Камилла пряталась за Тенью у барной стойки, прижимая к себе Лидию. Парни встревоженно переглядывались. Девчонки прилипли к окнам.
А побелевший Азра тряс, как грушу, нашего бедного медведя:
— Ты же бог! Ты должен знать!..
— Если я кому должен, то всех уже обнял и пожалел! Отстань от бога! — возмущался Та’ки.
— А что мне делать, если ты молчишь, как пень⁈
— Говорю же: спросить кого-нибудь другого!..
Осмотревшись, я оценил обстановку по десятибалльной системе понятности, вывел в результате минус бесконечность и, набрав в грудь побольше воздуха, громко и раскатисто крикнул:
— Народ, что у нас опять происходит?
Та’ки резко развернулся ко мне всей своей тушкой, едва не уронив Азру. Поднял свою зеленую лапу и ткнул ею в мою сторону.
— Вот! Вот у него спроси! Даня опытным путем уже все вселенские жопы в лицо знает!
На этих словах девчонки выпрямились, отвлеклись от наблюдений за внешним миром. Парни прекратили свои напряженные обсуждения вполголоса. Все уставились на меня, и в таверне стало нестерпимо тихо.
Азра разжал руки, выпуская мягкую шкуру панды.
— Спросить Даню?.. — удивленно спросил он Та’ки.
— О чем меня нужно спросить? — не выдержал я.
— У нас осада, — мрачно сказала Майя. — Самая настоящая.
— И жуткая, — почти прошептала моя кошка, поежившись.
— Что?.. — удивился я. — Городские власти, что ли, чудят?
— Да если бы, — проговорил Азра себе под нос. — Иди вон, посмотри, — кивнул он на окно. — Я даже не уверен, что это вообще люди…
Приблизившись к окну, я отодвинул занавеску.
Увидел желтое пятно света от фонаря возле входа, наш дворик и калитку. Ночной город блестел и искрился от подсвеченной фонарями талой воды.
А на пустынной дороге напротив «Лося» стояли гости. Или враги.
Их было ровно двенадцать. Неподвижные, как изваяния, они расположились на расстоянии пары шагов друг от друга, повернувшись лицом к таверне.
Если, конечно, у них вообще были лица.
Человекообразные фигуры скрывались под длинными свободными одеждами, сотканными из чего-то белого и кровавого. Ветер слегка раздувал их, и мне показалось, что я слышу позвякивание бубенчиков, хотя вряд ли через закрытое окно мог различить такой нежный звук. Головы казались несоразмерно большими. Вместо волос по плечам спускались вниз складки белой ткани. На месте лиц — плоские круглые маски, выкрашенные в черный.
Я не мог отвести от них взгляда. Колючие мурашки побежали по телу.
— Что им нужно? — тихо проговорил я, не оборачиваясь.
— Они не отвечают, — сказал Азра. — Просто стоят там уже около часа. А мы не можем никуда выйти и даже двери открыть! Будто нас в этой таверне замуровали.
Я отодвинул занавеску еще немного дальше, и тут один из гостей вдруг вскинул руку, демонстрируя длинные крючковатые когти.
От неожиданности у меня аж сердце оборвалось.
И в ту же секунду в голос зарыдала Лидия.
Она забилась в руках испуганной Камиллы, выгибая спину и размахивая руками. Тень бросился ей на помощь. Выхватив девочку из рук растерянной матери, крепко прижал к себе, пытаясь успокоить.
Лидия обмякла и перестала плакать. Подняв голову, взглянула на меня холодным недетским взглядом.
— Мало избранных, но еще меньше — званых, — сказала она чужим голосом. — И вот, я зову тебя.
Входная дверь в таверну с грохотом отворилась. В дверной проем я увидел, как существа на дороге расступились по обе стороны от калитки.
Парни вытаращились сначала на них, потом — на меня. Причем с такими лицами, будто я внезапно оказался смертельно больным.
— Не ходи! — взмолилась Ника, бросившись мне на шею. — Не ходи, не надо!
— У меня от них шерсть стоит дыбом, — пробормотал Та’ки. — Может, дверь прикроем, чтобы не дуло?
Я усмехнулся. Снова взглянул на существ в масках.
Оракул, значит?..
Звон бубенчиков стал отчетливей. Все-таки он мне не померещился.
Я мягко, но решительно отцепил от себя Нику.
— Если Оракул зовет кого-нибудь, что это значит? — спросил я у Та’ки. — И чем обычно заканчивается?..
Наш покровитель покачал мохнатой головой.
— Ты о чем? Оракул никуда не ходит и никого не зовет, потому что ни во что не вмешивается. — мрачно ответил он. — Никто не знает даже, как он выглядит! А ты спрашиваешь про какое-то «обычно». То, что происходит сейчас… Не могу припомнить даже баек о чем-то похожем.
