понимаете, опасно.
Он только хотел подвести итог и, видимо, озвучить дальнейший план действий, как снова зазвонил телефон. На этот раз у него.
— Здравствуйте, дорогой, — сказал он в трубку, а затем изменился в лице. — Что⁈
И тут же включил громкую связь.
— Карина отравилась, — я узнал голос Ван Ли. — Только что на уроке этикета. Ей плохо, её наизнанку выворачивает, а баронесса говорит, что это не страшно, и не позволяет вызвать врачей. Делаю, что могу, но мне срочно нужна помощь. Боюсь, отравление очень серьёзное!
В то время, как наверху шло совещание мужской половины Державиных, внизу, в родовом крематории, хозяйничал Стас Громобой.
Со стороны можно было подумать, что он тщательнейшим образом проверяет гроб на наличие посторонних предметов. Но взглянуть со стороны на него было некому. Он снял всю охрану с этой части здания и отключил камеры.
Гроб для Ростислава Державина стоял на небольшом возвышении таким образом, что крышка его доходила взрослому человеку до груди. Так же он будет стоять тут и в день прощания, когда в него положат тело из морга, что по соседству, и направят в горящий огонь.
На самом деле гроб уже проверили на наличие непредвиденных дополнений и ничего не нашли. Безопасник же как раз над этим и трудился.
Устройство вместилища для кремации включало в себя два ящика. Внешний — красивый, отделанный ценными породами дерева, предназначенный для глаз провожающих. И внутренний — металлический, с низкими бортами, в котором после сожжения оставался прах покойного. Прах этот собирали и в случае Державиных развеивали по ветру.
Между внешним ящиком и внутренним было предусмотрено скрытое от глаз пространство. Туда обычно закладывалось специальное вещество, которое позволяло поднимать температуру горения до такой степени, чтобы кости тоже превращались в пепел, и уже ничто не напоминало о бренной природе бывшего мага.
Стас подцепил эту ленту сильными пальцами и вытащил полностью. Движения его были механически настолько, что можно было подумать об искусственном происхождении Громобоя. Как в каких-нибудь фантастических фильмах.
Двигаясь рваными, но ритмичными движениями он закинул ленту в печь и за угол от заслонки так, что её нельзя будет заметить, не влезая внутрь.
Затем он открыл чемодан с совершенно иными зарядами. Это была очень мощная взрывчатка. Настолько мощная, что те, кто передал её Стасу, надеялись, если не на полный демонтаж небоскрёба, то на его капитальное повреждение.
В идеале он должен остаться торчать обломанным зубом и служить напоминанием, что может случиться с родом, если он решит слишком много на себя взять. Он должен стать надгробием для выскочек Державиных.
Закончив, Стас Громобой установил передатчик и проверил его работу. Затем вышел за дверь, прошёл несколько десятков метров…
И из него словно воздух выпустили. Он весь обмяк, привалившись к стенке, а затем схватился за голову.
Последнее время Стаса мучили ужасные головные боли. Не успел он принять болеутоляющее, как пришёл вызов по рации.
Игорь Всеволодович срочно всех собирал на минус третьем этаже. Да это же совсем рядом!
Громобой поспешил на указанную точку, твёрдо решив разобраться со своими провалами в памяти.
До взрыва оставалось чуть более суток.
* * *
…Мне срочно нужна помощь. Боюсь, отравление очень серьёзное! — услышали мы голос Ван Ли по громкой связи.
— Что предпринимаешь? — в пылу эмоций дед перешёл на «ты».
— Вызвали рвотный рефлекс, но, кажется, этого мало. Баронесса беснуется, мешает оказывать какую бы то ни было помощь. Полагаю, хочет, чтобы случилось непоправимое.
— Скрути её, — распорядился Игорь Всеволодович. — Если надо подключи безопасников. Скажешь им «левитация», чтобы послушали. Мы будем через четверть часа.
— Сделаю, — коротко ответил Ван Ли и отключился.
А я в этот момент подумал, как мы успеем?
— Все за мной, вниз! — продолжал раздавать приказы дед.
Кажется, он единственный, кроме меня, сохранил совершенно чистый разум и способность эффективно действовать в сложившихся условиях.
— Кондратий! Срочно бери дежурный чемоданчик при отравлениях и на минус третий. Сколько тебе нужно времени? — отдавал дед команды по имперфону. — Отлично!
Он оглядел переполошившихся родственников, которые между тем не проявляли прыти. Паника превратила их действия в нечто хаотичное.
— Все быстро собрались и за мной! — рявкнул на них дед. — Никита, ты замыкающий! Если что, пинай их, лишь бы двигались в правильном направлении.
Понятно, что никого пинать бы я не стал, но ярость деда была понятна: только что погиб один внук, а тут явное покушение на внучку.
На лифте мы спустились на минус третий этаж, где нас ждало обтекаемое чудо техники — подземный скоростной вагон. Возле него уже стояло несколько безопасников.
— Никогда не думал, — заходя внутрь, проговорил дед, — что он пригодится для поездки за пределы усадьбы.
Следом за нами на площадку вышел врач Кондратий. Он поздоровался за руку с дедом и кивнул всем остальным.
— Что у нас там? — спросил он, когда вагон тронулся и начал набирать скорость.
— Сильное отравление, — ответил на это дед, сжимая и разжимая кулаки в попытке успокоиться. Не так он был и спокоен, как хотел показаться.
— Знать бы чем, чтобы подыскать антидот, — проговорил доктор, любовно перебирая склянки в своем чемоданчике.
Но Игорь Всеволодович лишь пожал плечами.
— На месте будем разбираться, — ответил он хмуро.
Меня осенило, и я достал из пакета папку, в которой среди других документов были данные по вскрытию покойного мужа баронессы фон Боде.
— Скорее всего, — сказал я, протягивая бумаги врачу, — токсины похожие по воздействию на это.
Кондратий поблагодарил меня, взял документы и углубился в чтение.
— Угу, ага, — мычал он через равные промежутки времени, словно отделяя один абзац от другого. — Ясно, понятно… сурово. А скажите, давно началось м-м… недомогание? — спросил он.
Дед глянул на часы.
— Звонок мы получили восемь минут назад, получается, что от пятнадцати до тридцати, — ответил он.
— Что ж, если дозировка не конская, то вполне поставим на ноги, — заметил врач и снова углубился в чтение.
Папку он мне отдал уже в тот момент, когда вагон останавливался под нашим небоскрёбом.
На четырнадцатом этаже, недалеко от входных дверей в зал, где занимались этикетом, лежала обездвиженная баронесса. Прямо на полу, лицом вниз со связанными за спиной руками.
— Нет, но так же нельзя! — запричитал вдруг отец. — Она всё-таки аристократическая особа, а не половая тряпка.
Кажется, дед этих причитаний не слышал, и к лучшему. Он вместе с врачом рванул внутрь. В зале также на полу лежала Карина. Цвет её кожи мне живо напомнил Громову. У той ночью был очень схожий. Только без зелёных оттенков.
Ван Ли подложил под голову сестре подушки, а саму её повернул на бок. Таким образом вся дрянь из неё вытекала на пол, не грозя застрять на полпути от желудка ко рту.
Кондратий тут же присел рядом, открыл чемоданчик и принялся колдовать над своими лекарствами. Судя по всему, полученная от меня информация дополнила увиденную клиническую картину.
Я посмотрел на Карину через эфирную линзу и увидел, что, несмотря на достаточно тяжёлое отравление и частичное поражение печени, её жизни почти ничего не угрожает. По крайней мере, пока. Я развернулся и пошёл к лежащей на полу фон Боде.
Это невероятно, но, кажется, отец пытался развязать её.
— Сейчас, сейчас, — приговаривал он, ковыряя неподдающиеся узлы. — Я освобожу тебя.
— Сашенька, — сквозь слёзы причитала баронесса. — Сашенька, они все сговорились и хотели изнасиловать меня. Прям все вместе.
— Сейчас, сейчас… — словно во сне продолжал приговаривать отец.
При этом Леонид, Филипп, Николай стояли в нескольких шагах от него и тупо взирали на эту картину, ничего не предпринимая.
— Вы что⁈ — прикрикнул я. — Не видите, что он опять под воздействием? Возьмите и уберите его отсюда!
Мужчины продолжали стоять. На моё счастье среагировали безопасники. Двое из них подхватили под руки отца и бережно приподняли. А ещё двое встали по сторонам от баронессы.
Александр Державин принялся извиваться в руках конвоиров, пытаясь вырваться.
— Да я вас!.. Да она же!.. — его крики стали совершенно бессвязными. Кажется, он сам не понимал, что говорит.
— Если надо будет успокоить, — проговорил я, — можете стукнуть.
И тут же поймал на себе ненавидящий взгляд Филиппа.
— Как ты можешь? Это же твой отец!
— Сейчас — нет, — твёрдо ответил я и перевёл взгляд на лежащую и связанную женщину. — Её в допросную. Охранять вчетвером. При странном поведении кого-то из охранников вырубать его
