— Все в порядке? — спросил он вышедшего поприветствовать его старого начальника рыболовного порта, переделанного в марину для яхт.
— Все тихо, уважаемый…
Ташид запрыгнул в свою машину.
— Догоняйте!
И пришпорил своего скакуна.
Охрана ездила не на внедорожнике, как это можно было полагать — а на микроавтобусе ФИАТ, большом и с высокой крышей, переделанном под полный привод итальянской фирмой Bremach. На этот счет у Ташида были свои соображения. Во-первых — не так приметно, как внедорожник. Во-вторых — он любил и мотоциклы, и в такой вот машине — часто стояла его любимый полугоночный Дукати. В третьих — в фургон влезало куда больше добра, будь то подарки или рабы, если представится случай купить, продать или поменять их. В общем — полноприводный фургон был полезнее в качестве сопровождающей машины.
Дорогу во Фиери Ташид знал, как свои пять пальцев, потому что проехал по ней не менее пяти сотен раз. Поэтому — с ходу, он втопил педаль газа — и за его спиной запульсировал, зарычал, повинуясь малейшим его желаниям гениальный восьмицилиндровый двигатель родом из Маранелло. В основе своей он имел двигатель гоночной Формулы один девяносто пятого года — и это была единственная в мире машины, чьи спортивные гены безоговорочно доминировали над соображениями удобства и продаваемости. Это был зверь, неукротимый, необузданный, подчиняющий своей воле — как и живущие здесь мужчины. Воины гор.
Проблемы начались примерно на полпути. В очередной раз прижав газ после выхода из поворота, Хашим не ощутил привычной отдачи, двигатель заработал как-то по-другому и машина пошла тяжелее. Он машинально выправил рулем то, что не удалось выправить тягой — и почувствовал, что машина теряет ход.
Да что же это такое…
В какой-то момент, неукротимое раздражение требовало выжать газ еще сильнее, подчинить скакуна из Маранелло своей воле — но потом благоразумие взяло верх, и Ташид оставил машину в покое, аккуратно сруливая на обочину. Вопрос не в стоимости ремонта — плевал он на деньги. А в том, что для фабрики в Маранелло он такой же клиент как и все остальные, и запчастей придется ждать в очереди. А очереди — это как раз то, что Ташид терпеть не мог. Само понимание того что очередь уравнивает его с другими людьми приводила его в бешенство. Он был достоин большего…
С трудом выбравшись из кокпита своего жеребца, Ташид в раздумье уставился на машину. Что же с ней такое. Он не был большим специалистам по машинам и знал. Что местные специалисты способны за час разобрать на запчасти любую машину — но не починить новую машину, к своей красавице он их не подпустит. Может, придется самолет заказывать… на завод везти… а это нервы, нервы, нервы…
И где эти козлы… только за смертью их посылать. Хотя Ташид как раз за смертью их и посылал, когда был недоволен кем-то.
Нервно притопывая ботинком с подошвой из тонкой кожи по гравийной обочине — он смотрел на дорогу, откуда должен был появиться фургон. Про себя он подумал, что если ему придется звонить — он накажет этих ослов… они что, к б… заехали? И когда он достал сотовый — на дороге появился знакомый, угловатый силуэт фургона.
— Скотоложцы… — пробормотал про себя гангстер.
Машина съехала на дорогу и остановилась в нескольких метрах от потерявшей ход Феррари Но из нее никто не вышел…
Ташид смотрел на машину… и душная злоба только усиливалась…
— Да что же это…
Но прежде, чем он сделал шаг к машине — боковая дверь откатилась в сторону и на гравий выпрыгнул средних лет мужчина в форме матроса его яхты…
Но он его не знал.
— Э… — Ташид понял, что дело неладно, — а ты кто такой, козел?
И рванул из кармана пистолет. Но неизвестный успел первым…
Попасть на яхту было не так то сложно — в отсутствие хозяина матросы пили спиртное, гульбанили и приводили на яхту б… Нетрудно было и спрятаться — яхта была восьмидесяти двух метров длиной, в ней была двойная система коридоров, для хозяина и для команды, а нормального несения службы, как на военном корабле — не было и в помине. Паломнику удалось не только проникнуть на яхту самому — но и перенести с собой нужное снаряжение. Единственный неприятный момент был — когда владелец яхты задумал охотиться на морских птиц с автоматом Калашникова. Стрельба Калашникова вызывала у Паломника очень неприятные ассоциации.
Нетрудно было попасть и в фургон — благо место там было, в фургоне была всякая дрянь. Если бы его обнаружили — у него наготове был автомат, и никто не ушел бы с пристани живым. Десяток наркогангстеров ничто против одного решительного, хорошо подготовленного человека. Тем более человека, который хладнокровно бросил на весы судьбы собственную жизнь, отказавшись от нее в случае проигрыша — как от отыгранной карты.
Эти двое — так и не почувствовали, что за спиной кто-то есть. И получили подарок — по девять граммов свинца в спину. А хозяина яхты, контрабандиста и наркобарона — он вырубил с помощью примитивной пращи, пользоваться которой его научили сокамерники за время долгой, очень долгой отсидки в африканской тюрьме…
Связав бандита и подхватив его на плечо, Паломник подошел к фургону и свалил бесчувственное тело туда, где в крышу фургона были вварены скобы для перевозки рабов. Там ему было самое место…
Хашим Ташид пришел себя в месте, о котором он ничего не знал. Ему просто не приходилось бывать в таких местах… здесь было так мерзко, что его едва не стошнило. Хотя может быть, это от камня, попавшего ему прямо в лоб.
Пока никого не было — он бы почувствовал живого человека рядом.
Он пошевелился — и обнаружил, что он не только связан, но и привязан к чему-то.
Твою мать!
Он сам воровал людей — но ему никогда не приходило в голову, что украсть могут его. Это было просто немыслимо, не укладывалось ни в какие рамки. Все знали правила. Воровать можно было только тех, за кого потом не будут мстить. Месть лишала смысла похищения, любой разумный человек понимал, что похищение стронет с места снежный ком, который очень быстро превратится в лавину…
Кровная месть в албанских горах называлась "гьякмаррьи" и приводила к тому, что становились безлюдными не только дома, а целые улицы. Люди, в отношении которых была объявлена кровная месть — вынуждены были сидеть дома, потому что по законам гор нельзя было убивать человека у него дома. Дома сидели годами, десятилетиями, женщины ходили на работу и добывали пропитание, в то время как мужчины безвылазно сидели дома. По законам кровной мести за мужчину мог расплатиться любой член его рода — потому месть распространялась как лесной пожар. Рано или поздно — сидеть дома надоедало и стороны давали друг другу "беса" то есть слово не убивать друг друга, после чего старейшины начинали трудные переговоры о мире. Но обычно — перед беса с каждой стороны смерть забирала по пять — шесть человек, это было нормально. Так крепилась слава рода, так крепилось его единство.
