— Что это значит, офицер? — спросил Беда.
— Я не должен перед тобой оправдываться! — дигерин положил руку на пистолет, висящий на бедре. Ручная пушка класса «Палач» калибра 19,05 мм, такая может пробить забрало шлема. Осталось только её отобрать. — Выметайся отсюда, пока…
— Амир, успокойтесь! — раздался резкий окрик и в зал вошёл другой человек.
Странно, что он назвал имя при посторонних. Вошедший в такой же броне, как у дигеринов, но если у сотрудников тайной полиции доспехи делали массово, то у этого явно было сделано на заказ. Высокий человек с сединой в короткой причёске держал шлем под мышкой.
— Это вы Виктор Райвенгов? — спросил он. — Я Хаден Айскадер, императорский обсерватор и куратор сегодняшней операции. Ваш сын признан врагом государства и уничтожен при аресте.
— Но он же… — начал возражать Виктор.
— Ваш сын в составе группы вооружённых террористов пробрался в помещение ночного клуба с явным намерением осуществить террористический акт в отношении находящихся там граждан империи, — обсерватор чеканил слова. — Императорские дигерины смогли пресечь преступление и вступили в бой с террористами. По счастью, никто из мирных граждан не пострадал.
— Никто не пострадал, — тихо повторил Виктор.
— Большинство террористов уничтожено при аресте, — Хаден Айскадер показал рукой на закрытые простынями тела. — Никто из них даже не попытался сдаться. Приговор объявлен и вынесен дигерином на месте, система Немезида признала правомочность их действий. Тут ничего не поделать, господин Райвенгов.
— Надо было воспитывать сопляка получше, — вставил один из дигеринов. Значит его фамилия Амир, подметил Виктор. Стоит запомнить.
— Будьте добры не вмешиваться в мой разговор, гидеор! — рявкнул обсерватор и дигерин отступил, виновато наклонив голову. Айскадер повернулся к Виктору и продолжил, говоря намного мягче: — Теперь, когда с официальной частью покончено… я понимаю, что вы чувствуете. Жаль, такой молодой парень…. В его возрасте они очень доверчивы. Может быть, он даже не понимал, куда шёл…
— И за это вы его убили? — прошипел Виктор.
— Будьте уверены, если бы у нас была возможность оставить его в живых, мы бы этим воспользовались.
— Я бы хотел с ним попрощаться, — сказал Виктор.
— Разумеется, — обсерватор кивнул. — По правилам это запрещено, но для вас я сделаю исключение. Но после этого… мальчик жил с вами?
— Нет, отдельно.
— Понял. Нам будет нужно провести обыск…
Беда кивнул.
— Вы позволите его похоронить?
— Нет, враги государства кремируются. У вас пять минут.
Виктор откинул простыню. Если бы не блок, он бы не выдержал. Парень умирал тяжело. Пуля попала в живот, руки скрючены, челюсть сжата. Беспристрастный взгляд скользил по телу, ещё одному трупу, а видел Беда их предостаточно. Будто незнакомец лежит на этой каталке, будто их никогда ничего не связывало. Но ночью блок спадёт и Виктор увидит каждую деталь снова.
Это расплата за былое.
Ушёл по делам, говорил Ник несколько часов назад. Что это за были дела? Так просто взять оружие и идти расстреливать ровесников? Или его обманули? Террорист, враг государства — мальчик, который сегодня обнимал кота и отказался смотреть Турсулунские игры из-за жестокости… который даже боялся пройти мимо вредных старух?
Правая рука опухла, и Виктор присмотрелся внимательнее. Перелом? Били чем-то тяжёлым, чтобы забрать оружие. Рана в животе достаточно большая, похоже на попадание из Палача, табельного пистолета Дигеринов, такого мощного, что отдача способна сломать руку, если нет защитной экипировки. Но попадание такой пули должно было убить Ника на месте… скорее всего, пуля прошла через укрытие, потеряв большую часть энергии.
— Время, — объявил императорский обсерватор. — Пора, господин Райвенгов.
Виктор поправил прядь волос на лице Ника и надвинул простыню на голову. Он бы многое отдал, чтобы почувствовать хоть что-то. Сейчас же он чувствует, будто забыл нечто очень важное и никак не может вспомнить, что именно. И это чувство вызывало тоску.
