— Я почувствовал, что вы неплохой человек и не бесчестный. Но вам, вы уж извините, не хватает принципиальности, вы чересчур импульсивны.
Видимо, это и толкает вас на ложный путь, неправильные поступки. Типичный холерик.
Мне не впервые приходилось слышать о себе подобные слова, и, если быть до конца честным, такая характеристика имеет под собой основания. Я знаю свой главный недостаток (впрочем, недостаток ли это?): горячность, возбудимость, которую кое-кто склонен называть неустойчивостью характера…
— Быть может, вы и теперь ошибаетесь, профессор? — сказал я.
После всего, что стряслось в последние дни, мне важно было знать, что думает обо мне такой человек, как Моралес.
— Едва ли. Не забывайте, что я медик и знаю человеческую природу. Поэтому буду с вами совершенно откровенен.
— Очень рад.
Я чуть было не добавил: “Только не рассчитывайте на откровенность с моей стороны”.
Он пристально посмотрел на меня. Я с трудом выдержал его взгляд.
— Вы, вероятно, слышали, — начал он, — о нашем обращении к создателям энергана.
— Слышал, — подтвердил я, вспомнив часовню в “Конкисте”. — Символический доллар или пятьсот миллионов.
— Однако ответа мы до сих пор не получили.
— Искренне сожалею.
— И начинаем опасаться, что нас кто-то опередил.
— Кто же? — спросил я, хотя прекрасно знал ответ.
— Тот, у кого больше денег, чем у нас, неизмеримо больше.
“Как вы правы!” — чуть было не сорвалось у меня с языка, но я промолчал: не исключено, что нас подслушивают. Заверения шефа полиции немногого стоили.
Профессор Моралес снова испытующе посмотрел на меня, пытаясь в моем молчании угадать ответ на свой вопрос.
— Не стану вас допрашивать, — сказал он. — Я ведь не полицейский. И здесь не “Конкиста”. Я лишь спрошу вас как человек человека: вы можете помочь нам?
Я еле сдержался, чтобы не воскликнуть “да”, и в свою очередь спросил: — Как прикажете понимать ваши слова?
— Очень просто. Вы единственный, кто имел прямой контакт с Двадцать второй улицей, по крайней мере так вы утверждали в своей повести.
Допустим, что вы вновь установите такой контакт. Еще раз получите от них письмо или старый жрец каким-то образом обратится к вам. Особенно после того, как вы побывали в “Конкисте”… Это ведь не исключено?
Я с трудом сдержал улыбку: Моралес почти слово в слово повторял гипотезу своего противника Мак-Харриса.
— Скажите, профессор, разве федерация отказалась от своих традиционных средств борьбы? Я имею в виду борьбу за умы и сердца людей.
— Нет, от этого мы никогда не откажемся. По нашему глубочайшему убеждению, это самые верные и эффективные средства. Сердце, завоеванное убедительным словом, неизмеримо дороже сердца, приобретенного силой. Но, увы, средства убеждения, которыми мы располагаем, не столь скорые, а сейчас времени терять нельзя: планета на пороге гибели.
— Вы не преувеличиваете, профессор? Он взглянул на меня так, словно удивился моему недомыслию.
— И это спрашиваете вы, автор повести “Энерган”? Да разве вам неизвестно, что самые плодородные земли уже бесплодны, реки и источники отравлены, что в морях и океанах флора и фауна уничтожены, а воздух в городах скоро станет полностью непригодным для легких и нам придется постоянно носить кислородные маски? Разве вы не видите, что стайфли разъедает мрамор и бронзу, каменные здания — будь то старые или возведенные недавно, разрушает произведения искусства и легкие младенцев? Что из-за этого чудовищного смога вполовину снижена активность ферментов, играющих жизненно важную роль в обмене веществ? Что леса чахнут, животный мир в них гибнет, что на планете почти не осталось птиц? Неужели вам неизвестно, что самолеты, летающие на высоте нескольких тысяч метров, сжигают сотни тонн кислорода, а опустошенные леса не в состоянии его восполнить? Разве вы не знаете, какие гибельные последствия имеют испытания атомного оружия и до какой степени биосфера Земли насыщена радиоактивными веществами? Вам никогда не приходилось слышать об авариях на атомных станциях, в результате которых все живое гибнет на сотни километров вокруг? Неужели вам надо напоминать о том, что загрязнение атмосферы сокращает озоновый пояс Земли — защитную броню от солнечной радиации? И что тепловой баланс планеты необратимо нарушен? Увы, единственная надежда сейчас на чудо, и это чудо — энерган!
Надежда…
Надежда, которую Мак-Харрис хочет уничтожить в зародыше!
Профессор Моралес произнес свою обличительную речь на одном дыхании, со страстью и вдохновением проповедника. И хотя в его аргументах не было для меня ничего нового — иные из них я и сам использовал своей повести, — в эти минуты они подействовали на меня как удар током.
— Допустим, что я и в самом деле свяжусь с Двадцать второй улицей и сумею убедить их отдать патент на производство энергана федерации, — задумчиво произнес я. — Что дальше?
— Как что? — изумился Моралес. — Неужели вы не понимаете, какую услугу сможете оказать нашей несчастной планете? Да вам за это памятник при жизни поставят!
— Вы полагаете, что, получив патент, сумеете наладить производство энергана и распространять его по обычным торговым каналам?
— Почему же нет, сеньор Искров? “Этот большой ученый наивен, как ребенок, — подумал я. — Но, черт подери, до каких пор реализм будет отождествляться с низменным практицизмом и приспособленчеством? До каких пор Санчо Панса будет брать верх над Дон-Кихотом? Однако как объяснить этому человеку с лицом пророка, что если федерация отважится изготовить хотя бы несколько килограммов энергана, ее тут же разорвут на куски нефтяные акулы, волки из “Рур Атома” и прочие хищники?”
— Разве вы не видели, профессор, какую реакцию вызвало в этом зверином логове появление энергана? Не слышали о расстрелах на проспекте Дель Принчипе? О переполненных тюрьмах? О грозных предупреждениях Командора? О нефтяных магнатах и Дидерихе Мунке?
На все мои вопросы Моралес ответил с присущей ему убежденностью: — Если нам удастся изготовить и распространить хотя бы несколько килограммов энергана, народ пойдет за нами, и Командор будет сметен!
“Осторожнее, профессор, тут могут быть установлены микрофоны!” — подумал я, а вслух сказал: — Вы говорите те же слова, что и Рыжая Хельга.
— В случае необходимости мы и действовать будем, как она! — твердо сказал он.
Я негромко кашлянул. Он понял намек, скользнул взглядом по стенам, словно отыскивая спрятанную аппаратуру, и торопливо продолжил: — Я, разумеется, не политик, наша деятельность вообще не имеет никакой политической окраски, она преследует единственную цель: охрану биосферы. Мы эколога, не более того. Но я совершенно убежден, что когда федерация станет законным владельцем энергана, каждый разумный человек, включая Командора и всех прочих — от “Альбатроса” до “Рур Атома”, будет с нами. Потому что речь идет о самом существовании человечества, в том числе Мак-Харриса и Дидериха Мунка, о жизни их детей…
