челюсти ему устроить, а тогда уж какой из него собеседник. Но сомневаться и сожалеть о содеянном уже поздно. Что сделано, то сделано, остаётся лишь принять последствия, какими бы они не были.
Дар и амулет способны защитить от любого оружия, но не реагируют, если атаковать голыми руками и ногами. Вот если на сапогах есть хотя бы набойки или шпоры, тогда ими лучше не махать, потому что Сила защитит атакуемого.
Права оказалась Рябова, амулет в виде золотой пластины с вязью плетения и двухкаратным бриллиантом обнаружился у него на цепочке. Ну, ни дать ни взять личный номер, уж больно по форме похож. Его я прибрал себе, невольно задавшись вопросом, а как будут друг с другом взаимодействовать два «Панциря», будучи оба на мне. Или их возможности суммируются? Никогда не интересовался этим вопросом.
Егоров пришёл в себя, когда я уже закончил его привязывать к креслу. Дёрнулся в безуспешной попытке освободиться и что-то там промычал. Я похлопал мужчину в исподнем по плечу, мол, не суетись лишний раз, и, вооружившись свечой, отправился проверять дом на предмет других обитателей, ну мало ли, вдруг ещё кто есть. В спальне-то светло, а вот в других помещениях не очень.
— Ну что, сучёныш, поговорим, — произнёс я, присаживаясь напротив связанного.
Мы находились при свете свечи, так как я мало что закрыл створки окна, так ещё и занавесил его стёганым одеялом. В спальне стало темно, зато, если клиент попробует поднять шум, на улице не больно-то и услышат. А он попробует. Потому что миндальничать с ним я не собираюсь. Держать же его всё время с кляпом во рту не получится, мне ведь с ним поговорить нужно.
Первое, что я сделал, это налил в кружку немного кваса и добавил туда зелья. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Вот ни капли желания разбираться с его даром. Лучше уж погасить с гарантией. Запрокинул ему голову и заставил выпить. Проглотил он немного, в основном расплескал, но я посчитал, что принятого теперь хватит для разговора с гарантией. В живых его я оставлять не собирался.
— Значит так, чтобы избежать ненужных разговоров, оправданий и искренних заверений, я точно знаю, что ты причастен к похищению моей сестры Ярцевой Елизаветы. Ещё и записочку мне подбросили. Глупое ребячество. Лучше бы вы схватили меня, а ещё лучше, вообще обходили бы стороной. Впрочем, не суть. Итак, где моя сестра и что с ней? Говорить будем?
Пленник утвердительно закивал как человек, спешащий сообщить что-то важное. Прекрасно понимая, что сейчас произойдёт, я выдернул кляп, вырвав из пленника болезненный стон, после чего тот поспешно заговорил.
— Послушай, парень, это какая-то ошибка, я не знаю твою сестру и тебя вижу впервые в жизни. Давай договоримся. Хочешь, я тебе заплачу…
Дальше слушать я его не стал. А зачем? Самоутверждаться за его счёт я не собираюсь. К тому же этот страх и желание угодить мне всего лишь игра и, между прочим, не такая уж и талантливая. Нет, он, конечно же, боялся, но не до мокрых штанов. А иначе волхв не привлёк бы его в свою команду. Ни к чему ему иметь дело с трусом и размазнёй.
Отчего такая уверенность в собственной правоте? Я узнал его по отсутствующему мизинцу левой руки. Не бывает таких совпадений, чтобы малец указал на того, кому служил последний год Топорок, и у него по чистой случайности имелось точно такое же увечье.
— Не этих слов я от тебя жду, — вновь затолкав ему в рот кляп, покачал я головой. — Кому ты служишь? И где моя сестра? Вот что меня интересует. Всё остальное чушь и враньё.
Я пожал плечами и приступил, как это любят описывать в книжках, к экспресс-допросу в полевых условиях. А по сути, начал истязать пленника. Он мычал, елозил на стуле, выпучив глаза, тряс головой, словно хотел что-то сказать, но я и не подумал вынимать кляп. Просто не хотел терять время на пустые разговоры. А ещё боялся, что могу смалодушничать и дать заднюю. Я никогда прежде ничего подобного не делал и даже не видел. Ну вот не случилось на моё счастье у меня подобного опыта. Хотя теорию я знал и сейчас её применял.
