Ознакомительная версия.
3. Коммодор Фрина
Через три года офицера Ли выкрал из южной трибы уродов номад Кейсон.
Почти три месяца Ли провел в восстановительном лагере. Никаких лишних впечатлений, ему их хватило в трибе уродов, – занятия спортом, прогулки по пустынному каньону, над которым иногда появлялось багровое, траченное пылевыми бурями солнце. Офицер Ли ни на что не жаловался и не искал общества. Вызванный в Особую комиссию, он дал показания, из которых следовало, что экспонат X и машина были потеряны им при неудачной преждевременной посадке, вызванной воздействием на машину неизвестных летательных аппаратов. Офицер Ли объяснял встречу с неизвестными летательными аппаратами очень подробно, надеясь понять, где именно он мог побывать, но его выслушали без особого интереса. Зато чрезвычайно подробно были изучены все обстоятельства пути по Мертвым территориям и обстоятельства пленения. Выжил в трибе офицер Ли, видимо, потому, что за время путешествия более или менее адаптировался к жизни в пустыне. При всем этом офицер Ли ни словом не обмолвился о номаде Поллинге, ни одним намеком не дал понять членам комиссии, что экспонат X может быть жив, даже может находиться не в провинции, а на Старой Базе.
Вопрос о Коллекционерах, кстати, не поднимался.
Никому в голову не пришло связывать исчезновение экспоната X с существованием тайных Коллекционеров.
Офицер Ли не знал, подвергалось ли технической проверке место уничтожения его машины. Но даже если и подвергалось, что, собственно, можно найти в каменистой пустыне, подверженной резким температурным скачкам и продуваемой всеми ветрами?
Надо отдать должное. Особая комиссия внимательно отнеслась к офицеру Ли.
Он не был предан суду, его просто отправили в отставку, а грозившее ему заключение заменили годом архивных работ. Замкнутость и неразговорчивость бывшего офицера убедили членов Особой комиссии в необходимости именно такой (мягкой) терапии. В подземном бункере, освещаемом лампами дневного света, бывший офицер Ли день изо дня разбирал старые материалы, до которых у исследователей руки не доходили.
Вполне бессмысленное дело.
Секретные приказы, отданные Тайным Советом Старой Базы сто или двести лет назад, были так же скучны, как приказы, отданные лет десять назад или отдаваемые сегодня. Правда, Ли с удивлением узнал, что некоторые крупные трибы уродов находились как бы под опекой, даже под влиянием номадов, а значит – самой Старой Базы. Он так и не понял, как все это соотносится и какой в этом смысл, но походило на то, что существование Старой Базы с очень давних пор каким-то образом связано с трибами. И наоборот.
Но, в сущности, это было скучно.
Ли не видел в этом никакого открытия.
Когда-то он сам служил в Охране на южной границе и знал, что в принципе бороться с трибами можно как с морскими течениями, их, скажем, останавливают плотинами военных заграждений. Но проходят сотни лет, и плотины рушатся. Поэтому проще не вставать на пути несущихся по пустыне триб, всегда уступать им дорогу. Какое же в этом открытие?
Только однажды документы удивили Ли по-настоящему.
Просматривая старые файлы, он узнал о странной зависимости самоубийств и уровня порядка на Старой Базе.
Стоило Тайному Совету ограничить действия на границах, дать некую поблажку миллионам людей, занятых круглосуточной Охраной Старой Базы, высвободить дополнительные свободные (личные) часы, как древние безжизненные каньоны начинали превращаться в места многочисленных драм. Создавалось впечатление, что молодые люди (пол не имел значения) попросту не знали, как им распорядиться вдруг выпавшим свободным временем. Многочисленные предположения (разочарование в идеалах, неверие в будущее, подчеркнутое колоссальными ежегодными потерями, вызываемыми падением крупных метеоритов, невозможность построить личную жизнь в соответствии с индивидуальными наклонностями, наконец, вечное непреходящее напряжение) не получали подтверждений. Все это, конечно, могло послужить одной из причин, но не могло быть главной причиной. Больше всего удивляло то, что пик самоубийств на Старой Базе всегда приходился именно на периоды покоя, когда, казалось бы, человек должен был радоваться жизни. Известно, порядок вносит успокоение, но почему-то молодые люди (речь шла прежде всего о молодых) не находили успокоения в порядке.
Все это так и осталось бы тайной для Ли, если бы в недавних наработках, отправленных в архив, он не наткнулся на закрытую докладную записку коммодора Фрины, касающуюся экспоната X. В записке подробно анализировался провалившийся эксперимент (с участием офицера Ли) и приводились многочисленные аргументы в пользу его повторения.
Коммодор Фрина, узнал Ли, выдвинула смелую гипотезу: тяга к самоубийствам отнюдь не случайно возрастала в периоды наивысшего порядка. Именно железная дисциплина, идеальный учет, жесткий постоянный контроль (буквально до минут) личного времени приводили к тому, что психологи называли сильнейшей сенсорной усталостью. Скорее всего, считала коммодор Фрина, молодым людям, еще не имеющим настоящего жизненного опыта, не хватает разрядки. Они готовы шагнуть в каньон, лишь бы на мгновение почувствовать волну страха, ужаса или восторга – того, чего лишены в обычной жизни. Изучив огромное количество конкретного материала, коммодор Фрина и члены ее исследовательской группа пришли к выводу, что наиболее устойчивы к стрессу те, кто получил тяжкий опыт службы в Охране, те, кто прошел опыт ведения войн на южных границах, и, наконец, номады пустыни, особенно связанные с тайными Коллекционерами. Среди последней группы самоубийств вообще не наблюдалось в принципе.
В связи с вышеуказанным коммодор Фрина, опираясь на проведенные исследования, предлагала:
а) определить наконец конкретное содержание древнего термина искусство,
б) подвергнуть указанный древний термин конкретному критическому анализу,
в) вернуть указанное искусство современному миру, четко определив его границы, и
г) определить место и время воздействия указанного искусства конкретно на всех членов общества.
Специальная Комиссия, созданная по рекомендации Тайного Совета, узнал Ли, пришла в итоге к выводу, что искусство – это не что иное, как мощный сенсорный удар сразу по всем чувствам человека – зрительным, слуховым и так далее. Правда, смелые предположения о том, что, возможно, под термином искусство древние понимали всего лишь умелые манипуляции со свето-шумовыми гранатами, не подтвердились. Эффект от использования таких гранат, конечно, силен, но всегда однобок, вряд ли искусство ограничивалось простым ошеломлением. Может, перед главным воздействием искусства на человека и взрывалась одна – другая связка таких гранат, но все-таки это могло служить только прелюдией…
Ознакомительная версия.