Я кивнул. Улыбнулся как можно жизнерадостней.
— Ну, значит, тем более надо идти.
И двинулся к выходу.
Когда я спустился с крыльца, дочка Камиллы вдруг вывернулась из рук Тени и бросилась за мной.
— Лидия, стой! — крикнули ей сразу несколько голосов.
Обернувшись, я увидел, как Тень, Камилла, Майка и Азра рванулись к выходу и будто ударились о невидимое стекло, не в силах переступить через порог.
— Лидия, нет! Нет, куда ты⁈ — заголосила Камилла, пытаясь разбить ладонями твердую пустоту в дверном проеме. — Вернись, я сказала!
— А ну разошлись все! — прозвенел приказ Та’ки.
Наш медведь засиял и вытянулся почти в два раза. Из лапы он вытащил свой шест, отступил на пару шагов и с размаху ударил в невидимую преграду.
От треска сломавшегося шеста я вздрогнул, как от выстрела.
Но девочка даже не обернулась.
Она побежала, обгоняя меня, к существам на дороге — прямо в домашних туфельках и тонком платьице, как была в таверне.
Толкнув калитку, Лидия с улыбкой подбежала к первому же созданью и безбоязненно, с улыбкой взяла его за руку.
Тот даже не шелохнулся. Но и не оттолкнул ребенка.
Я пошел им навстречу. С каждым шагом мне становилось все холодней, хоть я был одет по погоде. Душная, давящая аура все тяжелей давила мне на плечи.
Теперь я мог разглядеть, что в их черных масках не было прорезей для глаз или носа. Одеяния оказались сотканными из кровавых жил и птичьих перьев. На поясах у них висели потемневшие старые кости — мелкие, скорее всего тоже птичьи или какого-нибудь мелкого зверья. И бубенчики на красных лентах.
Я подошел к существу, которого за руку держала девочка.
— Отпусти ребенка, — попросил я. — Зачем она тебе?
Но существо ничего не ответило. Только отвело свою руку или лапу с когтями в сторону дороги.
— Я готов пойти с вами, но девочка должна остаться здесь! — твердо сказал я. — Лидия, немедленно беги домой!
Схватив ее за другую руку, я попытался оттащить ее в сторону.
И тут прямо поверх маски ее компаньона вспыхнули две яркие зеленые точки.
И тут мою руку обожгло, будто я сунул ее в огонь. Одернув ее, я увидел на ладони раздувающиеся пузыри ожога.
А процессия между тем развернулась и, не обращая никакого внимания на мои телодвижения и просьбы, в две колонны неторопливо зашагала по пустынной дороге сонного города.
Они уходили, размеренно и синхронно раскачиваясь из стороны в сторону. Двенадцать высоких пугающих силуэтов и одна маленькая девочка в розовом платье.
Мне пришлось догонять.
На ходу костяшки на их одеждах постукивали друг об друга. Бубенчики позвякивали. Ветер упруго шелестел перьями.
Но при всем при этом я не услышал ни единого звука шагов по дороге, кроме своих собственных.
Пока мы так неспешно шли по пустому городу, навстречу, как ни странно, не попалось никого из стражников. Ни один воришка не юркнул в черную тень под аркой, и даже ни одна собака не залаяла во дворах. Тишину нарушало только дыхание ветра в ветвях и звон колокольчиков на одеждах моих спутников.
Честно говоря, это было странно и жутковато. Будто Вышгород вдруг в одночасье вымер.
Когда мы подошли к главному въезду, застывшая стража даже не взглянула на нас. Птичка, которую держала за руку маленькая Лидия, вышла вперед и приблизилась к воротам.
Все остальные остановились. Повернулись друг к другу лицом, прямо как уличные коты на молчаливом совещании.
Потом они склонили головы, и на моих глазах железные ворота начали переливаться и плавиться, превращаясь в портал.
Процессия двинулась в него — так же по двое.
Последним вошел я.
Переход был легким. Миг — и я очутился в кромешной тьме.
Твою мать!
Вытянув руки перед собой, я пытался нащупать хоть что-нибудь вокруг себя, но безуспешно. Единственное, что я мог сказать о пространстве вокруг себя — оно пахло чем-то горелым и сладким.
Странно.
И тут в отдалении тускло засветился белый птичий силуэт. Он указывал рукой направление.
Сделав шаг, я запнулся обо что-то твердое, хрустнувшее под ногой, как ветка.
Я ругнулся про себя и начал ступать осторожней. Стоило только мне добраться до светящегося чуда в перьях с указующим перстом, как в отдалении появился еще один. И он тоже