Когда же я наконец увидел в его взгляде мольбу и, как мне показалось, готовность говорить, он вдруг забился в падучей. Я вырвал кляп, но он лишь хрипел, пуская пузыри кровавой пены. Если бы у него случился болевой шок, тогда ещё ладно, но чтобы такое. Меньше минуты и он обвис. Пульс не прощупывался. Твою мать! Эпилептик, что ли?
Сам не знаю, с какого перепуга, но я взрезал ему на спине исподнюю рубаху, сдёрнул её и оторопел. Поскрёбыш, отслуживший положенный срок в гвардии, должен был обзавестись своим набором узоров, потому что на рост рангов ему надеяться не приходится. В основном они поднимаются до второго и, получив возможность нанести четыре узора, делают это.
Но на теле убиенного их имелось семь, что свидетельствует о пятом ранге. Как такое возможно при их наличии, мне было непонятно. Может, желчь волколака даёт возможность пробить такое ограничение. Кто знает. Куда больше меня занимало наличие среди них узора «Повиновения». Я видел, как мать и отец наносили такие же на наших сторожевых псов, поэтому ошибки никакой.
Это что же такое должно было случиться, чтобы одарённый согласился на подобное украшение? Ведь этим ты полностью отдаёшь себя во власть нанёсшего узор, превращаясь в его покорного раба. Правда, при этом остальные черты характера не теряются, но всё, что касается хозяина, — слепая вера, повиновение и беззаветная преданность.
Ладно, опустим это. В конце концов, узор можно нанести и против воли. Это распространённая практика в тех же заокеанских колониях, где рабы трудятся на плантациях, или в Османской империи и на Ближнем Востоке. Идеальное решение. Хотя есть один нюанс, продать невольника с таким украшением уже не получится.
Куда больше меня волнует, что делать дальше? Ниточка, которую я нащупал, оборвалась. Как мне узнать, кому он служил? Поискать среди возможных однополчан, как предполагала Рябова? Попробовать, конечно, можно, но в положительный результат я не верю. Слишком уж очевидный след. А коль скоро этот волхв до сих пор ни под кого не лёг, значит, прятать следы он умеет.
При свете свечи я обыскал спальню, но не нашёл ни единой зацепки. После чего переместился в кабинет. Обстановка не сказать, что богатая. Письменный стол с выдвижными ящиками, книжный шкаф с довольно скудной библиотекой, кресло, у стены небольшой жёсткий деревянный диван с парой подушек.
Пробежался по корешкам книг. Ничего особенного, художественная литература, господину Егорову нравились любовные романы. Внешность у него мужественная, такие нравятся девицам, книги же способствуют расширению кругозора, позволяют обогатить словарный запас и обзавестись набором интересных цитат.
На самой нижней полке обнаружился ряд потрёпанных книжиц в одинаковом переплёте. Названия на корешках отсутствуют, только нумерация. Я взял последнюю в ряду и, открыв, сразу понял, что именно держу в руках. Это был дневник. Прямо поветрие какое-то, их вели все: девушки, парни, зрелые дамы и мужи. Некоторые на склоне лет садились за мемуары, чтобы осчастливить потомков своими глубокими измышлениями и поделиться жизненным опытом.
Я взял крайний в ряду дневник и открыл последнюю страницу. Чистая, значит, не закончен. Вернулся в начало и пролистал страницы, исписанные убористым почерком, чтобы составить себе представление об их владельце. Благо я не только быстро читал, но и усваивал прочитанное. По всему выходило, что Егоров отслужил в гвардейском драгунском Измайловском полку одарённых и год назад вышел в отставку. Вернувшись в родной город при деньгах, он купил себе домик и занялся частными уроками, обучая дворянских детей фехтованию и подлой борьбе.
Ничего подлого в ней не было, просто рукопашный бой без оружия, хотя и не в моём понимании. Ну, вот такое название, пошедшее от подлого сословия, которому иметь оружие запрещалось, а потому драться его представители могли только без него. Однако Сила внесла свои коррективы, и так как никакой щит не мог уберечь от удара без оружия, то эту борьбу стали изучать и дворяне.
Записи обрывались датой годичной давности. Пометка о том, что на завтра он приглашён в поместье к некоему Седову Илье Макаровичу, с которым познакомился совершенно случайно за игрой в карты в доме у Елесеева.
Хм. Может быть это новой ниточкой? Без понятия. Для начала не мешало бы разузнать, кто он такой, где его усадьба, и отсюда плясать.
