая стала что-то уж слишком затягиваться, второй монстр пробрался в салон мимо первого и направился к композитору, протягивая вперёд лапу в каком-то непонятном жесте. Приближаясь к Уиллу, он поджал губы, обнажив сероватые дёсны и два ряда острых клыков. Он выглядел сказочно сильным и злобным волшебником из мультфильмов. Уилл инстинктивно ударил по этой когтистой лапе, стараясь отбросить её от себя подальше. Он ударил быстро, не думая.
К его изумлению, существо издало на редкость тонкий вопль, отшатнулось, рефлекторно выпрямилось и изо всех сил треснулось башкой о потолок салона. Здоровой лапой оно схватило ту, по которой ударил Уилл. Кальдак был шокирован, однако сумел вовремя среагировать. Он выхватил свой пистолет и направил его в грудь аборигена. Он услышал, как за его спиной приглушённо вскрикнула вейс. Ничего! Нестандартная ситуация требует нестандартных решений.
Дальнейшее поведение аборигена показало, что он понял, к чему клонит Кальдак. Он сначала посмотрел на пистолет, затем в лицо Кальдаку, тут же перестал двигаться и замер. Он совершенно правильно разгадал назначение этого продолговатого устройства. Опыт показывал, что даже самые примитивные существа понимают, что следует вести себя потише, если тебе в грудь направили нечто вроде трубки.
Дропак притащился в центральную кабину, где сел на пол, продолжая морщиться от боли и держа на весу повреждённую руку. Кальдак указал пистолетом аборигену на дверь. Он повиновался и тоже прошёл в центральную кабину, где к этому времени, – помимо раненого Дропака, – находились ещё двое массудов и вейс. За аборигеном туда вышел и Кальдак. В помещении было достаточно места для всех.
Абориген стоял в кабине выпрямившись. Он был чуть выше вейс и вообще выше представителей всех других рас, населявших Узор, за исключением массудов и чиринальдо. А лицо его было ещё более плоским, чем у с’вана.
– Я думаю, что он мне её сломал, капитан, – сказал Дропак, подняв на Кальдака глаза. На губах раненого выступила пена. Видимо, боль была очень сильной. – Вы видели, как быстро он двигался?
– Видел, – ответил Кальдак, не спуская глаз с аборигена.
Он не собирался его убивать, но твёрдо решил больше не допустить с его стороны проявления насилия по отношению к участникам экспедиции. Он не мог понять, почему абориген отреагировал столь агрессивно на дружеское приближение Дропака?