Были сумерки, обитатели лагеря развели костер, и Женя присел на бревно у огня.
Андрей был в джинсах, кроссовках и футболке защитного цвета, как все местные преподаватели. Прямо, форма. А ребята в камуфляже. Жене пару раз пришлось читать лекции о своем опыте исполнителя, и он думал, не сменить ли одежду на преподавательскую, но не стал заморачиваться.
Альбицкий сел рядом.
— Как тебе нравится? — спросил он.
— Очень. Даже слишком. Это, наверное, неправильно. Я не думал, что мне будет так интересно изучить миллион способов убить человека.
— Не только убить, но и уйти живым, — поправил Альбицкий.
— Да, но первая часть увлекательнее. Затягивает просто! Что-то, видимо, со мной не так. Наверное, я в душе садист.
— Все с тобой так, — хмыкнул Альбицкий. — Все то, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимо наслажденье.
— Он-то откуда знал?
— Пушкин? Так бретер был.
Женя посмотрел вопросительно.
Андрей закатил глаза.
— Ужас! Что делать с молодым, нечитающим поколением? Дуэлянт он был, Женя, дуэлянт. Играл со смертью из любви к искусству. Совершенно бессмысленно. У нас смысла на порядок больше. Этого дракона мы в вас сейчас растим и культивируем. Потом, увы, придется назад загонять, чтобы после нашей победы по стране не ходили оравы безработных ландскнехтов, которые ничего не знают, кроме искусства убивать, и им больше ни хрена не интересно. Но ничего, сейчас есть методики.
— Мне больше всего нравятся всякие японские штучки, Андрей, вроде «искусства невидимости», даже странно, что я всю жизнь увлекался стрельбой, а не какими-нибудь восточными единоборствами. Но дается не очень, хожу как слон, за версту меня слышно. С первого раза зачет точно не сдам.
— Японцы учились этому по двадцать лет. Вам за два месяца все равно можем дать только азы. Но, с другой стороны, вам же по специальным антишпионским поющим полам не ходить, по лесу — и то вряд ли, по асфальту, в основном.
— Ну, Анка сдаст. Ходит, как кошка.
Настоящие имена в лагере были запрещены. «Анка», конечно, кличка. Каждый выдумывал себе псевдоним, кто во что горазд. Женя стал здесь «Лансом», хотя в его случае кличка носила, скорее, обрядовый характер. Ролик все смотрели.
Анка была маленькая хрупкая блондинка. Хрупкость, впрочем, была обманчива. Девчонка была на уровне, даже в полосе препятствий, а стреляла лучше него. Что было как-то совсем не правильно.
— Я уровень кандидата в мастера спорта восстановил, — похвастался Женя Альбицкому. — Надеюсь уехать отсюда мастером.
— Молодец, я видел.
Стемнело. Кроны сосен выделялись черным на фоне темно-синего неба. Костер разгорался, искры летели вверх, оставляя тонкие извилистые следы.
— Андрей, я хотел спросить. Правда, не знаю, насколько это допустимый вопрос…
— Спрашивай. В крайнем случае, не отвечу.
— Здесь ведь у всех ребят за плечами хотя бы одна успешная акция, да?
— Да.
— У Анки тоже?
— У нас гендерное равенство, — усмехнулся Альбицкий. — Здесь только проверенные люди. Вы — элита. Точнее вы будете ею. На двух первых акциях от тебя требовалось только беспрекословное подчинение, теперь, после этого лагеря вы станете самостоятельнее и автономнее.
Да, теперь он сможет сам сварить яд из пары травок из соседнего леса и нескольких безобидных добавок из местной аптеки. И собрать бомбу из компонентов из той же аптеки и деталей с любой барахолки. Эту часть курса он уже окрестил для себя «Поваренная книга вигиланта».
С ядами у Анки тоже здорово получалось. «Гермиона Грейнджер!» — восхитился он и был одарен очаровательной улыбкой. «Ну, женщины всегда на кухне лучше управляются», — заметил один из его товарищей и тут же получил по носу увесистой шишкой. И Женя радостно мысленно вычеркнул его из списка соперников. Ибо он дурак.
— Завтра начинается один курс, — сказал Альбицкий. — Курс тяжелый… Если ты все-таки собираешься работать в поле, пройти его надо в обязательном порядке.
