При нашей беседе присутствовал Командор. Потягивая французский коньяк, мы обсудили возможные варианты предстоящих контактов с Доминго Маяпаном и таинственным Белым Орлом. Волнующим по-прежнему оставался вопрос: что же такое энерган — сенсация, эхо которой быстро заглохнет, или же его можно производить в неограниченных количествах в доступных производственных условиях? Если верно последнее, то мне предстоит выступить посредником крупнейшей сделки, масштабы которой превосходят массовую продажу Сальвадору американских самолетов или покупку Бразилией двадцати атомных электростанций Дидериха Мунка. Сделки, которая может иметь непредсказуемые, роковые последствия не только для человечества, но вообще для жизни на планете.
Анализируя мой телефонный разговор с Маяпаном и Белым Орлом, Командор предположил, что конечным пунктом моей поездки могут быть южные штаты Америки — Хьюстон или Даллас или же другие крупные центры нефтяной промышленности. Он еще раз заверил меня, что я буду полностью свободен в своих действиях.
— Можете успокоить этого Маяпана, мы не станем следить за вами. Глупо было бы из-за полицейской рутины или ненужного любопытства срывать столь важные переговоры.
На прощанье он передал мне привет от моих сынишек, которые, по его словам, чувствовали себя отлично на Снежной горе, в доме Службы безопасности. Я горячо поблагодарил его. Он принял мою благодарность как должное, даже глазом не моргнул. Дома меня ждал взволнованный Панчо. Он был испуган, хоть и напускал на себя вид отважного конспиратора. Поманил меня во двор, затолкнул в гараж, но и здесь сохранял заговорщический вид.
— У меня есть кое-что для тебя, — шепнул он, вынимая из кармана небольшой конверт.
— Что это?
— Понятия не имею. Принес какой-то индеец, просил передать тебе в собственные руки.
Я вскрыл конверт. В нем лежал паспорт на имя Мартино Дикинсена и удостоверение Торговой палаты Америго-сити о том, что Мартино Дикинсен занимается торговлей старинными рукописями и антиквариатом. И небольшая записка, где печатными буквами значилось: “В пятницу днем сядете на самолет в Тупаку. Остановитесь в гостинице “Эль Балкан”. Записку сожгите. Доктор М.”
Стюардесса оповещала, что через десять минут самолет произведет посадку на аэродроме Тупаку. — Прошу пристегнуть ремни и не курить.
Я загасил сигарету и вспомнил, с каким упреком взглянул на меня профессор Моралес, когда я при нем закурил: — Можно ли пускать ядовитый табачный дым, когда наша бедная страна и без того корчится в предсмертных судорогах стайфлита?
2. Миссия в Тупаку и встреча с Луисом Моралесом
Я не хотел принимать его у себя дома, я вообще никого не хотел видеть перед отъездом, но он так обрывал телефон, таким умоляющим тоном уговаривал Клару, что я сдался.
Профессор Луис Моралес — президент Федерации борцов за чистоту планеты, выдающийся биолог и медик. За открытие вируса стайфлита и антитела, которое легло в основу стайфлизола, ему была присуждена Нобелевская премия. В последние годы он отошел от медицинской практики и целиком отдался делу охраны планеты от гибельного загрязнения. “Что толку оперировать по пять стайфлитозных больных в день, когда на улицах умирают сотни других? — говорил он. — Необходимо искоренить само зло, стайфли, а заодно и всю синтетику, пагубную для естественного развития человечества!”
Личность Моралеса вызывает одновременно и восхищение и сострадание. Быть может, поэтому, даже когда его деятельность высмеивают в прессе, самого Моралеса изображают с нимбом святого вокруг головы. Он возглавляет общество идеалистов, ставящих своей целью словом изменить реальность. Подобно энтузиастам, ведущим борьбу с алкоголем посредством брошюр, бесед и наглядных картинок, между тем как алкоголизм растет в геометрической прогрессии, борцы за чистоту планеты пытаются повлиять на сознание людей, привлечь их внимание к загрязнению природы.
И это в условиях, когда вокруг, как грибы, вырастают новые промышленные чудища, изрыгающие дым, копоть, ядовитые вещества, порождающие стайфли, ибо их владельцам нужны прибыли, да и людям не обойтись без еды, питья, одежды. Порочный круг, из которого, казалось бы, нет выхода…
Энтузиастов оздоровления среды немало, но они не обладают внушительными силами, их называют донкихотами. Не удивительно, что апперы не удостаивают их внимания. У них нет средств, нет влияния в правящих кругах.
Правда, в последние годы, когда стайфли стал особенно опасным и стайфлитозные заболевания угрожают даже плоду в материнской утробе, федерация сумела провести два закона по охране окружающей среды, но они так и остались на бумаге, Впрочем, если бы даже они и вступили в силу, особой пользы от них вряд ли можно было ожидать. Слишком далеко зашло дело. Единственное, что удалось осуществить, — это периодически отправлять детей в горы. Разумеется, за плату.
И все-таки профессор Моралес не сдавался и с упорством ученого-экспериментатора, способного исследовать особенности какого-нибудь вируса на протяжении нескольких десятков лет, продолжал свои попытки воздействовать на сознание людей. Сейчас он сидел напротив меня — старомодно одетый пожилой человек, поразительно похожий на знаменитого доктора Швейцера, гуманиста середины века, который забирался в африканские джунгли, чтобы лечить негритят от холеры. У него лицо пророка, глаза проповедника, руки хирурга.
Услышав его слова о ядовитом дыме, я смял сигарету в пепельнице. Признаться, не без сожаления — не часто случается курить натуральный табак. — Чем могу служить, профессор? — Я приготовил длинную речь, но сейчас, когда увидел вас, все громкие слова вылетели у меня из головы.
— Мой вид так изменил ваши намерения? — удивился я.
Глаза под насупленными бровями улыбались, и это придавало суровому лицу профессора выражение безграничной доброты.
— Вы представлялись мне продажным писакой, одним из прислужников Мак-Харриса… особенно когда я прочел вторую часть вашей повести. В ней вы практически зачеркнули правду, какая содержалась в первой.
— Что же заставило вас изменить свое мнение?
— Я почувствовал, что вы неплохой человек и не бесчестный. Но вам, вы уж извините, не хватает принципиальности, вы чересчур импульсивны.
Видимо, это и толкает вас на ложный путь, неправильные поступки. Типичный холерик.
Мне не впервые приходилось слышать о себе подобные слова, и, если быть до конца честным, такая характеристика имеет под собой основания. Я знаю свой главный недостаток (впрочем, недостаток ли это?): горячность, возбудимость, которую кое-кто склонен называть неустойчивостью характера…
