— А где ты был, — Даня спрашивал своего собеседника, словно он был подозреваемым, — в то время, когда мы ночью крались по берегу, что бы захватить город? Когда на рассвете мы перебрались через стену форта с Брайаном и сняли всех часовых? Открыли ворота. В кустах прятался?
— Нет. — Оправдывалось детство. — в кустах и ночью, я бы испугался. Я с тобой был. С тобой не так страшно. И это мы с тобой ножички бросали и всех часовых сняли.
— Господи, вот ребенок. — Подумал Данька. — Мы же убили их. А он: ножички бросали.
— Ладно. — Сказал Даня, словно помиловал этого ребенка. — А что ты можешь сказать о том, когда меня ранило шальной пулей? Когда мы пробивались сквозь строй испанских кораблей?
— А? Вспомни, как Брайан вынимал из тебя пулю, а потом зашивал. Ковырял в тебе ножичком, а ты палку в зубах держал, чтобы не кричать от боли и не сломать зубы. Парни тебя за руки и за ноги держали, а ты верещал.
— Я не верещал. А стонал. — В самом деле, как ему было больно. И он думал, что умрет.
— Ну, стонал. — Согласилось детство. — И пытался бормотать: матросы не плачут. А сам все равно…
— Я не плакал. — Оборвал грубо детство Данька. Матросы не плачут, так учил его капитан. И это он будет помнить всю жизнь.
— Все равно. Ты еще вцепился в руку капитана. Ты думал, что помрешь. Вспомни!
— Помню. Думал. — Бессмысленно отрицать.
— Во! А Брайан тебя заштопал.
— Заштопал. Ты знаешь, как это было больно.
— Знаю. — Нам глазах Юна выступила слезинка. — Но потом, когда ты уже поправлялся в доме капитана. Он не хотел брать тебя в поход. Я помог тебе пробраться ночью на корабль и спрятаться там.
— Ты, Юн? А мне кажется, это был Хуан. Он доставил меня на лодке к кораблю. Тот парень, которого мы захватили на испанском корабле, и капитан собирался его сжечь.
— А с Хуаном я подружился. — Заявил Юн. — Когда в трюм носил ему еду и воду. Хуан тогда еще твердил, что он слуга. Он нерадив, ленив и прожорлив. И его надо побоями учить уму-разуму. Так положено. Забавный такой.
— Точно, забавный. — Данька считал испанца своим другом.
— Если б не я, ты не полез бы ночью на корабль. А утром, капитан тебя объявил помощником боцмана. Это потому, что я…
— Господи, что ты выдумываешь, Юн. Капитан все без тебя решил.
— И что? Зато Жанетта, наша кухарка в доме Леона, она меня любит больше, чем тебя.
— В самом деле? — Совсем обнаглел.
— Ага. Это мне она каждый вечер приносит с кухни чего-нибудь вкусненького.
— И не правда. А Леон, управляющий домом Свена хромой бывший моряк, меня больше любит.
— Нет, меня.
— Не ври, меня.
У них завязался спор.
— Хорошо. — Согласился в конце Даня. — Они любят нас пополам.
— Это как, пополам?
— На половину тебя, наполовину меня. Может так, Юн? — Даня улыбнулся.
Детство улыбнулось ему в ответ.
— Заболтался я с тобой, Юн. Мне бежать пора. Макс со Славкой ждут. Они завтра уезжают. Надо попрощаться.
— Давай.
— Пожмем, Юн, друг другу руки. — Предложил Данька. — Мы же с тобой братаны.
И они пожали друг другу руки.
Даня пошел к выходу из комнаты, оглянулся.
— Юн, ты заходи ко мне. Не оставляй одного. Мне без тебя, дурачок, будет плохо.
— А можно, — вдруг решился Юн, — я с тобой пойду?
— Ты? Да ты — маленький. Таскать за собой всякую малышню. — Даня хитро прищурился. Куда от него денешься.
— Вот, чуть что, сразу маленький.
— Ты станешь хныкать.
— Я? Нет. Данечка, возьми меня с собой.
— Куда от тебя денешься. Идем, малышня.
Даня, одевшись, вышел из дома. Он шел к Максу и думал: совсем недавно на школьном дворе они с Максимом думали о том, как закончат школу. Когда это было? Давно. Миллион лет тому назад. Миллион лет до нашей эры. Вот именно, миллион лет до нашей эры! И сейчас она наша эра.
Данька вошел в комнату вслед за Максимом, и ему показалось, что здесь что-то изменилось. Но понять что, он не мог. Тот же письменный стол, компьютерный столик, шкаф. Аквариум с рыбками, диван, на котором сидит Славка. Все как обычно. Может быть, какая-то атмосфера взросления появилась здесь, в этой комнате. Максим уселся за свой письменный стол в тяжелое кожаное кресло. Сидит, ну вылитый финансовый менеджер. Воротник рубашки немного расстегнут, рукава засканы. Вот, он весь в работе. Кресло, тяжелое кресло, оно всегда здесь стояло. Выглядит сейчас Макс, как его отец, большой бизнесмен. Вот он Макс. В трудах и заботах, в заботах о финансовой стабильности всего мира. А Славка сидит, ногу забросил на ногу, спиной привалился к спинке дивана. На лице…. На рожу лица Славка накинул маску этакого доктора, который готов заботиться о своих пациентах. Вот — вот сейчас скажет: ну, что беспокоит вас, больной? При этом сделает ударение на последнее слово. Больной. Если уж ты вошел в его кабинет, то ты, несомненно, больной. Больной на всю голову. Ну что ж, господа хорошие, — решил Данька, — сейчас вы у меня получите по полной. Прошел дальше в комнату, присел на стул возле стола, взял в руки карандаш. Вертит его. Славка поднялся, подошел к столу и запустил руку в вазу с конфетами. Выбрал несколько штук и вернулся на свое место. Как прежде развалился на диване, развернул фантик одной из конфет и засунул ее в рот.
— Так, — сказал Даня. Лицо его изобразило усталость в последней степени. Наигранную. В глазах проницательность сыщика. Он для себя решил, что будет полицейским. Последняя возможность выяснить, твердо ли его друзья держаться за свой выбор, за то, кем они станут завтра. Или еще остались сомнения. Последний акт расследования. Он посмотрел на Максима:
— Ну, с вами мы поговорим позже. Вначале я бы хотел выслушать нашего докторишку. Что он думает о твоем будущем, если ты станешь бизнесменом. — Данька посмотрел на Славку.
Славка, похоже, потерял конфету во рту. Ой, где она? Будущий доктор почувствовал, что конфета скользит по его пищеводу в желудок.
— А чего я? — Начал Славка.
— Ах, доктор, доктор! Можете мне не говорить. Я вижу, и так вижу, что случай клинический. — Данька снова бросил взгляд в сторону Макса. — Посмотри на Максима. Через год — другой брюхо этого господина будет вываливаться через ремень на брюках. Сердечко будет пошаливать. Не говорю о давлении. То будет скакать вслед за курсом акций. Судьба делового человека.
— В лоб хочешь? — Откликнулся Максим как-то очень спокойно, равнодушно.
Данька сразу:
— Вот, я из лучших побуждений. И вот, сразу, в лоб. Славик, скажи ему.
— Что ему говорить? — Славке явно было не до этого, поскольку он клал в рот следующую конфету.