Он уже поднимался, когда тело погрузили в одну из печей и закрыли тяжёлые створки. Пламя заревело. Из-за щелей в люках виднелись всполохи огня, будто печь ухмылялась, пожирая тело.
Это расплата.
* * *
Соседи, похоже, обрадовались, что в их доме жил настоящий враг государства. Сидящие у входа в жилую секцию старухи делились мыслями с крутившимися здесь журналистами, остальные фальшиво качали головами, всем своим видом показывая «Ну кто бы мог подумать».
Были и знакомые. Натан Элисон, который и сообщил новость, бывший аналитик Виктора, очень высокий и постоянно потеющий толстяк. Рядом с ним его младший брат, Айзек, невысокий и щуплый двадцатипятилетний парнишка, выглядящий, будто ему семнадцать. Кто-то давным-давно, шутки ради, назвал старшего брата Блохой, а младшего Медведем, и многие веселились, видя такое несоответствие габаритов и прозвищ. Но сейчас было не до смеха.
— Да как ты это допустил? — Айзек грубо пихнул Виктора в грудь. — Почему ты его не уберёг от этого?
— Айзек, успокойся, — Натан зажал брата и оттащил его в сторону. — Он-то тут причём?
— Да ты посмотри на него! — на Медведе спортивная куртка Ника с эмблемой Императорского Аграрного университета и цифрой 7 на спине. — У него сын погиб, а он… да ему плевать, ты же видишь!
— Успокойся. Досчитай от одного до ста, но в обратном порядке и только простые числа.
— Ник же умер, — Айзек закрыл глаза. — Он же… девяносто семь, восемьдесят девять…
— Извини, — сказал Натан. — Я поехал, а он за мной увязался. Я ему снотворное давал, но он …
— Увези его домой, — Виктор пошёл дальше. — Если честно, не до его истерик.
— Да, ты прав. Ты как? Извини, глупый вопрос.
— Блок сработал, — шепнул Беда.
Блоха приоткрыл рот, когда до него дошло.
— Мне так жаль. Поехали домой, Айзек, тебе надо поспать…
— Восемьдесят три, семьдесят девять, — продолжал считать Медведь, будто не видя ничего вокруг.
На мгновение Виктору захотелось, чтобы брат Блохи не сдержался, но тут же пожалел о своих мыслях. Самое неприятное ждёт впереди, сейчас остаётся только плыть по течению.
Всего несколько часов назад он поднимался в эту квартиру вместе с Ником, даже не помышляя, что произойдёт. Тогда блок не работал, он не работает на живых. Не то чтобы Виктор умел проявлять эмоции, но всё же без блока жить проще. Хоть что-то можно чувствовать, кроме боли… хотя нет, блок не сдерживает дикую тоску по тому, что случилось… и не сдерживает ожидание грядущих сожалений. И злости. И это странное чувство чего-то забытого.
Из-за двери раздалось оглушительное мяуканье. Кот ждал на пороге, с недоумением глядя на вошедших и не понимая, где хозяин.
— Ну-ка брысь отсюда! — один из дигеринов пнул кота так сильно, что тот отлетел в стену и тут же убежал в комнату. — Блохастая сука!
Виктор посмотрел ему на затылок. Если ударить в одно место, можно сломать заклёпку и шлем откроется, тогда получится свернуть ублюдку шею. Не потому, что Виктору жалко кота… просто Ник бы этому возмутился. И больше ведь никого не осталось.
— Гидеор Коринес! — прикрикнул обсерватор. — Где ваши манеры? Держите себя в руках или отправитесь на улицу!
— Простите, господин обсерватор, — дигерин сбросил с вешалки куртку Ника и вытер об неё ботинок. — Ненавижу кошек.
— Ищем улики, — сказал другой дигерин, до этого молчавший. — Господин Райвенгов, мы вас позовём.
Виктор сел на кровать Ника, незаправленную, как всегда. А дигерины, четверо, если не считать обсерватора, вели себя, как полноправные хозяева. Один открыл шкаф и начал выбрасывать из неё вещи. Другой раскидывал бумаги, что-то вы них выискивая. Среди аккуратных записей лекций попадаются неоконченные рисунки. Один, тот, кто пинал кота, сбросил на пол несколько горшков с цветами и теперь лениво копошился в земле и керамических обломках ногой. Кто-то начал греметь посудой на кухне, разбив несколько чашек.
