— Ну хорошо, — сдаётся Резников. — Расскажи о своих соображениях.
— Мне кажется, — говорю я, — что Лянчин — достаточно серьёзная угроза для цивилизации на Нги-Унг-Лян. Если начнётся масштабная война, которая закончится победой Лянчина, то прогресс в этом мире может быть приостановлен или даже повёрнут вспять на неопределённое время. Я понимаю, почему наши резиденты в Лянчине не задерживались: вот это, действительно, опасно. Монотеистическая религия и весь уклад жизни превращает Лянчин в тоталитарную структуру — я ещё не знаю, на что это похоже, на земное Средневековье или на нечто другое. В любом случае, лянчинцы — сложные партнёры по контакту: весь строй их общества мешает им принимать компромиссные решения, они предпочитают избавляться от инакомыслия вполне физически. Поэтому я считаю лучшим выходом предотвращение войны с Лянчином и укрепление дипломатических и торговых связей между Севером и Югом — а если война неизбежна, то я намерен работать на победу Кши-На. Я знаю, что жители Кши-На меньше всего расположены уничтожать чужие культурные ценности — а вот лянчинцы буквально настроены на уничтожение чужой культуры. С обществами такого типа подобные перегибы случаются.
— Так-таки и лезете во внутренние дела чужого мира, — начинает Рашпиль, но я возражаю.
— Лезть во внутренние дела ради спасения культуры — в компетенции КомКона? Так у вас тут нет ни резидентуры, ни чёткого плана, а у меня он есть.
— И в этот план входит торговля людьми? — спрашивает Рашпиль с той интонацией, которую явно считает ироничной.
— Нет. Юноша по имени Ви-Э, если мы всё рассчитали правильно, поможет Львёнку Эткуру адекватнее воспринимать жизненный уклад Кши-На. Тут мы имеем дело с какими-то сложными завязками на генетике, инстинктивном поведении, которое в Лянчине подавляется религиозной моралью, а в Кши-На традиционно культивируется. Способ воздействия лично на Эткуру, похоже — единственный возможный, ничего другого он не принял. Поскольку слово Пятого Принца имеет вес при лянчинском дворе, мы надеемся, что его позиция скажется и на позиции двора в целом.
— Да с чего ты взял? — Резников, всё-таки не совсем мне доверяет.
— Я наблюдаю, как меняются взгляды и поведение Львёнка Анну под влиянием моего Ча. Этот вояка уже не рвётся в бой с северянами и Эткуру придерживает, а он, между прочим, достаточно серьёзная особа, наш Анну. Генерал не по возрасту… впрочем, в таких культурах взрослеют рано, а ему уже двадцать пять плюс боевой опыт…
— Николай, простите, у меня, всё-таки остались сомнения, — вступает Рашпиль.
— У меня тоже, — сознаюсь я. — Но я не могу просто наблюдать в тех случаях, когда можно что-то сделать. В конечном счёте, дальнейшие отношения между Нги-Унг-Лян и Землёй могут зависеть от того, кто победит в этой войне. Я предпочитаю действовать сейчас, пока можно попытаться хоть что-то изменить. Вы всё ещё хотите меня отозвать?
Рашпиль молчит.
— Теперь вы понимаете, почему я не хочу напарников? — говорю я. — Я должен отвечать за каждый свой шаг. И я не желаю думать о том, не придёт ли в голову какому-нибудь лихому рубаке с Земли облапать местную девицу… или земной барышне — полезть выяснять отношения на мечах. Мир Нги-Унг-Лян сейчас находится в точке равновесия — но может качнуть в любую сторону, а земляне здесь так дивно себя зарекомендовали, что не развалили бы эти качели к чёртовой матери…
— Пожалуй, ты прав, — говорит Резников после паузы. — Мы просмотрим твои записи — и обсудим все возможности. Если у нас появится интересная информация, тебя немедленно поставят в известность.
— Следите за мной, — говорю я. — Именно сейчас я могу быть убит — не из-за местных культурных традиций, а как человек, пытающийся делать политику. И — мне нужна аптечка, всё, что хоть как-то годится для местных жителей. Я бы и оружие посерьёзнее попросил, но боюсь, что оно попадёт не в те руки. Поэтому — только лекарства.
И разум побеждает. Мне дают аптечку. В ней — апробированный на местных животных стимулятор регенерации, нейростимулятор, иммунопротектор и десяток ампул модифицированной под местный генокод биоблокады. А большего мне и не надо.
Я так рад, что даю честное слово в случае удачи показать Лянчин анфас и в профиль. Рашпиль после некоторой заминки выражает восхищение моим талантом ладить с упёртыми дикарями, я обещаю ему бурдюк лянчинского вина — смеёмся и прощаемся.
Я иду по саду, страстно желая поспать — и вдруг слышу неподалёку от собственных апартаментов металлический лязг. Кто бы это вздумал в такую пору выяснять отношения у меня под окнами?
И я — бегу на звук, потому что хорошие дела по ночам не делаются.
