— В будущем не очень. А насчет того, что вам повезло… Где вы до этого служили?
Он назвал воинскую часть, дивизию, армию, но я в этом плохо разбирался и, после наводящих вопросов, понял, что они служили в механизированном корпусе, который был разбит на белостокском выступе в июне сорок первого.
Мне было жаль их, и я им вкратце рассказал историю Второй мировой войны, про трагедию Красной Армии 41-го года, про «котлы» и миллионы смертей, про план «Ост», концлагеря, про Севастополь, Кавказ, Курскую дугу, Сталинград и взятие Берлина. Я сам так увлекся рассказом, что не обратил внимания на слезы на щеках Наташи, крепко сжатые кулаки и стиснутые зубы старлея, не заметил Тимоху, который незаметно присел невдалеке и с огромным интересом слушал историю будущего.
— А что дальше было?
— Дальше?
Я начал дальше рассказывать, дошел до перестройки и событий девяносто первого года. Какое-то гадливое чувство возникло от всего этого, снова переживал события той истории развала страны, свидетелем которой я стал. Наташа, женская интуиция которой работала, как самый надежный детектор лжи, спросила:
— А что у вас случилось, Александр Павлович?
— С чего ты это взяла?
— Ну, мы должны были погибнуть, германцы нас тогда загнали в болото, может, и у вас что-то подобное было?
— Хм. Умная девочка. Да, у меня тоже история.
— Расскажете?
— Почему бы и нет, мы и так в одной лодке и уже никуда друг от друга не денемся.
Выдержав паузу, я быстро, четко, как на докладе начальнику управления, вывалил:
— У меня татарские подонки изнасиловали и убили жену. Их потом поймали, но они откупились. Я офицер, и мои друзья тоже. Мы их выловили и наказали, наказали и тех, кто пришел их освобождать…
Смотря на мое выражение лица, и Станкевич, и Кривошеев не стали задавать глупых вопросов, как мы наказали, тут было и так понятно.
— Мои друзья вывезли сына за границу, а я не успел, и мне на хвост село спецподразделение полиции. Во время погони моя машина сорвалась в пропасть, в результате я здесь.
Мы помолчали.
— Что будет дальше, Александр Павлович?
— А что дальше? Через год будет Крымская война, где погибнет много русских, и я считаю — наш долг все это изменить. Ведь вы хотели бы спасти Нахимова, Корнилова, увидеть знаменитого врача Пирогова?
Тут голос снова подала Наташа:
— А чем мы сможем помочь?
— Ну вы, Наташа, медик, даже если и санинструктор, значит, в некоторых вопросах, то что касается оказания немедленной медицинской помощи раненым, можете дать фору многим местным эскулапам. Знакомая вам система распределения раненых будет формироваться и опробываться именно на этой будущей войне. А вы, товарищ старший лейтенант, ведь артиллерист? Так ведь? Устройство пушки-то знаете? Ну вот и займетесь конструированием с последующим опробованием на супостатах, тем более человек, к которому мы едем, генерал артиллерии.
Я их заставил задуматься. Но у них и у меня заметно поднялось настроение, и всю оставшуюся дорогу мы преодолели уже в достаточно оптимистическом расположении духа.
Наше прибытие в имение генерала Осташева прошло вполне буднично: приехали, разместились, после быстрого перекуса расползлись отсыпаться. По молчаливой договоренности тема будущих действий пока не поднималась. Так как Кривошеев был еще слаб после ранения, к нему вечером вызвали местного доктора, у которого была вполне неплохая репутация. Но мне не спалось, и через некоторое время, не сговариваясь, мы встретились с генералом в той знаменитой беседке на берегу пруда, где ему впервые было поведано о трагических событиях будущего. Он улыбнулся как-то весело и задорно и проговорил:
— Ну что, не спится, Александр Владимирович?
— Как-то сон не идет, Павел Никанорович. Только теперь для всех я Александр Павлович. Если вас не затруднит, то и в личном обиходе желательно употреблять это имя, иначе может получиться, что при чужих людях оговоритесь.
— Вполне разумно.
Мы помолчали для приличия: каждому было что сказать, и Осташев первым подал голос:
— Вы меня снова поразили, Александр Павлович…
Мое новое отчество он выговорил с некоторым трудом.
— Чем это?
— Намедни мне отписался старый товарищ, как раз сосед графа Суркова, надеюсь, помните такого?
— Ну как же… И что пишет?
Этот разговор немного начал забавлять меня.
— Очень хвалит вас и ругает меня, что такого боевого сына определил в Корпус жандармов, а не в армию.
— А вы что думаете?
— Вы все правильно сделали. До нас дошли только отголоски той истории, может расскажете, что произошло в действительности и кто эти люди, которых вы привезли.
Я не стал выпендриваться и достаточно подробно рассказал, как оно все было в реальности. Когда повествование дошло до масонов и их роли в этих событиях, генерал посуровел и заерзал в кресле.
— Значит, будут все равно искать?
— Однозначно. У них то ли пророчество, то ли тайное знание, что на просторах дикой России найдут силу из грядущего, ну или что-то похожее, которое поможет установить в мире удобный только им порядок. В общем, на выходе та же помойка, что и у нас в начале двадцать первого века, только на сто пятьдесят лет раньше.
— Вы их отпустили?
— Нет. Они все умерли…
Он угрюмо посмотрел на меня, как на палача.
— А что оставалось делать, у вас тут такое правосудие, что им бы братья масоны устроили побег и у нас бы начались действительно огромные проблемы?
— Вас могут обвинить и арестовать.
— Не думаю, что медики смогут так однозначно диагностировать воздушную эмболию…
Слова умные, и генерал сделал вид, что все понял. А у самого перед глазами встала картина того вечера: урядник и двое его людей держат англичанина, а я ему с помощью одноразового шприца накачиваю воздух в вену.
Генерал на некоторое время задумался, прокручивая ситуацию в уме, резко встал, несколько раз прошелся по беседке, остановился, задумчиво глядя на пруд, и через силу проговорил:
— Возможно, вы правы, Александр Павлович.
О как, уже не ошибся и говорит имя-отчество без внутреннего напряжения.
— Наши противники ведут себя бесчестно, и их стараниями погибло и погибнет много русских людей, поэтому правила честной войны на них не распространяются.
— Я рад, что вы начали мыслить другими категориями. В наше время говорили: если джентльмен не может выиграть, джентльмен меняет правила игры. Это к тому, что силы, которым нам придется противостоять, не гнушаются ничем: ни отравлением, ни гнусными убийствами, ни шельмованием видных и талантливых сынов своего Отечества…