В-шестых — ну Павловы-то тут при чём? Если надо было помешать дойти до меня какой-то информации, так для этого существовала масса более жёстких и простых способов! Я уверен, что достаточно было Контролю или любому другому члену Большой Четверки явиться к Василисе и строгим голосом сказать: «Не смей сообщать Никите Самойлову то, что узнала» — она бы подчинилась. Ну она же не дурочка! Она как только поняла, что это опасно, стала от меня шарахаться! Почему Большая Четверка выбрала сложное решение, в итоге всё только усложнившее?
…Я обнаружил, что стакан с коньяком пуст, а сам я стою на кухне, глядя на забитые продуктами длительного хранения полки. Взял новую бутылку и большой пакет фисташек. Мне ведь всё равно, что есть и что пить.
Зачем я влез во всё это, за что погибли Тао-Джо, Макоррсанноакс и Тонсо?
Почему я не валяюсь спокойно на любимом диване, просматривая старый земной сериал?
А кстати, почему?
Я плюхнулся на диван, где нашла свою смерть предыдущая версия Василисы. Включил полицейский процедурал и честно попытался его смотреть.
Разумеется, всё было стандартно. Немолодой детектив с усталым лицом, скверным характером и кучей комплексов, оказался втянут в череду загадочных убийств, причём явно и он сам являлся целью преступника. Детектив старался как мог, проявлял чудеса изобретательности, прибегал к помощи друзей, бывших полицейских, как должное принимал женскую любовь и ласку (ну да, он ведь так крут), но запутывал ситуацию ещё больше. Под конец серии детектив пришёл домой в пустую одинокую квартиру, сел в кресло и принялся устало бухать, тупо глядя телевизор и мусоря объедками.
Ну никакой фантазии у режиссера! Нет бы показать, что детектив — общительный и обаятельный человек, дома у него любящая жена, на столе ждёт ужин, носятся весёлые умные дети, лает обрадовавшаяся возвращению хозяина собака. Всегда одни и те же схемы и приёмы…
Я допил коньяк, смахнул на пол с дивана кожуру от фисташек. Давно уже выбравшийся из угла робот-пылесос тихонько всосал её и откатился в сторону.
Может быть что-то другое посмотреть?
Если я никуда не стану ходить и ни с кем не буду общаться, вдруг мой загадочный неприятель оставит меня в покое?
Павловы-младшие станут заниматься бизнесом и выращивать клоны родителей, я продолжу смотреть кино и всё пойдёт своим чередом?
В конце концов, я ведь отомстил непосредственным виновникам нападения! Ани самоуничтожился по моему приказу, Разрешающий Последние Сомнения убит. А тягаться с Большой Четверкой — надо быть ненормальным.
Что смог — то сделал. Моя совесть чиста.
Я поёрзал на диване, вытянулся поудобнее.
Какое-то неудобство. Какая-то штука давит в спину…
Запустив руку между диванными подушками, я порылся и вытянул наружу маленькую сумочку. Даже не сумочку, у неё не было ни ремня, ни ручки. Скорее — косметичка. Тиснёная бледно-бежевая кожа, золотистая защёлка, крупные жёлтые камни в качестве украшения: не то топазы, не то жёлтые сапфиры или бриллианты. Судя по тому, что системы охраны её не замечала — ещё и экранированная, «невидимка».
В лёгком недоумении я смотрел на косметичку.
Только одна женщина была у меня недавно на этом диване. Здесь и умерла. Я уничтожил тело и протёр подушки, но сильно прибирать не пришлось — ани всосал в себя телесные жидкости. Так что косметичка мирно лежала между подушками, засунутая туда слишком неудачно, чтобы быть обнаруженной.
Или же слишком удачно.
Вернувшись тихонько из моей спальни, Василиса решила прихорошиться? Ну, допустим. А зачем запихивать косметичку поглубже?
Я держал в руках сумочку, мял её руками и думал: «Пусть там окажется помада. Помада, тушь, пудра… что там ещё женщины таскают? Крем для век, крем для щёк, крем для лба и этой… зоны декольте… И какой-нибудь талисман, и два-три презерватива…»
Может вернуть Василисе не открывая? Хороший повод заглянуть к Павловым…
Обругав себя за нерешительность, я открыл застёжку.
