Начальству виднее, — нейтрально произнёс я. — Рядовой экстерминатор — то, на что я учился, и прилежно. А идти в операторы, ещё на пять лет учёбы, при том, что навыки и умения последних лет мне просто не пригодятся — я категорически не согласен. И мне нравится в экстерминаторах, — честно озвучил я. — В виртуале…
— Позиция ваша, Керг, понятна. И в виртуале вам действительно не имеет смысла тренироваться по стандартной схеме. А вот как сержанту… Не знаю, надо подробнее разобраться с вашим делом. Давайте, для начала, вы со мной побеседуете, — вдруг предложил он.
А я даже имени его не знаю — как-то не принято у узкоспециализированных командиров-наставников «щенкам» типа нас представляться. Мастер-наставник и мастер-наставник, но судя по должности, возрасту и оскорблениям — либо очень низкоранговый, либо высокоранговый специалист. Довольно смешно, что сержант и полковник общаются примерно одинаково, правда по совершенно разным причинам.
Правда, беседа со смутно знакомым наставником больше походила на экзамен. И однозначно указывала, что он ближе к полковнику, чем к сержанту. И, кстати, судя по беседе, этот самый «сержант» мне по окончании учёбы и светит, раз уж я остаюсь в экстерминаторах: командир восьмёрки, видимо — таких же выпускников, как и я.
— И учтите, Керг: хоть опыт некоторого командования в непримиримой войне с ратоморфами у вас есть…
— Не только, — уточнил я.
— Хорошо, и с бандой. Но, тем не менее, подготовка у вас не командира. А значит, оставшиеся семь месяцев вы, если так не желаете в операторы, учебные казармы не покинете.
— Э-э-э… — высказал я всё, что у меня было на душе: наказание какое-то людоедское, чуть ли не дисциплинарно-исправительный отряд какой-то!
— Не понимаете?
— Понимаю. Но за что?
— За неуёмные амбиции, Керг! — с противной ухмылочкой сообщил мастер наставник, но ухмылочку убрал и пояснил уже серьёзно: — Учебные курсы младшего командного состава, Керг. При этом, от тренировок экстерминатора, в том числе и в виртуале, никто вас не освободит. Хотя их интенсивность и смысл, безусловно, изменится. Но времени на «отходные», пьянки, блядки и прочие явно милые вашему сердцу вещи — у вас не останется. Хотите в сержанты — учитесь, как проклятый!
— А можно просто превыше ожиданий? — уточнил я.
— Я и сказал: «как проклятый», — демонически загоготал мастер-наставник. — Рекомендацию на командирские курсы я вам предоставил, с завтрашнего дня вас ждёт тяжёлая жизнь, — с этими словами мастер-наставник жестом выставил меня из зала виртуальных тренировок.
Да уж, плановая, рутинная тренировка… Хотя, в общем, скорее повезло: на командирское звание я, как нормальный, естественно, облизывался. И социальное довольствие больше, а главное — идиотов надо мной меньше. Вот повезёт ли подчинённым или нет… Ну, в любом случае повезёт: если что, они будут знать, что выполняют идиотский приказ не идиота.
А вот со временем… посмотрим. Мне кажется, что мастер-наставник меня скорее пугает: тренировки у меня как у экстерминатора сократиться должны, по логике. А в вирте я буду именно руководить… Кстати, интересно, кто те невезучие бедолаги… В смысле незаслуженные везунчики, которые мне под начальство попадут? Точно курсанты: состоявшихся экстерминаторов с боевым опытом под моё начало самый идиотский командир не отправит. Они же меня просто слушать не будут! И с курсантами тоже вопросы возникают. Впрочем — разберусь.
И направился отдыхать-думать в комнату. Вообще, когда я только направлял прошение в учебку, меня только ленивый не пугал «жуткой казармой». Но Степаныч (кстати, тогда и выяснилось, кем раньше служил старик) поднял мои волнения на смех.
— Парень, ты идёшь в учебное заведение Департамента Вынужденного Применения Силы, — хлебал он какое-то пойло, наставительно помахивая кружкой.
— Угу, — согласился я.
— Полицейские и спасатели там УЧАТСЯ, чтоб ты знал. Как в школе, просто предметы иные.
— Это-то я знаю. Только я в экстерминаторы хочу, Степаныч, — честно признался я.
— Ну и м-м-м… может, тебе и подойдёт, Керг, — явно хотел сказать гадость, но на полуфразе задумался Керг. — Но все эти «казармы», где спят на головах друг у друга и прочее — сказки. Просто бессмысленно, получишь комнатку в личное пользование, без толпы соседей.
— А как же там… ну я не знаю, привычка к тяготам…
— Херня это, Керг. Когда отряд сформирован — казарменный блок под членов отряд выделяется. Там — слаживание нужно, хотя от командира зависит: может ввести обязательное жильё в казарме, хотя и там комнаты свои. А может отпускать, тут уж как командовать будет.
— А ты откуда знаешь, Степаныч? — заинтересовался я.
Ну просто понятно, что всю жизнь дядька пьющим отставником не был. Да и социальное довольствие у него выходило (ну, чужие деньги я считать не привык, но просто по объёму выпивки и обстановке понятно) ой как не маленьким. То есть был Степаныч кем-то высокооплачиваемым и важным. Высокого полёта, скажем так. И в своём ещё не старческом возрасте — вдруг на пенсионном обеспечении. Что странно.
— А я, Николай Керг, — приосанился Степаныч, отсалютовав мне кружкой, — старший аналитик логистического управления Департамента Снабжения. Бывший. И наставник тоже бывший… — посмурнел дядька, начав быстро надираться.
Пару раз я вопросы задавал — естественно, интересно! Но больше Степаныч на эту тему не говорил, а со временем я и сам понял, что и как с ним «не так». Ну вообще — вроде и «так». Просто… Степаныч оказался слишком своевольным. Слишком многое «подвергал сомнению», анализировал не по службе, а по жизни. Классным был аналитиком — должность немалая, да и наставничество — показатель признания талантов. Но, очевидно, слишком он уж в своём преподавании отклонялся от позиции Департаментов на преподаваемое. Не врал, но лез, «куда не стоит», причём ладно бы сам — учил. А у нас в Идигене цензуры, конечно, нет. Это и в городской конституции записано. Но вот «нежелательные знания», не считая просто запрещённых — есть. Запрещены всякие эксперименты с геномом, потенциально опасные эксперименты, типа опытов с распадом и типа того. Ну понятно, да и правильно.
А вот нежелательное — пересмотр правил и взглядов на социум, например. Степаныч на «гражданское население» ругался, которое по конституции, вместе с их правами и свободами, есть «высшая ценность Идигена». «Дармоеды, аморфная масса» — самое мягкое. Причём не просто ругался, а обоснования приводил, почему такие и что вообще: глупость творится.