— Конечно, — кивнул Женя.
— Да я знаю, что ты рвешься. Но все же я больше вижу тебя в аналитическом отделе. У тебя есть опыт, неплохие мозги и ты засветился. Как ты будешь работать в поле с такой известной физиономией?
— Есть пластические операции. Мне уже делали.
— Это неполезно в таком количестве. В общем так, завтра у нас еще начинаются лекции для аналитиков, и я там тоже надеюсь тебя увидеть. В крайнем случае, если упрешься рогом, тебе это и в поле пригодится.
— Хорошо.
— На мой взгляд, у тебя вероятность провала в случае возвращения в Россию более шестидесяти процентов. Так что подумай.
— Сидеть в теплом кабинете за компьютером и посылать на смерть других?
— Все полководцы так и делают, я в частности. И от аналитики пользы гораздо больше, чем от тупого нажатия на спусковой крючок. Чтобы ты делал, если бы аналитики не распланировали для тебя обе операции?
— Теперь, может быть, обойдусь и без аналитиков.
— Считай, что я этого не слышал. Те, кто обходятся без аналитиков, живут мало. Если вас здесь учат быть более самостоятельными, отсюда вовсе не следует, что можно заниматься самодеятельностью. Просто вы должны понимать свои маневры.
Женя кивнул.
— Андрей, понимаешь, просто невиновный человек сидит из-за меня в тюрьме, пока я здесь развлекаюсь. Я не могу так.
— Женя, не из-за тебя, а из-за них. И развлечения здесь специфические. Особенно завтра будет развлекуха.
— Тот самый курс для исполнителей, который я обязательно должен пройти?
— Да. Курс называется «Пытки». Ведет Кирилл Иванович. Ты его уже знаешь по курсу о слежке. Не пропусти.
Кириллом Ивановича за глаза все величали «майором». Майор был коренаст, приземист, широк в плечах, полон и казался бы добродушным, если бы не холодный, сверлящий взгляд слишком светлых водянисто-голубых глаз.
— Так, зачем им это вообще нужно, — говорил он. — Если будет угроза задержания, всю значимую информацию Лига сотрет: адреса, телефоны, имена. Это просто. У вас у всех стоят моды. Стереть память можно по сигналу со смартфона.
— А память об убийствах не будут стирать? — спросила Анка, которая, конечно, присутствовала.
— Это слишком сложно, — сказал майор. — Память о событиях записывается в несколько разных отделов мозга: память об эмоциях, о месте, о времени, о лицах, об обстановке. Это нереально стереть, не оставив следов. Любой компетентный психолог поймет, что память редактировали, когда посмотрит карту. И все равно сможет извлечь что-то из воспоминаний. А вот конкретику стереть легко. Если даже что-то останется, это не опасно для Лиги. Просто никто не будет пользоваться засвеченной информацией. А чтобы извлечь ее пытки не нужны. На карте все будет видно.
— Зачем же? — спросил Женя.
— Основных причин две. Первая: скорость. Заставить человека говорить можно быстрее, чем снять карту. И если до Лиги еще не дошла весть о вашем провале, они смогут воспользоваться информацией. И вторая причина. Они применяют пытки, когда им надо что-то сфабриковать, например, участие Лиги во взрывах или убийствах достойных людей, которые никто из нас не совершал. И вот в этих обоих случаях вам, ребята, надо постараться держаться. А как держаться, это познается на практике.
Он посмотрел на часы.
— Так, практические занятия начнутся в семь вечера. Сугубо добровольно. Будет очень хреново. Кто хочет, подходите ко мне.
Анка вытянула вверх руку, как отличница на уроке.
— Кирилл Иванович, можно мне?
Он кивнул.
— Хорошо. Девушка первая.
Женя подошел к майору вслед за ней.
— Евгений Соболев, верно? — спросил Кирилл Иванович. — В восемь часов. Может быть, чуть позже. Будет примерно по часу на человека.
Оставшиеся полтора часа Женя проторчал в импровизированном тире с баночками из-под кваса, расставленными на пеньках, метрах в пятидесяти. Ему никак не удавалось выбить все с первого раза. Один-два промаха стабильно. Куда опять пропал КМС?
