затряс жирными щеками. — И что же ты можешь мне предложить⁈
— Матильду.
Глаза Борова резко изменились. Из радостных и блестящих они моментально превратились в узкие злобные щёлочки. Боров поджал губы так, что из четырёх подбородков один даже исчез, и процедил:
— Это не смешно.
— Скажи честно, я похож на шутника? — проникновенно спросил я. — Нет? Я так и думал.
— Не смей называть это имя! — снова процедил Боров, и даже своих прокси отпустил. — Ты не смеешь его называть!
— Я не просто смею называть имя Матильда, — я покачал головой. — Я даже могу тебе её вернуть. И даже больше могу указать тебе на того, из-за кого она пропала.
— Ты не знаешь! — заверещал Боров, тряся жирными кулаками! — Ты врёшь! Ты не можешь этого знать!
— Предложение вынесено. — Я распрямился и посмотрел на Борова сверху-вниз. — Как примешь решение, дай знать. — И направился к лестнице, собираясь спуститься к команде.
Но не успел.
— Стой… — сипло раздалось сзади. — Поклянись, что ты правда знаешь, где Матильда! Сука, поклянись!
— Сам сука! — я спокойно обернулся. — За языком следи. Да, я знаю, где Матильда, и мне не нужно давать клятвы. Клятвы нарушают.
— Ладно… — всё тем же севшим голосом простонал Боров, и губы его подозрительно затряслись. — Что ты хочешь за эту информацию?
— Там и узнаешь, — я махнул рукой. — Сам передвигаться способен или тебя на тележке возят?
Оказалось, всё-таки на тележке. Причём антигравной, вроде той, на которых ездят-летают инвалиды, которым по тем или иным причинам нельзя ставить аугментации. Только у Борова тележка явно была модифицированная, чтобы выдержать его огромный вес, но зато и двигалась она не в пример быстрее.
Вместе с нами и Боровом отправилась пара его охранников и почти половина посетителей бара. Я не стал пытаться отговорить их — нахрена? Пусть все будут свидетелями этому. Пусть все видят, что иногда справедливость торжествует.
Мы подошли к внешнему модулю, и Боров нахмурился, что, впрочем, на его лице было почти незаметно:
— Так, а зачем мы сюда пришли? Это же закрытый блок.
— И почему же он закрыт? — поинтересовался я, останавливаясь возле дверей.
— Так разгерметизация же… — Боров почесал нос. — Поломка несущей конструкции, ремонт невозможен, так мне сказали в «Каргоне», у которого я закупал этот блок…
— Ну, раз там разгерметизация, которую нельзя починить, значит мы все сейчас задохнулись, — я развёл руками. — Боров, не тупи! Следуй за мной!
И, подавая пример, я первым прыгнул в невесомость модуля.
А за мной уже последовали все остальные.
Когда Боров увидел «Матильду», он натурально расплакался. Он спрятал лицо в жирных ладонях, но капли всё равно просачивались между пальцами и повисали в пространстве прозрачными шариками. Боров плакал тихо, почти неслышно. Все здесь присутствующие, скорее всего, впервые в жизни видели, как он плачет. Но ему было всё равно. Это были слезы радости. И он их не стыдился.
Наконец оторвав руки от лица, он подлетел на своей тележке к яхте и нежно погладил её по борту. Пальцы его дрожали, будто он боялся, что сейчас они провалятся сквозь металл и всё это окажется лишь трёхмерной голограммой.
— Матильда… — тихо приговаривал он, поглаживая выведенные на борту буквы имени. — Матильда… Я так скучал…
От входа послышались голоса, и среди них особенно выделялся звонкий колокольчик Кори. Я обернулся и увидел, как в модуль один за другим влетают новые действующие лица. Кори, Себастьян, и ещё несколько человек с ними. Они влетели внутрь, да так и застыли возле входа. Себастьян смотрел на Борова, и губы его сжались в тонкую нитку, как и глаза.
Боров, который так ничего и не заметил, наконец отлип от яхты и развернулся ко мне. В глазах его снова пылала ярость:
— Кто это сделал? Покажи мне того, кто это сделал. Это же не Себастьян, правильно?
— Правильно, — я кивнул. — Это не Себастьян. Себастьян вот.
И я сместился в сторону, показывая прибывшего братца.
Настроение Борова снова резко изменилось — из гневного выражение лица стало виноватым и немного испуганным.
Кори что-то тихо сказала Себастьяну, он довольно профессионально толкнулся ногами от стены и подлетел к Борову. Зацепился за его тележку, останавливаясь, и повис напротив него.
Они некоторое время смотрели друг на друга, а потом Боров опустил глаза:
— Это всё моя вина. Это всегда была моя вина, и я всегда это знал. Но отомстить мне хотелось больше, чем всё исправить.
— В следующий раз будешь думать, кому надо мстить на самом деле, — зло произнёс Себастьян и указал на свой нос, кривой из-за давнего перелома. — Помнишь? Это ты мне зарядил. В самый первый день, когда у тебя пропала эта чёртова железка!
— Не называй её так! — вскинулся было Боров, но тут же снова поник. — Да, я помню. Если хочешь… Врежь мне тоже. Я заслужил.
Боров поднял голову и зажмурился, ожидая удара.
Себастьян криво ухмыльнулся, замахнулся и… аккуратно шлёпнул Борова по щеке, заставив её колыхаться, как студень:
— Что толку бить инвалида? Значит так, с этого дня станция переходит под моё владение. Ты остаёшься владельцем половины, но управлять делами буду я. А ты делай что хочешь… Но я бы посоветовал тебе в первую очередь заняться своим весом, а то ты в свою яхту даже не влезешь в своём нынешнем состоянии. Идёт?
— Идёт! — вздохнув, согласился Боров. — Но оставь мне хотя бы бар… Я к нему так привык.
— Так и быть, — согласился Себастьян. — Бар твой. Только не спейся на радостях. Мама и папа были бы очень недовольны таким исходом.
Боров несмело протянул руку, и Себастьян крепко пожал её в полной тишине.
И тут же тишину разорвали уверенные, мощные хлопки. Я поискал глазами хлопающего и оказалось, что это мой капитан. Он улыбался и неспешно, с достоинством, аплодировал, глядя на меня.
Его аплодисменты подхватила Пиявка, и даже это она умудрялась делать кокетливо. Мелко и суетливо начал хлопать Кайто, к нему присоединилась Кори, и только Магнус продолжал хмуро смотреть на меня, демонстративно держа руки в карманах.
Зато аплодисменты подхватили посетители бара. Сначала кто-то один, потом ещё парочка, ещё пятеро, и в итоге вся толпа загрохотала таким шквалом аплодисментов, что
