От неожиданно прозвучавшего выстрела он едва не выронил оружие. Белая пыль с потолка засыпала Сардана и его ассистентов, которые с трудом поднимали своего жирного руководителя. Возле люстры осталась большая дыра.
— Да вы императорские дигерины или кто? — обсерватор закрыл лицо рукой. — Какие же вы некомпетентные. Минус три балла каждому, кто пытался стрелять. Арестуйте его уже и…
— Вы не дети, — раздался голос с порога. — Вы кучка каких-то тупорылых детишек. Впрочем, от дигеринов я иного и не ожидал.
Все обернулись к вошедшим. И если первый, в серой военной форме и красном берете, привлекал мало внимания, то стоящий за ним человек выделялись куда сильнее. Ростом выше двух метров, а шлем почти касался потолка. Это императорский гвардеец, мутахавир. А им что тут надо?
— Сбор улик и съёмка репортажа, господин генерал, — ответил всё это время молчавший дигерин.
— Вы здесь старший, субай? — спросил генерал, смотря на собеседника большими круглыми глазами. С его крючковатым носом он походил на сову. Впрочем, такое у него раньше и было прозвище — Сова. — Работаете грязно. И кого вы тут стреляли?
— Этот человек напал на господина Сардана, — сказал обсерватор, выходя вперёд. — Я, как координатор и наблюдатель…
— Мне плевать, — генерал обвёл всех взглядом. — Вы закончили? Ноги в руки и марш отсюда, а то буду гнать пинками под жопы.
Стоящий позади него гвардеец покрутил шеей, будто разминался перед схваткой.
— Но этот человек…
— Уже арестован, — сказал Сова. — Дело его сына тоже переходит под расследование корпуса мутахавиров. Вон отсюда!
— Это произвол, генерал, — пожаловался Сардан. — Я доведу это до совета Магистров. Этот человек…
— Сделаешь другой репортаж, Сардан, — мрачным голосом сказал генерал. — И на будущее, если сам хочешь стать Магистром, то не смей спорить с командующим гвардии императора. Теперь вон, пока я не приказал выбросить тебя в окно.
Журналисты ушли, забрав камеры, ушли и дигерины. Кот шипел им вслед. Ник бы им гордился, на счету Марка выведенный из строя полицейский, пока сам Виктор только толкнул наглого журналиста.
— Жди снаружи, — приказал генерал своему гвардейцу. Гигант кивнул и вышел. — Виктор, я как услышал, сразу поехал. Прими мои соболезнования…
— Ответь мне, Сова, — Виктор посмотрел собеседнику в круглые глаза. — Почему я вижу твою рожу в самые худшие моменты моей жизни?
Генерал вздохнул.
— Так уже повелось. Но мне жаль твоего сынишку, мне он всегда нравился. Я разберусь, что случилось, обещаю…
— Опять ищешь выгоды для себя? Думаешь, как бы это использовать? Не отпирайся, я хорошо тебя знаю. Уходи, не хочу никого видеть.
— Если потребуется помощь, Беда, я помогу. Ты знаешь, где меня искать, — генерал вышел, прикрыв дверь.
— Медведь, тебя это тоже касается, — сказал Виктор. — Уходи.
Айзек вошёл на кухню, будто стоял на пороге.
— Вот они ублюдки, — он вытирал глаза рукавом. — Ещё и кота хотели убить.
— Успокойся и прекращай свои фокусы, они для тебя опасны.
— Я знаю, — Медведь шмыгнул носом. — Иди домой, я приберусь.
Улики забрали, остался только беспорядок. Беда пошёл к входной двери, у которой сидел кот, будто ждал, что хозяин вот-вот вернётся, и можно будет ему пожаловаться. Вздыбленная шёрстка потихоньку опускалась, а Марк смотрел на Виктора с видом победителя и вылизывал лапку. Ещё бы, кот смог одолеть дигерина.
— Знай, Беда, — раздался голос Медведя. — Лучше бы ты умер, а не он. Он не заслужил это.
— Я согласен. Лучше бы умер я.
День 1. Глава 3
Это странное место для похорон. Виктор хорошо его помнил, хотя он тут был до его прихода в Корпорацию Renascentur. Деревенька на планете Гермес-3, самая окраина Альянса Ориона, место, где война не останавливалась ни на миг. Не должно остаться никаких следов вашего пребывания, гласило секретное распоряжение командования, поэтому Виктор приказал начать бомбардировку с орбиты. Жар стоял такой сильный, что оплавился даже камень, а люди, которых не должно было быть в этом месте, рассыпались в пепел. Чудом уцелевшая кукла всё ещё лежит у колодца, её так и сжимает обугленная рука. Командование потом сказало, что это инициатива командира, и всячески отрицало свою вину.
