– Назад надо, – нервно сказал топограф. – Назад надо.
Но поручику казалось, что еще чуть-чуть, и проскочат – ведь целы же дома, хоть и пусты, ведь нет ни воронок, ни разрухи.
А потом они влетели в красное. Миновали бесконечно длинный цех, выскочили на открытую местность, тут нуклидка и взвыла. Лось уже не спросил поручика – дернул рычаг так, что едва не вырвал с корнем. Седых тюкнулся лбом в экран, оставив на нем масляный потный след.
Дрезина дала задний ход, и красный фон сменился на успокаивающий розовый, убаюкивающий желтый, почти мирный зеленый. Дрожащими пальцами поручик ткнул в пульт – посмотреть суммарную дозу. Ничего. Терпимо.
Клевцов стянул респиратор. Его стошнило, едва успел подставить какой-то пакет. Топограф тут же снова облачился в маску, покосился на поручика с плохо скрываемой ненавистью.
– Домой? – равнодушно спросил Лось.
– Назад, через мост, а там километрах в пяти одноколейка уходит – ее попробуем. – Инстинкт самосохранения боролся в душе поручика с инстинктом служаки. – Другой берег, может почище…
Дальше каждый занимался своим делом – Лось следил за дорогой, Клевцов трясся, дав волю радиофобии, а Седых раз за разом прокручивал записи въезда в Ангарск. Стационарная нуклидка писала сигнал на триста шестьдесят градусов. Над замызганным двухэтажным домиком посреди станционного сквера разливалось красное сияние и бежали очень серьезные цифры…
– Да, – отозвался Седых. – Чуть не цепанули. Ну, где там наш землемер? Медвежья болезнь замучила?
– Клевцов! – протяжно крикнул Лось. И добавил поручику: – Ты не трогай его. Он свою дозу уже давно перебрал.
Сосны шелестели кронами, яростное весеннее солнце молча скалилось аккурат над уходящей вдаль насыпью.
– Ну, и куда он запропастился? – Седых недовольно перевесил ноги через борт дрезины. – Пойду потороплю.
У Лося тем временем в руках ожила нуклидка. Слабенький сигнал по гамме. Обходчик включил лазерную указку и постепенно сузил обзор до минимума. Стараясь не потерять отмеченное место – как раз в стыке, где колпак примыкает к борту, – расстегнул нагрудный клапан, достал ватный кругляшок для снятия макияжа. От души плюнул на него и принялся промакивать подозрительное место. Это ж такая зараза, глазом не увидишь.
– Вот так хреновина! – где-то совсем неподалеку раздался удивленный возглас поручика. И через секунду: – Клевцов!
Когда невидимая радиоактивная пылинка наконец перекочевала с борта дрезины на влажный кругляш, Лось перепроверил «личкой» и ватку и борт. Кругляш щелчком пальцев был отправлен подальше в сторону. Больше к дрезине никакой дряни не пристало.
Лось осмотрелся. Слева от насыпи лесистый склон полого уползал вверх, по правую дрезина только-только миновала провал, уходящий в широкое, метров триста, ущелье. Каменистый язык едва не от самой насыпи начинал собой цепочку холмов, длинной дугой вдоль ущелья уходящих к кряжу на горизонте. Несмотря на весну, тут и там тайга была побита серо-желтыми пятнами – не всякий дождь приносит жизнь в нынешние времена.
Что-то неправильное ощущалось в воздухе. Затихли и без того редкие птицы. Стылая, неестественная тишь.
– Поручик! – крикнул Лось, его голос разорвал окружающее безмолвие на секунду, но оно схлопнулось еще плотнее. – Клевцов!
Никто не отозвался на зов обходчика.
– Эхма, тудыть вас, – буркнул Лось себе под нос и спустился с насыпи по тропинке, промятой его попутчиками.
В подлеске островки травы чередовались с хвойной периной. Обходчик легко проследил тропу и вышел на широкую полянку, с одной стороны подпертую расколотым надвое камнем в два человеческих роста.
– Клевцов! – уже тише позвал Лось, лихорадочно крутя головой.
На поляне как будто повалялись кони – трава полегла в разные стороны, сломанные стебли цветов сочились свежим соком, в нескольких местах дерн вывернулся наизнанку, обнажая бледную вермишель корней.
И ни следа – ни топографа, ни поручика. Лось по привычке бросил взгляд на нуклидку. Экран горел зеленым, хотя около дрезины был черен как ночь – абсолютно чисто, обычный фон. Очень захотелось дать деру. Но обходчик натянул респиратор, выставил тридцатиградусный обзор и принялся разглядывать поляну внимательнее.
Нуклидка показала, что две радиоактивные полосы, как следы от саней, уходили с поляны в лес. В другую сторону они упирались прямо в расколотую глыбу.
Лось брезгливо, на цыпочках, подошел к скале – и увидел, о какой именно хреновине кричал исчезнувший поручик Седых.
Шота Георгиевич славился тем, что даже времянки ставил на века. Лагерь железнодорожников у станции Зима походил на картинку из строительного пособия. Фундамент – аккуратный квадрат сто на сто метров – сиял как лист глянцевой бумаги. Снег, пыль, дождь, грязь – ничто не липло к белому пластиковому покрытию. В самом центре квадрата расположились шатры, как колония островерхих десятиметровых грибов. Чуть сбоку примостилось угловатое двухэтажное здание фильтров воды и воздуха. К нему подходила труба от реки, тоже белая и скользкая на вид. Периметр окружала легкая ограда – не в защитных целях, а для напоминания: вход возможен только через расположенную в одном из углов квадрата мойку.
Так пойдет – и вырастет здесь когда-нибудь Новая Зима.
Гости прибыли одновременно с двух сторон.
Короткий состав – посвистывающий батареями локомотив и три прилизанных вагона в кевларовой броне – остановился у шаткой платформы, собранной строителями накануне. Сначала Шоте Георгиевичу показалось, что представитель министра путей сообщения приволок с собой свиту. Однако нет, не той масти ребята! Вслед за напыщенным осанистым чиновником – дутый серобуромалиновый воротник, видимо, заменял меха, – и суетливым остроносым секретарем из вагонов выгрузились настоящие вояки, человек двадцать. Нашивки саперного полка с Астраханского фронта. Лычки ранений, занозы облучений. Заныло под ложечкой.
А со стороны разбитого шоссе прямо по непаханному полю пробирался джип армейского образца, блестя тефлоновым напылением.
Пока Шота Георгиевич разбирался с высокими гостями, джип въехал на пластиковую решетку автомобильной мойки, примыкающую к фундаменту с противоположной стороны, и с водительского места выпрыгнул рослый загорелый мужик. Респиратор спущен на шею, голова затянута легкомысленной банданой, короткие усы и небольшая бородка аккуратно подстрижены. Завозилась под днищем машины поливалка, обрабатывая трансмиссию едким нейтрализующим раствором. Вылез из будочки дедок, приставленный к автомату мойщик, подслеповато сощурился:
