Ознакомительная версия.
Девушка взвизгнула. По всему коридору включился ледяной душ. «Откуда в таком жарком помещении может быть такая холодная вода?» – пришло ей в голову, когда снова почувствовала на своем запястье руку капитана. Странно только, что теперь ее эти грубые жесты Стольникова не раздражали.
– Ты о чем задумалась, радость моя? Еще минута – и нам продырявят головы!
Этот «Мираж» – самое отвратительное место из всех, в которых она только была. Выйдя в очередной коридор и войдя в очередную дверь, она снова увидела длинную стену. И еще ей показалось, что Стольников в чреве тюрьмы разбирается не так уж хорошо, как об этом говорилось. Эту стену она видит в третий раз. Или это просто третья по счету одинаковая стена внутри этого чертова логова?
Это был не первый случай, когда Хараев связывался с Зубовым. Однако всякий раз он, пообщавшись, торопился отключиться. Неизвестно, на что способны эти федералы. Дудаева вон по телефонному разговору вычислили и ракетой – бах… Но это когда было? А сейчас у этих русских, вполне возможно, есть такие ракеты, которые можно с острова Шпицберген запустить – и точно в этот кабинет. Тюрьма стоит, все живы-невредимы, а этот кабинет – в пыль, и Хараев – тоже.
– Вы нашли девку? – крикнул он в коридор.
Появился помощник. В сущности, он появился не сейчас, а пару дней назад. Сам собой образовался. Один из полевых командиров, который не захотел сгинуть с остальными и подчинился. Хараев ему не верил, но среди имеющихся кандидатур этот на должность ближайшего соратника подходил больше всего. Еще пока не рассказав о своих планах никому, не доверился он и этому помощнику. Информация распространяется быстро. Глазом не успеешь моргнуть, как завалят. Хараев понимал, кого содержат в этой тюрьме.
– Все приходится делать самому, – с раздражением заметил он, поднимаясь из-за стола. – Дай мне пять верных бойцов. Еще пятерых я возьму из тех, кого давно знаю.
Около двух десятков боевиков встретил Хараев в «Мираже» после взятия тюрьмы под свой контроль. С кем-то он воевал против русских, о ком-то был наслышан и вот теперь встретился. Они и составили его окружение, с ними и собирался он покинуть эти мрачные стены.
Стрельба и раньше не утихала. Хараев не вмешивался в разборки. Он не собирался устраивать революцию в отдельно взятой тюрьме. Он хотел обрести свободу. И в свете этого желания он справедливо полагал, что чем меньше арестантов останется в живых, тем легче будет управлять оставшейся массой. Некоторые боевики содержались в камерах по три года. Психически сломленные и выжатые до предела, они превратились в массу, способную только уничтожать. Ничего не планируя, они наслаждались тем, что имели в данный момент. А в данный момент они имели оружие и свободу убивать.
Выстрелы раздавались по всей тюрьме. Эхо водило звуки, и казалось Хараеву, что находится он в тире, где одновременно ведет огонь, не прекращая стрелять, сотня человек.
Его внимание привлекла группа боевиков, отступающая с оружием в руках. Кто-то кричал: «Осторожно, Карим! У русского еще много патронов!»
– А ну-ка помогите им! – приказал Хараев своим людям, заинтересовавшись встречей.
От его группы отделился десяток бандитов, и они тут же заняли оборону у входа, который стал объектом интереса двух сторон. Сторона невидимая вела огонь редкими одиночными выстрелами, и тот, кто стрелял, находился в безопасности, видимо, так как очереди боевиков его не доставали.
Хараев сбежал по лестнице, спустился на первый этаж и поднялся на эстакаду, где шел бой, с другой стороны. Зайдя в тыл русскому, о котором кричал боевик, он разглядел высокого светловолосого мужчину лет сорока. Рядом с ним на полу сидела дочь Зубова. Хараев улыбнулся. Аллах справедлив. Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам.
Стараясь не шуметь подошвами на стальных ступенях, он принялся спускаться. Он ступал и молил Аллаха только об одном – чтобы ни одна из ступеней не сыграла и не издала звук. Он знал, что произойдет в этом случае. Русский немедленно обернется и выстрелит. А в том, что он неплохой стрелок, Хараев уже имел возможность убедиться. На его глазах двое из пяти отступавших боевиков упали с пробитыми головами.
Когда расстояние между ними сократилось до двух шагов, полевой командир поднес ствол автомата к голове русского.
– Успокойся, кафир…
Стольников замер.
– Опусти автомат.
Саша опустил.
Онемев от ужаса, Ирина сидела и с пола наблюдала за происходящим.
– Разве я обижал тебя? – спросил ее Хараев. – Я защитил тебя. Просил только сидеть молча и ждать свободы. А ты что сделала? Ушла с этим покойником.
– Хараев, ты, что ли? – подал голос капитан.
– Развернись, – велел полевой командир.
Из коридора в дверь всыпалась, как горох в прореху, дюжина боевиков. Кто-то в гневе бросился к капитану, но Хараев остановил его резким окриком.
– Раньше надо было быть героем! – И по-русски Стольникову: – Автомат-то брось уже, что ли…
Саша разжал руку, и «калашников» гулко ударил по металлу пола.
– Пошли. – Грубо схватив его за плечо, он толкнул капитана в коридор перед собой и на ходу еще пару раз ударил в шею.
Кажется, время разговоров заканчивается, подумал Саша. Можно было пробовать бежать сейчас. Девушку не убьют, факт. Она для чего-то нужна Хараеву. Побег сорвался, и если Стольников сейчас вырвется из рук бандитов, он сможет номер повторить. Если останется, его прикончат. Он не сын генерала Зубова, с ним разговор будет короткий. «Непонятно, почему меня до сих пор еще не пристрелили», – думал он, шагая через трупы.
– Кто тебе помогал, русский? – вдруг спросил Хараев и схватил Стольникова за плечо.
– Если бы мне кто-то помогал, разве я застрял бы в этой западне?
– А один полковник, Ждан его фамилия, говорит, что вы – электромонтеры.
– И что еще говорит электромонтер Ждан?
Хараев наотмашь ударил Стольникова по лицу. Девушка вскрикнула и бросилась к капитану, но кто-то из боевиков схватил ее за волосы и оттащил назад. Она снова закричала, теперь уже в гневе.
– Кто ты и что тут делаешь?
– Разве не видно? – улыбнулся окровавленными губами Саша. – Я чиню проводку.
Стиснув зубы, Хараев ударил снова. На этот раз удар получился хлестким, Стольников зацепился ногой за тело убитого им боевика, потерял равновесие и упал на труп. И в этот момент его взгляд упал на высокий ботинок убитого бандита. Делая вид, как трудно ему встать, он провел рукой по его ноге…
Когда он поднялся, Хараев смотрел на него невозмутимо, почти равнодушно.
И в этот момент стали происходить вещи, которые в голове Стольникова перестали укладываться на свои привычные места. Перед виском девушки возник затертый от долгого срока службы «макаров», а в его ушах зазвенел вопрос полевого командира:
Ознакомительная версия.
