или ещё в-четвёртых надо и в-пятых?
Поручик смотрел на меня уже без улыбки, но, думаю, всё равно ещё не веря.
- Ну, на счёт дальнобойности я ещё могу понять: сыплете больше пороха и всё. А скорострельность, это как? Быстрее сыплете, что ли? Или отмеряете как-то?
Я приподнял брови и покачал головой, в знак того, что собеседник мой ещё не догадался, но уже на верном пути:
- Ты правильно думаешь, Роман Елизарыч, но только узковато.
- Узковато? – нахмурился тот.
- Да. Ты вот как думаешь, сколько выстрелов за минуту можно сделать из ружья?
- Прицельный один, - ответил поручик. – Если не целиться, то два. А иной солдат, послуживший, конечно, а не новобранец какой, тот может и до трёх.
Отец-командир посмотрел на меня как бы свысока.
- А у нас, господин поручик, иные, как ты сказал, послужившие могут до двух с половиной сотен выстрелов сделать.
Пока он осмысливал, я добавил:
- Но это если не целиться.
- Чё ты врёшь?! – выпалил Старинов. – Две с половиной сотни выстрелов – это ж целая рота!
- Во-о-от!!! Что? Зацепило? А у нас там оружие такое! Да если б у меня здесь «Винторез» был бы, да я бы в том лесу один всех бандосов положил бы. А они бы, бедолаги, даже и не сообразили бы, кто и откуда по ним стреляет, потому что выстрелов от «Винтореза» не слышно. Понял? – я вдохнул и продолжил: - А если бы у меня автомат с подствольником был бы, то я в одну харю смог бы острог господина Опарина захватить, и никто бы мне не помешал. Потому что никто бы не выжил.
- Ага! – передразнил меня поручик. – А ещё если бы да кабы, дак и вовсе целый полк перебил бы!
Не верит. Да я бы тоже, пожалуй, усомнился бы, если бы мне такое зачёсывать начали.
- На счёт полка, врать не стану, хотя, случаи у нас такие бывали. Один сержант полк на два часа остановил.
- Отравы им, что ль в котёл подсыпал? – усмехнулся поручик.
- Нет, всё было гораздо менее прозаично, - возразил я. – Там мост был через реку, а сержант этот на другом берегу в лесочке с пушкой притаился. Как только они на мост ступят, он по ним и пальнёт. Они залягут, смотрят, откуда стреляли. Вот так он их два с половиной часа и промурыжил.
- Да ладно! Врёт поди!
- Об этом, кстати, они сами потом рассказывали. А его похоронили там же, как героя.
- А чего ж как героя-то? Взялся по своим из засады палить, и герой?
- Да по каким своим?! Я ж тебе говорю, война была! Наши отступали, а он прикрывать остался! Один с пушкой. Полк немецкий на два с лишним часа задержал и погиб, как герой! А ты по своим, по своим! По немцам!
- Вы там немцев опять воевали?
- Да мы их, почитай, каждые сто лет воюем!
- Андрей, ты не говорил, что сержант этот на войне их задержал, - как мне показалось, с сожалением произнёс Старинов. – Ты сказал, что они сами потом рассказывали, я и подумал…
- Ладно, проехали! – махнул рукой я, а сам подумал, что действительно про войну-то как раз и не сказал.
- Андрей, а как же он один с пушкой-то управлялся? Да ещё чтоб не заметно было?
- Рома! Я же тебе русским языком говорю, у нас там всё другое. И пушки у нас, знаешь какие? У того-то сержанта она старенькая была, вёрст на пять била…
- На пять вёрст! – перебивая меня, воскликнул Старинов. – Это ж надо! А ты говоришь старая!
- Ром, так ведь у нас сейчас пушки вёрст на десять хреначат, а то и на пятнадцать!
Тут я вспомнил, что Мста лупит на двадцать пять кэмэ, а Коалиция – аж на восемьдесят, но сообщить об этом не успел.
- Пятнадцать?! Так не видно же ничего! Как целиться-то?
- Как целиться – это другой вопрос, и он успешно решается. Ты не думай, мы там щи совсем не лаптями хлебаем!
- Нет! Ну, пятнадцать вёрст! Вы только подумайте! Пятнадцать вёрст!
- Да это что! – отмахнулся я. – Вот прямо с этого места, где мы стоим, можно не то что по Самаре, а и по самой Москве стрелять!
Поручик нахмурился:
- Это зачем по Самаре, да по Москве? У вас там что, смута какая-то?
Теперь мне понадобилось время, чтобы врубиться, что он там бормочет.
- Нет у нас там никакой смуты! Это я тебе для наглядности. Чтобы прочувствовал мощь оружия. Не нравится тебе Москва, пусть будет Париж, или Лондон.
- Прочувствовать, я прочувствовал, только не понял, почему вы тогда тому сержанту такую пушку не дали? Глядишь бы, он бы немцев и на подольше бы задержал. Да кабы и вовсе бы не разбил, раз уж больше не кому.
Возмущению моему не было предела:
- РОМА!!! Чё ты несёшь?! Война, она же не вчера была, тогда и пушек таких ещё не придумали, да и не справился бы он с ней один. Ты что думаешь, там снарядики вот такие что ли? – и я показал пальцами калибр сорокопятки, вроде бы из такой пушки Сиротинин тогда немцам одиннадцать танков подбил. – Ни хрена! То есть у него-то как раз такие и были, но я же тебе про наши теперешние говорю. Там калибр во-о-о какой! – и я продемонстрировал шестидюймовый калибр. – Там снарядики по… по три пуда! Один не поворочаешь!
- Это уж, да! – согласился Старинов. – Таким ядром целый дом развалить можно.
Я чуть не прыснул.
- Рома, у нас там пушки не ядрами стреляют, а снарядами. Ну, бомбами, по-вашему. А ещё есть такие… - я не стал говорить слова «ракеты». – Такие пушки, которые, кстати, по парижам-то и стреляют, так вот у них такой заряд, что за один раз половину теперешнего вашего Парижа в аккурат и снесёт.
Рома проникся, он даже с полминуты вообще ничего не говорил.
- Андрей, а как же вы там воюете, если одной такой пушкой всю армию можно разбить?
- Как, как? Да никак, можно сказать, не воюем! – что-то я перегнул. - Ну, небольшие войны, конечно, идут. Без этого никак. А
