за прямоту, потенциально враждебным, подозрительным человеком, проживающим на территории Дома, решает не граф и не кто-либо еще. Это решаю только я, и так будет до тех пор, пока граф не решит, что более не нуждается в моих услугах. Если мои действия вам кажутся неуместными или незаконными — у вас куча вариантов, начиная с жалобы самому графу и заканчивая съездом.
— Боюсь, вы неверно воспринимаете ситуацию, Харриман. Объясню аллегорически. Да, сторожевой пес исполняет свои функции, не советуясь с хозяином, как считает нужным, как умеет. Но при этом он должен знать меру и видеть разницу между вором и гостем. Если овчарка начнет хватать за ноги гостей хозяина — ее ждут последствия, среди которых пинок от гостя еще не самый печальный вариант. Вы, конечно же, специалист в своей области — но не берите на себя слишком много, советуйтесь с графом. Иначе однажды можете оказаться крайним. Я, на самом деле, не имею ничего против вас, не хочу ни с кем ссориться и вообще до сего момента считал вас союзником. Но со слежкой вы палку перегнули, это просто слов нет насколько враждебно с вашей стороны, да к тому же еще и незаконно. Надеюсь, я донес до вас свою позицию?
— Да, вполне, — спокойно согласил он. — А теперь будьте так любезны сдать пистолет.
— Мне нечего вам сдавать, Харриман, вы ничего мне не выдавали.
— Сдайте тому, кто вам его выдал, не вопрос.
— Обязательно. По первому требованию выдавшего. А теперь будьте так любезны не загораживать проход.
Он отошел в сторону, подождал, пока я пройду мимо, и подчеркнуто миролюбиво спросил:
— Кстати, так вы нашли те ответы, которых не нашел я?
— Ответы — нет, кое-какие ниточки — да. Но это, как вы понимаете, тема не для разговора в коридоре.
* * *
Вопреки моим опасениям, конфликт с Харриманом каких-либо серьезных последствий не имел. Правда, он развернул бурную деятельность, чтобы избавить меня от пистолета, но об этом я узнал только через два часа, когда мне позвонила Брунгильда.
— Слушай, — сказала она, — если пистолет тебе больше не нужен, сдай его обратно Конраду, а то Харриман уже просто заколебал. Вначале Конраду час пытался плешь проесть, но Конрад он такой, его хрен проймешь. Когда Харриман понял, что без указания от меня он не заберет у тебя ствол — принялся за меня.
— Хм… Вообще-то, я сдал пистолет Конраду в руки через десять минут после разговора с Харриманом, какой час?
— А-а-а, вот оно что… Ну Конрад Харримана недолюбливает, понимаешь ли, ищеек не любит никто, хоть нужны они всем, а Харриман особенный зануда… иногда. Вот он его и не уведомил, что на самом деле ствол давно в сейфе. Впрочем, право на занудство — испокон веков привилегия лояльных слуг.
Мысленно я записал Брунгильде плюс за такт: она не стала действовать официально через Конрада.
Еще через пару часов меня позвали на совещание, где присутствовали граф, Бруни, оба ее брата и Харриман.
— Спасибо, что пришли, герр Нойманн, садитесь, — сказал Айзенштайн. — Мы тут собрались, чтобы обсудить два момента. Первый — ваш сепаратный мир с Домом Райнеров, второй — ниточки, которые вы, по вашим словам, нашли в результате этого, хм, мира.
Я сел и откинулся на спинку кресла.
— Понятие «сепаратный мир», ваша светлость, неприменимо, если не было войны. Давайте отделим мух от котлет. Есть мой конфликт с двумя старшими Райнерами, по промежуточным итогам которого они сыграли в ящик. Он никуда не делся, и я по-прежнему готов довести дело до конца — с судом, публичным позором и прочим. Отдельно от этого стоит младший Райнер. Его не было в той лаборатории, он не стирал мне память. Потому к нему у меня гораздо меньше претензий. При этом прошу заметить, что против Дома Райнеров как такового я ничего не имею. Ну там, младшие братья и сестры Райнера и прочая родня. Поскольку старшие Райнеры — мои враги, мне нет дела до того, насколько оправданна ваша к ним неприязнь. У нас общий враг и этим все сказано. Однако не рассчитывайте, что я буду помогать вам мстить за неудачную подпольную операцию тридцать лет назад, причем людям, которые не причастны ни к той операции, ни к моему эксперименту.
Из зоопарка сбежал ленивец…
Граф помрачнел.
— Значит, он вам рассказал свою версию, и вы сразу…
— Простите, что перебиваю — он рассказал не «мне», а «нам». На вчерашнем балу. Далее, есть второй момент. Вы нацелены на вражду с Райнерами, у вас нет дилеммы. У меня она есть: навредить Герхарду Райнеру или позаботиться о своих насущных проблемах. С учетом относительной незначительности моей к нему неприязни наши с ним цели совпали точно так же, как перед тем мои и ваши: он хочет разгрести дерьмо, навороченное его отцом, не запачкавшись, я хочу того же, чтобы заполнить пробел в своей биографии. И в процессе разгребания я выяснил занятные вещи. Вы установили личность женщины, которую мне пришлось заколоть отверткой?
— Пока нет.
— Ну так вот, если Райнер не лжет, то ее зовут Хильда, и в данный момент она жива.
— Однако! — присвистнул Рутгер.
— Угу. Райнеры — практикующие тауматурги со стажем. Впрочем, Младший сам нам в этом признался еще вчера. Но отсюда вытекает куча неприятных последствий. Первое — я на допросе под детектором признался, что убил ее. Если она появится живая и здоровая — это критически подорвет доверие к моим показаниям. Второе: это живой свидетель. Если на суде она покажет, что суть эксперимента заключалась, например, в исцелении раненого в голову идиота от последствий ранения — покойные Райнеры вообще будут святыми мучениками, и черта с два мы докажем обратное.
— Напоминаю, что есть такая штука, как детектор лжи, — заметил Харриман.
— Ага, я помню. Как помню и то, что его нельзя использовать против желания свидетеля.
— Верно, но отказ давать показания под детектором автоматически обесценивает любые показания в глазах судьи и присяжных. Такова реальная практика в судопроизводстве.
Я подал плечами:
— Возможно, да, а возможно и нет. Третий момент — эта самая Хильда может что-то знать о каналах поставки подопытных. Райнер говорит, что это не так, но нет гарантии, что он не врет.
— Вот бы кого допросить… — протянул Эрих.
— Вначале надо найти, но не думаю, что это будет легко. Потом надо похитить — это точно будет незаконно. А если подкинуть информацию СБР — это автоматически снижает надежность моих показаний.
— Да, сложно, — согласился граф. —