Фонарь, горящий на террасе, освещает дивную картину.
Ри-Ё рубится с Господином И-Шоном из Семьи Тви, юным аристократом, Официальным Партнёром Ма-И, под лопатку дышло всем троим! В одних рубахах и в кровище! И плащи валяются на обледенелых ступеньках террасы, а Ма-И сидит на них, прислонившись спиной к столбу, белый, с синими губами, зажимая рану в груди — а кровь льётся сквозь пальцы!
И я совершаю абсолютно аморальный поступок.
— А ну прекратить! — ору я что есть сил, выхватывая меч из ножен. — Или — убью обоих!
— Ник! — кричит Ма-И, и кровь течёт у него изо рта.
Два идиота глядят на меня, замерев в боевых стойках, как взбешённые коты.
— Какого… что, во имя Небес, тут творится? — спрашиваю я, подходя.
— Этот вор и развратник болтал тут с моим Официальным Партнёром, — бросает И-Шон с ненавистью. — Держась за руки!
— Этот убийца ранил Третьего Господина Л-Та! — выдыхает Ри-Ё в ледяной ярости. — Чтоб он подавился разжёванным сердцем своей матери!
Я убираю руки Ма-И с раны. Меч прошёл между рёбер и проткнул правое лёгкое. Ма-И убивали, чистая правда. Благополучно умер бы через пару минут — вообще удивительно, что ещё жив. Везёт ему, болезному…
Я выливаю на рану только что полученное лекарство. Вот и протестировал аптечку… Говорю в пространство:
— Мне нужен ремень и чистая ткань.
Ри-Ё отдирает рукав рубахи и протягивает мне вместе со своим поясом. И-Шон смотрит, обхватив себя за плечи. Я перевязываю Ма-И, на скорую руку, надеясь через пять минут наложить нормальную повязку.
— Ма-И, — говорю я, — что случилось, малыш?
Ма-И поднимает на меня страдающие глаза:
— Уважаемый Господин Най пришёл со мной попрощаться, — говорит он и глотает кровь. — Дышать тяжело… Принёс мне подарок… на память… — и протягивает мне окровавленную ладонь. В ладони — осколок пробки-ириса. — А я… я отдал ему веер, с теми стихами… в которые мы играли… Мы ничего плохого не делали…
— Мало того, что ты слюнтяй, Л-Та, — презрительно говорит И-Шон, — ты ещё и лжец. Вы касались друг друга.
— А я тебе ещё не жена, Тви! — отвечает Ма-И. Никаким слюнтяйством в тоне и не пахнет. — И не буду.
— Конечно, — фыркает И-Шон. — Надеюсь, ты умрёшь, предатель.
— Жаль, что я тебя не убил, — Ри-Ё меряет И-Шона ненавидящим взглядом. — Никто тебя не предавал, дурак ты жалкий… сам не умеешь любить и другим не даёшь!
— Кто бы говорил о любви, ты, воришка!
— Я не вор, И-Шон. Я ни у кого не крал, даже у тебя…
— Заткнитесь оба, — приказываю я. — Ма-И, что дальше?
— И-Шон меня оскорбил, — говорит Ма-И и облизывает губы. — И обнажил меч. И я.
— Ясно. Чудесно. Твои во Дворце, малыш?
— Только Второй, — говорит Ма-И. Он заметно устал, и его клонит в сон. Я даю ему подышать стимулятором, он встряхивается. — У меня нет обязательств перед И-Шоном из Семьи Тви. Нет, Ник! Кончено.
И-Шон плюёт под ноги. Ри-Ё стискивает эфес.
— Господин Най — художник, — шепчет Ма-И, сжимая в кулаке остатки стеклянного цветка с риском раскромсать ладонь в клочья. — Если бы не Вершина Горы, я бы вызвал его, а не Тви, бездельника, который может только трепаться о ерунде, уничтожать созданное другими и шпионить за друзьями…
— Хочешь жить в лачуге стеклодува? — фыркает И-Шон.
— Лучше лачуга стеклодува, чем замок подлеца…
— Ясно, — говорю я и поднимаю Ма-И с холодного камня. — Ри-Ё, прихвати плащи. Мы уходим. И-Шон, завтра напишешь письмо Господину Л-Та, в котором откажешься от поединка. Чревато, знаешь ли, вот так, из-за приступа амбиций, оскорблять Князя Крови.
Вот тут-то до И-Шона, похоже, доходит, что он в действительности наделал.
— Да я не оскорблял… — бормочет он и делает шаг назад.
— Трус! — выплёвывает Ри-Ё. — Убийца!
— Ну всё, — говорю я. — Пойдём со мной, Ри-Ё. Воды согреешь, поможешь перевязать его как следует. Я ещё вовремя, никаких фатальных глупостей наделать не успели…
Ма-И приваливается головой к моему плечу, шепчет:
— Ты всегда вовремя, Ник…
— Всё, молчи, — ворчу я. — Дел у меня больше нет, кроме того, чтоб тебя лечить, болезненное ты Дитя…