Да, там была зелёная тушь. И золотистый патрон нежно-розовой помады. И тюбик какого-то крема. И даже простенькая подвеска на серебряной цепочке, наверняка детский ещё талисман.
А ещё в косметичке лежал сложенный квадратиком лист бумаги и маленькая авторучка.
Уже понимая, что увижу, я сел на диване и достал листок. Он был влажный. Я аккуратно развернул его и увидел аккуратный почерк девочки-отличницы с хорошим классическим образованием. Крошечные ровные буковки. Знакомый мне по дневнику почерк Василисы.
— Свет на бумагу, — скомандовал я и в потолке включились светильники, узким лучом высветившие развёрнутый лист.
«Никита, если вы это читаете, то я мертва».
Я посмотрел на экран, где беззвучно шла вторая серия. Полицейский сыщик с грустным лицом сидел на корточках, глядя на распростёртую в крови девушку. Лица не было видно, но ясное дело, это та, с кем он переспал в первой серии.
— Я просто хочу прожить оставшиеся мне тридцать лет, — сказал я в пространство. Глубоко вдохнул, выдохнул. И начал читать дальше.
«Извините, что на вы. Это так глупо. Вы очень хороший, хоть и древний как мамонт».
— Ну спасибо, детка, — сказал я, будто разговаривая с запиской.
«Думаю, что на нашу семью напали вовсе не из-за папиной работы. И это не выходка маминого любовника, хотя папа наверняка так думает. Всё дело во мне, Никита. И ещё в моей бабушке. Вы не знаете, но она была в тестовой группе, хотела остаться в ущелье».
— Знаю, — возразил я.
«Ей не позволили, конечно, но она сбежала, вернулась и увидела Обращение. Бабуля говорила со Слаживающим…»
Да уж, упорства и храбрости Елене Денисовой было не занимать. Сбежала, значит. И поговорила. Когда, я же её не видел! Хотя… Слаживающая… точнее в её случае — Слаживающий, мог поговорить с ней так, что мы ничего и в двух шагах бы не увидели.
«Слаживающего тронула её отвага. Он не позволил ей пройти Обращение и объяснил, почему выбрал для него лишь стариков. Сказал, что они сделали с вами то же, что сделают с нашим миром. Бабушка говорила, что он был очень добрым и человечным. Как вы, Никита».
Я рассмеялся.
Это я-то добрый и человечный? Желчный древний мизантроп? Как же всё запутано в голове у юных девушек…
«Она видела битву. И потом часто о ней вспоминала. Собирала всякую информацию, хотела написать про это книжку. Бабушке было интересно, почему из семнадцати Обращённых трое умерло в процессе Обращения, она не верила, что это случайно. Тао-Джон, он раньше был её персональным телохранителем, нашёл для неё какого-то специалиста, вроде сыщика, кажется его зовут Донсо и он хро».
Я почувствовал, как у меня похолодело в груди.
Тонсо, что же ты наделал…
Почему ты смолчал? Почему не сказал мне? Хранил конфиденциальность клиента? Но ты же сам заметил, что от этой истории воняет!
«Хро очень долго искал, информации по тем людям было мало. Но он как-то договорился с двумя рили, они учёные и исследуют Обращение все эти годы — Макоррсанноакс и Дассатрамарр. Кажется, муж и жена. Не знаю, почему они поделились информацией, рили ведь упрямые, а тема Обращения „не очень рекомендуется к изучению“, как сказала бабуля. Наверное, она очень много заплатила. Рили назвали все три имени и нашли биографии этих людей. Кстати, никакого Джона Доу среди них не было. Тао-Джон сильно расстроился…»
— Дело не в деньгах, — пробормотал я. — Тонсо не отказал Тао-Джону, а Макс и Дасс Тонсо, потому что мы были вместе в ущелье.
Мы стояли крошечным отрядом — престарелые бойцы и принадлежащие к другим культурам наблюдатели. А на нас катилась волна безжалостных разумных существ, привыкших пожирать своих врагов. Мы сражались насмерть плечо к плечу. Мы уничтожили и вывели из Слаживания целую культуру, оставив её лишь строчками в энциклопедиях.
Такое не забывается.
«Бабушка сказала мне, что ничего общего в биографиях тех людей не было. И ничего отличного от прошедших Обращение. Кроме одного…»