Но какой бы яростной не была бомбардировка, кладбище за холмом не пострадало. Здесь всё ещё стоят деревянные кресты одной из забытых религий времён Старой Империи, а, может, и более древняя. Некоторые могилы даже огорожены ржавыми оградками. Больше некому ухаживать за этим местом, но кто-то всё же приносит цветы к памятникам.
Ник лежал в гробу, одетый в новый чёрный костюм и в белую рубашку, которые никогда не носил при жизни. В районе живота одежда напиталась кровью. Лицо парня было спокойным, не таким, каким Виктор видел его в морге, сейчас оно искажено от агонии, будто Ник уснул. Днём Беда не почувствовал ничего. Но во сне блок не действовал.
— Мне жаль, старик, — сказал он и положил ладонь на руки парня. Правая кисть до сих пор синяя от перелома. — Знай, я убью всех, кто причастен к этому. Убью их всех до единого. Без пощады и без сомнений. Только не приходи ко мне во снах, пожалуйста.
Это странные похороны. Священник иногда прикладывался к своей фляжке. Никто не плакал, все молчали. Даже Вера не подошла ближе к гробу, так и стояла поодаль в своём траурном одеянии.
— Прости меня, Вера. Я же обещал, что буду за ним присматривать. Я не сдержал слова.
Вера не отвечала, лишь молча смотрела в ответ. Виктор знал почему. Она мертва, как и остальные, кто пришёл.
Священник, что распоряжается похоронами — сам Тобиас Гренге, основатель и глава секты «Церковь Возрождения». Он попытался отпить из фляжки, но голова на сломанной шее постоянно запрокидывалась в сторону. Его помощник стоял рядом, стыдливо пряча повреждённое выстрелом лицо. Рана такая большая, что даже невозможно понять возраст парня.
Ближе всего к гробу сидел доктор Самаэль Михельсон, типичный учёный, какими их привыкли видеть окружающие: круглые строгие очки, лабораторный халат, дурацкий галстук-бабочка и взлохмаченные волосы. Халат всё ещё в крови и она до сих пор бежит, заливая перчатку в виде плюшевого котика, который до сих пор сидел на руке доктора. Доктор Михельсон так смешил самых маленьких пациентов. Они так и не дождались сыворотки и их судьбе не позавидуешь.
Рядом с ним неразлучная парочка из гранд-адмирала Рутена, командующего Объединённым Космическим Флотом Альянса Ориона, и Первого Председателя Чира, бюрократа, который смог собрать большинство голосов и объявить корпорацию Renascentur вне закона. Стоит ли говорить, что возмездие было быстрым? Председатель Чир встретил свою судьбу достойно, а вот адмирал рыдал, как девочка, и обделался до выстрела, а не после.
Генерал-Консул Квистуры Ромеро Торегроса, вернее, его куски, лежащие на стуле, тоже не отличался храбростью, что вызывало противоречие с его яростной манерой речи и непримиримой ксенофобией. Он никогда не верил, что Корпорация сможет прийти за ним, не верил до последнего. Наверняка даже не поверил, когда умирал.
Верховный Судья Гобитрауд — другое дело. Турсулунец не смог бы уместиться на стул, поэтому стоял в стороне, нависая над другими гостями, как вставший на дыбы танк. В массивных, покрытых толстой чешуёй, лапах он держал свою обугленную голову, на которой до сих пор светилось прицельное приспособление. Рептилия сражалась до последнего, даже понимая, что шансов нет. Это был сложный бой, и последнее дело Виктора, которое он выполнил, работая на Корпорацию.
Пришли и другие гости. Политики, военные разных стран Альянса, сановники, наркоторговцы, мятежники, незаконнорождённые принцы, оружейные бароны, террористы, короли, полицейские, секретные агенты, бандиты, работорговцы, охотники за головами. И обычные люди, кто оказался в листе Виктора. И те, кого не было в списке, как эта группа молодых людей и девушек из клуба «Олимп», в броской и яркой, но испорченной попаданиями пуль и кровью одежде. Их вина была только в том, что из-за громкой музыки они не слышали звуки стрельбы и не смогли укрыться от летающих повсюду пуль.
