Таким образом, основные выводы. Первое — это огромная роль взаимодействия разнородных сил. Даже штурмовые спецподразделения при бое в лесу вынуждены были вызывать артиллерийский огонь или штурмовую авиацию, встретив узел сопротивления или сосредоточение контратакующих вражеских сил. Но при общевойсковом бое отсутствие взаимодействия равнозначно поражению, даже при своем формальном превосходстве в силах — как в Каневе, где французы имели численный перевес до самого конца боя.
Второе — это важность бесперебойно работающей связи. Причем в динамике боя использование проводной связи затруднено, если вообще возможно. А потеря связи с частями в боевой обстановке нередко равноценна потере самих частей. Что опять же показал каневский бой, где нам удавалось бить противника по отдельности из-за отсутствия взаимодействия между его подразделениями.
Третье — это возросшая скорость современного боя, а значит, сокращение времени принятия решений. И резко возросшие требования к подвижности войск. Опять же примером каневский бой, где мы явно переигрывали французов по темпу.
Четвертое касается требований к боевой подготовке пехоты. По сути, французы готовили свои войска к ситуации, когда поле боя — это ровный плац, огороженный забором, а противник — исключительно пехота. В реальности же, следует отметить, роль огневого подавления врага на дальней дистанции окончательно взяли на себя артиллерия и минометы, которым пехотный огонь служит лишь дополнением. А бронетехника резко повышает боевую устойчивость пехоты, и в наступлении, и в обороне, и потому является неотъемлемым элементом боя на танкодоступной местности. Взаимодействие со своей бронетехникой и борьба с техникой противника должны быть обязательной частью боевой подготовки.
Приписано карандашом на полях: «Однако для РККА 1941–42 французы были бы очень опасным противником!»
Берлин, Принц-Альбрехт-штрассе, 8.
4 июня 1943
— Герр рейхсфюрер, заключенный номер…
— Отставить, группенфюрер Рудински! С сегодняшнего дня ты полностью восстановлен в чине и правах. Фюрер доволен твоей работой, так что еще и наградят чем-нибудь тебя. Ну, а я искренне рад, старина, что ты снова в строю.
— Если бы так, Генрих… Тех заговорщиков выловить было рутиной. Кто, с кем, о чем, при каких обстоятельствах. С чистой совестью можно докладывать, что по делу «Первого февраля» все виновные, сочувствующие и потенциально опасные выявлены и изъяты. А вот по тем, кто слил нам эту информацию…
— Однако вижу, что тебе удалось что-то раскопать? Я весь внимание.
— Удалось, Генрих. Вот только лучше бы нам этого не знать. Хотя я тщательно все перепроверил, ты меня знаешь. Я все же был хорошим полицейским.
— Опять что-то сверхъестественное?
— Взгляни. Это кадры из фильма, который русские показывают своим солдатам, отчего те звереют и готовы рвать нас зубами. И гражданскому населению, от чего они в массе готовы схватить и выдать НКВД любого, кто усомнится в правоте русского дела. И вроде даже янки и британцам, из-за чего те видят в нас кровожадных людоедов. Блестящий ход русской пропаганды, вот только почему-то никому не пришло в голову определить, где, когда и при каких обстоятельствах был снят этот фильм. А я сумел это сделать, и мне стало страшно. Вот, посмотри.
— Что это?
— Это кадр из фильма. А рядом — снятый лично мной, в том же ракурсе, с той же точки. И даже, по возможности, с теми же людьми. Ничего не замечаешь? Найди различие.
— Аушвиц? Все одинаково, вот только этого барака нет — снесли?
— Нет, Генрих, еще не построили. Комендант и все начальствующие лица заверили меня, что там никогда не было барака, но вот в планах строительство есть.
— Русская инсценировка. Снято где-нибудь под Москвой. А антураж совпал, вышло случайно. Похожая местность, бараки, проволока. А уж переодеть актеров…
— Я тоже так сначала подумал, Генрих. Но я же не случайно упомянул про людей. У меня на лица фотографическая память. Если это инсценировка, то как тогда я сумел найти среди персонала нашего Аушвица тех, кто попал в кадр? Я даже расставил их так, как в русском фильме — не всех, конечно, но тех, кого опознал. И что интересно, они дружно уверяют, что не помнят, чтобы их снимали! А ведь в фильме они смотрят прямо в объектив! Тайная съемка — как? Кто-нибудь слышал о скрытых миниатюрных кинокамерах, это же не фотоаппарат? И этот случай не единственный, Генрих: вот, я нашел еще восемь таких же! Как это можно объяснить?
— Хочешь сказать, русские изобрели машину времени, как у Уэллса?
— Если бы так, мы бы уже не разговаривали с тобой здесь и сейчас. Представь, что такая машина появилась бы у нас и мы открыли бы окно в 1918 год: танковые группы вермахта идут на Париж и «юнкерсы» над Лондоном! А русские всего лишь поразительно быстро учатся воевать, эволюционируют, но не скачут мгновенно. На фронте не замечено пока ни образцов техники, ни войск, резко отличных от того, что у них было вчера.
— А большая подводная лодка?
— А почему не армады несокрушимых танков или эскадры самолетов, летающих со скоростью тысяча километров в час? Где решался исход войны — в Арктике или под Сталинградом? Даже если эта «машина времени» как-то привязана, например, к магнитной широте и работает лишь ближе к полюсу, что мешало наладить регулярный грузопоток и, кстати, зачем тогда русским были бы нужны конвои от янки и британцев?
— Это если в том будущем победили русские. А если там правит победивший Рейх и мы имеем дело с группой какого-нибудь сопротивления, решившего переиграть историю?
— Генрих, мы оба знаем про план «Ост». Ты веришь, что в побежденной России остались бы какие-то лаборатории, научные институты, профессора и студенты?
— Предатели и заговорщики из того Рейха?
— А зачем им это нужно, Генрих? Ведь если в результате изменится история, то исчезнет и тот будущий мир, а значит, и они. Я говорил с людьми из Аненербе не раскрывая им, понятно, зачем. Кстати, там много шарлатанов — но есть и очень толковые люди. Один знаток восточной философии рассказал мне, что такое «дао». Европейцу трудно это понять. Ну, представь себе поток, плетение бесконечных нитей, из прошлого в будущее. Мы видим лишь одно их сечение, в момент «сейчас». А божество видит все плетение и может менять. Как некий китайский полководец проиграл решающее сражение оттого, что был нарушен обряд его похорон.
— Опять?!! Снова этот арийский бог?
— Да, Генрих! Как он влияет на события, помогает русским? Вселяется в солдат, делая их берсерками, а в генералов — удивительно прозорливыми? Так понятие «прозорливость» включает в себя видение будущего, ну хотя бы в ограниченных пределах — как я раньше не мог этого понять, сделать такой простой вывод! Те, кого коснулся арийский бог, становятся провидцами. Они знают наши планы раньше, чем мы сами их примем. Они знают, на кого из своих можно опереться, кто надежен, талантлив, а кто нет. Больше того, я не удивлюсь, если им уже знакомо военное искусство следующей, Третьей Великой Войны — если эту считать Второй.
